Товарищи
Шрифт:
Мазай пел нарочито громко, чтобы разбудить спящего, но тот не просыпался. Тогда Мазай так же не спеша подошел к койке новичка и крикнул:
— Эй, ты! Житель! Встань-ка! Слышишь? Проснись, если люди добрые просят.
Но спящий и на этот раз остался без движения. Мазай кулаком толкнул его в плечо:
— Просыпайся. Ну?
Тот с трудом приподнял голову и, ничего не понимая, сонно спросил:
— В чем дело?
Мазай отошел в сторону, будто ему никакого дела нет до новичка, и снова заиграл и запел:
Раз— Чего тебе надо?
Мазай резким движением обернулся и прервал аккорд.
— Если будят, значит, нужно. Живу в этой каюте я. Зовут меня Васька Мазай. Понятно? Слыхал, наверно?
Сон мгновенно оставил Жутаева. Борису захотелось тут же подняться с постели и повнимательнее, как редкую диковину, рассмотреть стоявшего перед ним с гитарой и неприязненно глядевшего парнишку, о котором он слышал сегодня столько разговоров. Но он вовремя сдержал себя и ничем не выдал интереса к Мазаю. Внешне он остался спокойным и даже безразличным.
— Мазай? Слышал, — сдержанно ответил он.
Мазай ожидал большего впечатления, но и эти два слова прозвучали для Васьки приятной музыкой. На лице его появились самодовольство и надменность, и он даже не пытался их скрыть.
— То-то. А кто тебе обо мне рассказывал? Наверно, наплели семь верст до небес и все лесом.
Жутаев не спешил с ответом.
— Да нет… Так чтоб специально — никто не говорил. А вообще упоминали твою фамилию, когда направляли в общежитие. Секретарь комитета комсомола сказал, что в комнате живет староста восьмой группы, и назвал тебя.
Мазай недовольно поморщился:
— Давно перекочевал сюда?
— Недавно. Наверное, часа два прошло, не больше.
— Ясно…
Мазай что-то промычал и под аккомпанемент гитары затянул:
Играй, мой баян, и скажи всем друзьям, Отважным и смелым в бою…Мазаю очень нравилось обрывать песню на полуслове, а игру — на самом звучном аккорде. Резким движением положив ладонь на струны, он спросил:
— Слушай, а тут больше никого не было? Вот на этой койке. Невысокий такой, волосы светлые. Розовенький да сытенький.
— Егор?
— Он самый. Значит, был?
— Был… Он ушел.
— Давно?
— Нет, не особенно.
— А не говорил, куда?
— Сказал, что в кино.
Мазай взглянул на дверь и, словно видя там Бакланова, погрозил кулаком:
— Ах ты, симулянт первой статьи! В кино захотел? Ничего, поймают. Сережка с Колькой такие тральщики — со дна моря выловят. Я тебе покажу, как мой авторитет срывать! Навсегда про кино забудешь.
Мазай снова заиграл и запел:
Эх, душа морская, Сильная, простая…Ты формовщик? — строгим тоном спросил он Бориса.
— Формовщик.
— В какую группу направили?
— В восьмую.
— Наша группа. Учти — группа передовая. Понял? А подгруппа какая?
— Подгруппа первая.
— Ага! Я в ней и состою и командую.
Мазай отвернулся и пропел:
Наверх вы, товарищи, все по местам, Последний парад наступает…Затем небрежно, словно нехотя, задал новый вопрос:
— У тебя кто отец?
Жутаев ответил таким же топом:
— Отец.
Он не мог говорить о своих родителях, если и тоне собеседника не чувствовал искренности.
— Известно, не бабка. Я про специальность спрашиваю.
— Инженер, — сухо ответил Борис.
Мазай презрительно улыбнулся. Он повернулся к Жутаеву и молча, не спеша начал рассматривать его, будто только сейчас впервые увидел.
— Вон ты из каких! — насмешливо сказал он. — А как же попал в ремесленное? Может, ветром загнало? Ваш брат все больше с белыми ручками ходит. Отец небось и на заводе белых перчаток не скидает. Грязно, можно пальчики замарать!
— А ты на заводах бывал?
— Нет, тебя дожидался. Один дороги не найду.
— А видел там инженеров в белых перчатках?
Мазай немного смутился.
— Ведь не видел? Правда?
— Ну, может, твой и не в перчатках… зато войны, пожалуй, и не нюхал, как, скажем, другие люди. На броне он, правда?
— Не знаешь, так и не говори! — горячо возразил Жутаев. — Мой отец в саперной части. И сейчас на передовой. Он строит понтонные мосты.
Мазай удивленно поднял брови, и насмешливая улыбка сошла с его лица.
— Ну, если так, то все в порядке. — Он повесил гитару над своей койкой и снова сел у стола. — А мой папашка — моряк. За море ничего не пожалеет, все отдаст! Он в Черноморском флоте служит, старшина второй статьи. Орденов у него, медалей — счету нет. А сколько раз был ранен! Всего насквозь продырявили, только ему хоть бы что. Моряки — народ закаленный! Герои! Я гоже, если придется служить в армии, — в моряки. Больше никуда. Мы с папашкой и по характеру и портретами — как две капли воды. Тебя как зовут?
— Борис.
— А дразнят?.. Ну, фамилия как?
— Моя фамилия Жутаев.
— Жутай, значит.
— Не Жутай, а Жутаев.
— Подумаешь! Будто не все равно, что в лоб, что по лбу. Ты вот что запомни: уж если попал в мою подгруппу— слыхал: в мою подгруппу! — с первого дня должен работать, как часы. На оборону работаем, детали для фронта формуем. Это тебе, брат, не утюги для домашних хозяек, чтоб пеленки гладить или всякие занавески на окна, а капут Гитлеру формуем! Ясно? Смотри, чтоб позора от тебя не было. Мазаевскую подгруппу все знают. Понятно? Не станешь выполнять план, будешь позорить меня — долго нянчиться не стану, в морской узел завяжу и на мороз выкину. Понятно?