Традиции & Авангард. №1 (4) 2020 г.
Шрифт:
Чума отступила, я так этому рада, она перестала маячить за каждым углом. Послушай, я хочу такие же шторки у нас в доме, желтые, как у прабабушки были, помнишь?.. А, мы выходим. До клуба пять метров, мне так хорошо, я готова всех обнимать, только сердце сильно колотится, я стараюсь не слушать его. Алинка на паранойе, думает, что найдут эску. Но при шмоне ничего не нашли… Мы внутри.
Мы внутри звенящей темной машины, мы в самой утробе, только почему так громко, сестра, ведь мы не сможем
Алина кричит:
– А ты не говори! Ты танцуй!
Она кидает меня в эпицентр скопившихся потных тел, мне не очень это нравится. И на самом деле мне и музыка такая не нравится, она в обычное время вовсе пугает. Будто выворачивает тебя, нутро наружу. А сестра отрывается как может. Она скачет под это техно, будто оно было создано для нее. Я закрываю глаза… Тун-тун-тун. Вот и вся незатейливая мелодия. Покачиваюсь. Меня тошнит.
Кричу:
– Алина, меня тошнит!
Кричит в ответ:
– Непутевая!
Идем в туалет, там сестра достает сигареты. На фильтре есть ямка, ею она зачерпывает эску, снюхивает. Целый колпак, алле. Брала бы по половине хотя бы. Мне она дает меньше, я втягиваю в себя, тошнить начинает больше. Унитаз рядом, кидаюсь к нему, из меня выходят яичница, все, что я пила, и, кажется, часть желудка. Ненавижу это.
Умываюсь, смотрю на себя в зеркало, чувствую свою всесильность.
Недовольно бурчу:
– Алина, я ненавижу, когда меня тошнит. Я ненавижу, когда меня рвет. Ты знаешь!
Алина смеется, отвечает:
– Кушать надо было меньше.
Так чертовски жжет нос. Проверяем обе, нет ли под ноздрями муки. Все ок. Мы выходим из туалета, выходим из клуба покурить. Сигареты кажутся неинтересными, ждешь от них одного, а получаешь ничего.
Рассказываю сестре, как хочу обустроить дом, каким должен быть наш быт, чем мы должны заниматься. Задумываюсь о мельчайших деталях, мне это доставляет как ничто никогда до этого. Мы болтаем без умолку, иногда в приливе чувств обнимаемся.
Второй раз заходим в клуб, он мне уже не кажется столь неприятным, я начинаю схватывать атмосферу. Кажется, что я стопроцентно ей подхожу. Свет белый, мерцающий, а комната красная. С черными полосками на потолке. Эти полоски как вены, как пульсирующие венки, я начинаю задумываться о прошедшем дне, о потерянной работе… Стоп. Тун-тун-тун. Алина рядом танцует, руки взлетают вверх, барахтаются там, потом опускаются. Будто дельфины появляются из воды на несколько секунд. Мне хочется поделиться своими мыслями, я выдергиваю Алину из психоделической кашицы тел, кричу, что все, поехали домой.
Сестра мне в ответ:
– Пешком пошли!
Во время часовой внеплановой прогулки мы только разговаривали. Все время перебивали друг друга. Нас захлестывали эмоции, мы не могли выбрать наиболее важную тему, потому что все они были значимыми. В каком-то парке в кустах снюхали еще по колпаку, потому что меня начало колотить от холода, одеты мы были совершенно не по погоде. Интересно, что холод не чувствуется, на него реагирует только тело. Так, дома я обнаружила свои пальцы на ногах синими.
Мне было лучше, чем когда-либо. Я не могла подумать, что так можно. Не чувствовать стеснения, плыть в ритме этого мира, не обращая внимания на голод, холод и остальные пакостные вещи.
Только под конец пути, когда мы уже подходили к дому, я начала замечать, что что-то не так. У сестры слишком сильно тряслись руки и бегали зрачки.
Я спросила:
– Ты как, ватрушка?
– Мне надо еще, много. Ранние отходняки. Но я не хочу домой. Мне дома страшно. Давай не пойдем? Просто не пойдем? Во дворе посидим.
Мы пошли домой. Она села в гостиной на пол, прижалась к батарее, быстро шептала:
– Как приятно щупать батарею, особенно когда у себя не топлено. Не тепло. Просто нечем платить. Я люблю водку, но только не и на краткосрок.
– Что ты имеешь в виду?
Я сделала ей две жирные дороги. Потом ее трясло еще сильнее. Я заварила ей чай. Она ходила вдоль стен и терлась об них, сказала только, что тетя Галя нас наверняка подслушивает. Я пыталась скормить ей валерьянку, но она только недоверчиво на меня зыркала. В это время и меня начало потряхивать. Сестра говорила, что лучшее средство с отходосов – это водка. Только не переусердствовать, а то можно словить обморок.
Алина начала перерывать какие-то бумажки, я не могла понять, что она делает. Наконец она уселась на диван, просто смотрела, просто смотрела, просто смотрела. На меня. На стену. На дверь. Я не ждала этого, это был какой-то дурной файнал батл со смертью. Мне так казалось. Я не представляла, что творилось у нее в башке. Она сходила умыться, начертила себе еще.
…
Алиночка, родная моя, мы должны держаться вместе, слышишь, слышишь, несмотря ни на что, у нас же никого нет.
Я смеялась и плакала, обнимала ее, такую дурочку.
Она снюхала дорогу. Алина, надо отпустить всех мертвяков, надо вместе держаться.
Она заревела, как маленькая девочка, у которой все отняли, я успокаивала ее.
Что делать, если где-то там, среди густых серых-серых облаков, распорядились так. Чтобы все умерли. Чтобы родители разбились на машине. Чтобы бабушка разболелась от горя.
Алина, мы должны держаться вместе, дай мне руку, в этой руке уже все есть, нам ничего и никого не надо, родная, ничего и никого. Мы справимся.