Тойво
Шрифт:
– И тут, кажется, ты собираешься попросить меня о чём-то?
– Верно. У нас нет своих людей внутри Сорбонны. По сути, я один засланный агент. Но моё лицо уже знакомо охране склада. Их там, за пультом видеонаблюдения, обычно двое. Однако один из них, старик, сидит на месте ежедневно. Меняются только напарники. Взять нахрапом не получилось, и теперь нужен план «Б», с твоим участием. План аккуратный, неспешный, продуманный. В вашей группе методистом работает Инес Кювье. Она имеет доступ внутрь склада. Её можно как-то использовать.
Тойво не понравилась идея с Инес. Подставлять девушку не хотелось. А вот у него самого снова разгорелся азарт, схожий с тем, что случился с ним на пограничном контроле в поезде.
– Я полагаю, всё проще, чем ты думаешь. Не хочется говорить, что я круче всей израильской разведки, но попасть на склад и сфотографировать условия хранения русских книг, их количество и картотеку мне вполне по силам.
– Нет, Тойво. Ты не понял. Фотографии не нужны. Мы должны похитить всю русскую библиотеку.
***
6.
Вадим Лушников облегчённо вздохнул, получив подтверждение из типографии, что номер газеты успешно отправлен в печать. Хотя был четверг, для него это означало конец ещё одной недели. Он уже привык ещё со времён России, что главные редакторы живут не обычными отрезками времени, а от выпуска к выпуску. Сдал номер в срок расслабься, начинаем по новой. Его газета «Утренний курьер» выходила еженедельно по пятницам. Выходила в бумажном виде, при том что печатная пресса в основном уже вымерла. Он, конечно, тоже в своё время завёл интернет-приложение, и всё шло к тому, что от бумаги придётся отказаться. Однако после гибели исторической родины многие его читатели и друзья-соотечественники стали просить, чтобы единственная русскоязычная газета Кипра сохранилась в классическом бумажном виде. Этакая духовная скрепа, пахнущая типографской краской. Забавно, но за такое проявление ностальгии потребители согласились платить дороже.
Это позволило и обеспечить рентабельность печати, и усилить редакцию. Толковых журналистов на острове катастрофически не хватало. Молодёжи не было вообще и в его редакции работали в основном возрастные соотечественники. С ними работать тяжело. Зарплату опытным нужно платить большую, а редакционную политику проталкивать с трудом. Они великовозрастные зазнайки со своим мнением, и править их тексты приходится в спорах.
Вот и сейчас они чуть не опоздали со сдачей в типографию, потому что Лушников целый день спорил с Ковязиным как подавать главную тему номера. Ковязин, который в прошлой жизни был заштатным телерепортёром где-то в Астрахани или Архангельске и эмигрировал как истинный либерал прочь от российской цензуры, подавал гибель Антониса Демескоса чуть ли не с сарказмом. «Жил-был такой-то сынок олигарха, наследовал бизнес, порвал связи с соотечественниками и был наказан самим богом». Демескос погиб на горе Олимпос. Раньше это был не очень популярный горнолыжный курорт для редких любителей, теперь же, ядерная зима пошла ему на пользу, и самая высокая точка Кипра стала и самой снежной. На горе построили новые подъёмники, но такие как Демескос катались по индивидуальным трассам используя личные снегоходы, а то и вертолёты. При очередном подъёме вертушка Демескоса потеряла управление и рухнула на оголённый скальный участок. Лётчик и элитный пассажир погибли сразу.
Лушников знал покойника шапочно, но всё равно считал его одним из достойных сыновей своего народа. Компании его отца раньше рекламировались в «Утреннем курьере». И уже поэтому издание должно осветить смерть Демескоса с почтением. Русских на Кипре осталось не так много. Успешных русских и того меньше.
По крайней мере, выбранный журналистом Ковязиным заголовок для передовицы был грубоват – «Падение с Олимпа». Конечно, как журналист Ковязин попал в точку. Действительно падение было с Олимпа. Но контекст, который читался в статье намекал на другое, зазнался оторвался взлетел высоко упал насмерть. То, что название статьи получилось с подтекстом, опять же, нравилось главреду Лушникову. Но не в этом случае, поймите же, Ковязин, это не патриотично, давайте назовём наш некролог, например «Предпоследний русский». Ковязин вскипал и кричал, что какого чёрта Демескос должен быть предпоследним, да ещё и русским? И Лушников убеждал его, что в таком названии тоже скрыт подтекст, но уже политически правильный. Дескать, читатели поймут, что последние русские это как раз все они, все мы. И нужно беречь друг друга, невзирая на личные неприязни.
«Предпоследний русский» всё же категорически не устраивал Ковязина. Сошлись на компромиссном, а потому не таком ярком заголовке «Гибель на Олимпе». Плюс кое-что поправили в самом тексте статьи-некролога. Ковязин ушёл внутренне обиженный, главред чутко фиксировал такие вещи. Они были ровесниками, но не становились друзьями. В работе Лушников придерживался правила не заводить друзей. Ковязин, кстати, тоже не стремился к сближению, что впрочем, не мешало им ходить по пятницам на волейбол в спортзал другого соотечественника, бывшего знаменитого теннисиста.
Завтра, значит, не пойдут, рассоренные. Чем занять пятницу, которая в его графике считалась основным выходным днём после сдачи номера в печать? Семьи у Лушникова не было, он предпочитал свободные отношения благо, что их предпочитали и многие современные женщины. Встретиться, что ли, с этим болгарином, который приставал всю неделю через почту и телефон? Они и так договорились о встрече на завтра, но Лушников пассивно ждал, когда в голову придёт какая-нибудь отговорка, чтобы сообщить её болгарину в последний момент. Теперь же всё складывалось так, что время для встречи есть. Кажется, в почте маячило пришедшее днём письмо. Да, точно, Петко Митев прислал вопрос «На завтра всё в силе?» В пылу редакционного спора с Ковязиным Лушников не обратил на письмо внимания. Ответил: «Так точно! Ресторан Горизонт, 13:00».
***
Так точно! Бывший военный что ли? Надо дополнительно узнать у Керима болгарином был ни кто иной, как Стоун. Получив финальное подтверждение от Лушникова, он созвал летучку. Аналитики, впрочем, опровергли предположение, что объект был военнослужащим. Даже в армии не служил, ни в российской, ни тем более на Кипре. Просто диктаторские главредовские замашки.
У местной русской диаспоры не оказалось никакой формализованной структуры. Были только определённые центры активности. Ресторан «Горизонт», принадлежащий братьям Акунбековым. Сеть кофеен «Арбат». Яхт-клуб «Самсон» в Пафосе. Два фитнес-клуба в Никосии и Лимассоле. Плюс некоторые православные церкви и некоторые резиденции богатых русских, устраивающих вечера. Раз в год 9 мая русскоязычные собирались на свой национальный праздник на одном и том же месте на побережье. Вроде как по историческому поводу победы над фашизмом, однако содержательно мероприятие походило скорее на большой пикник с музыкой, танцами и барбекю.
Неформальным культурным центром можно было считать разве что газету «Утренний курьер». У неё был приличный тираж, пять тысяч экземпляров. И как выяснилось, раскупался тираж практически полностью. Главный редактор Вадим Лушников не ограничивался рекламой русских магазинов и спа-процедур, но и позволял себе большие пространные статьи и том, чем живёт русский мир на острове, и про то, что всем своим надо держаться вместе.
Решено было сблизиться с Лушниковым. Новая легенда для Стоуна предполагала, что он болгарин Митев, который хочет выпускать на Кипре аналогичную газету для своих соотечественников. И остро нуждается в консультациях русского коллеги. На Кипре была обширная болгарская диаспора, но она была ещё более разрозненная, чем русская. Оценки её численности колебались от десяти до тридцати тысяч человек, поскольку основная масса болгар приезжала сюда на заработки, вахтовым методом. Осёдлых болгар было не так много и концентрированно они не держались. По крайней мере, газету не выпускали точно.
Предполагаемая тактика фоксов в отношении русского главреда слегка отличалась от того, как они поступили в прошлый раз с Демескосом. Стоун так же должен был лично контактировать с Лушниковым. Керим и аналитики так же должны были контролировать переговоры дистанционно. Но игра в этот раз предполагалась долгая. Нужна была серия встреч, в ходе которых выяснились бы подробности жизни диаспоры, отношения между участниками, действующие лица, личные интересы, слабые места. Возможно, и даже наверняка, сам Лушников станет лишь первой ступенью, сведёт с более влиятельными людьми или группами. Стоун оправдывал встречу именно в ресторане: