Траектория судьбы
Шрифт:
– Хочу уточнить сразу: отвергаю лишь некомпетентное мнение, – я выразительно посмотрел на папку с документами. – Борьба за надежность оружия при переходе на малый калибр требует иных, нестандартных, подходов и даже отступлений от некоторых классических схем. Усложнение какой-либо детали или узла, повышающее живучесть автомата, на мой взгляд, оправданно.
– Но вам ли, конструктору с опытом, не знать, что усложнение конструкции – это и повышение трудоемкости изготовления, и удорожание в производстве.
– Александр Афанасьевич, как бывший солдат я всегда стараюсь поставить себя
– Абсолютно верно, – согласился со мной Григорьев. – Только нам с вами при решении опытно-конструкторских тем следует подниматься на уровень и государственных интересов.
– Неужели вы считаете, что я, усложняя конструкцию, не думаю об экономической стороне дела?
– Ладно, не будем горячиться, – успокаивающе поднял ладонь Григорьев. – Лучше повернем разговор в несколько иную плоскость. Что в работе над образцом вызывает наибольшие трудности и как вы выходите из сложных ситуаций? Насколько мне известно, главная загвоздка заключается в отработке стволов.
– Да, со стволами большие трудности. И, как понимаю, не только у меня, но и у других разработчиков оружия. Низкая живучесть. Моментально изнашиваются нарезы. Что и говорить, малый калибр да еще слишком «жесткая» пуля – все это сочетать нелегко.
– И какие, если не секрет, планы по уменьшению износа?
– Секретов больших тут нет. Увеличиваем хромированное покрытие внутри ствола, изыскиваем другие способы повышения его износостойкости. – Я стал перечислять то, что мы делаем. – Сейчас боремся с водобоязнью автомата. К сожалению, еще один недостаток малого калибра – вода из ствола сама не вытекает.
– Конечно, солдату в бою не до того, чтобы для удаления капель воды то и дело опускать оружие стволом вниз, трясти его и при этом передергивать затвор, – поразмышлял вслух Александр Афанасьевич. – Не писать же отдельную инструкцию, как вести себя, если вода попадает в ствол.
– А что, таковая имеется, к примеру, у американского солдата по винтовке М16. Но мы вышли в устройстве автоматики и ствола за рамки классической схемы. Для исключения выштамповки капсюля и разрыва гильзы боек вывели за зеркало затвора и полнее замкнули чашечку затвора.
– Но подождите, такая вольность в конструировании оружия никогда не разрешалась! – воскликнул Григорьев. – Вы действительно перешагнули границу, через которую, считалось, переходить нельзя.
– Поначалу и мы сомневались, – подтвердил я слова генерала. – Тем не менее, все получилось. Конструкция, правда, несколько усложнилась. Но у нашего автомата пропала водобоязнь, а у солдата прибавится уверенности, что его личное оружие в бою не подведет ни при каких обстоятельствах.
Разговор у нас затянулся. Александр Афанасьевич хотел обстоятельно разобраться во всех деталях работы над новым образцом. Один за другим снимались вопросы «из папки», возникшие у тех, кто видел лишь одну сторону нашего проекта – усложнение конструкции. Видимо, они так и не поняли, во имя
Проектирование и разработку нового автомата под малокалиберный патрон вели несколько конструкторских бюро. Многие мои коллеги участвовали в соревновании – А. С. Константинов, Г. А. Коробов, Ю. М. Соколов, Ю. К. Александров, А. И. Шилин и другие.
Первые же испытания в 1968 году показали, что все представленные автоматы не удовлетворяли требованию по весу: конструкторам не удалось сделать образцы легче 3,2 кг (вес АКМ – 3,4 кг). Не помогло и использование в некоторых образцах нового принципа «сбалансированной автоматики». Хотя показатели кучности стрельбы у них были выше.
В том конкурсе было создано и неоднократно испытано немало оригинальных образцов. По некоторым из них еще на первых этапах – в научно-исследовательском институте, на полигоне во время испытаний – заключение давалось однозначное: учитывая бесперспективность представленной системы, считать ее дальнейшую доработку нецелесообразной.
С одним из «сошедших с дистанции» разработчиков нового автомата, образец которого не рекомендовали даже для дальнейшей доработки, мне довелось ехать после испытаний, ставших для него неудачными, в одном купе до Москвы. Огорченный своим поражением конструктор все сокрушался, что к его образцу подошли предвзято, поругивал слишком принципиальных испытателей, неуступчивых представителей главного заказчика. Словом, обвинял в неудаче кого угодно, только не себя. И вдруг, ничуть не смутившись, предложил:
– Михаил Тимофеевич, давайте объединим наши усилия и представим новое изделие на дальнейшие испытания. Ваше имя, мои идеи – и мы непобедимы! – патетически воскликнул он.
Я, ошеломленный, только и смог произнести:
– Да как вы можете?!..
– Не верите, что у меня есть интересные идеи? Могу документально подтвердить. Авторские свидетельства на изобретения у меня с собой. – Конструктор стал вытаскивать из внутреннего кармана какие-то бумаги.
– Не надо, прошу вас, – остановил я его. – Не привык я свое имя разменивать. Что же касается идей, у меня и самого их хватает. Так что поищите себе в партнеры кого-нибудь другого, если, конечно, кто-то согласится на подобное «сотрудничество».
Я отвернулся к окну. Огорченный моей несговорчивостью конструктор встал и вышел из купе со словами:
– Напрасно отвергли мое предложение. Константинову вы все равно проиграете. Ваше дело безнадежно.
Он, видимо, ничуть не усомнился в ценности своего предложения, совершенно не считая, что оно откровенно цинично, бесстыдно, безнравственно.
К сожалению, подобные, как я их называю, «прилипалы», в конструкторском творчестве не единичны. Разными способами они присасываются к разработчикам систем, пытаются свое имя внести в любые списки, чтобы не только значиться в них, но и стричь купоны – и моральные, и материальные. При этом часто такой «конструктор» за новизной решений прячет свою конструкторскую бесплодность, нанося непоправимый вред развитию истинного технического творчества. И в новых разработках обрекает себя на неудачу, если не идет в своих поисках дальше формул, дальше незначительных усовершенствований…