Трафальгар стрелка Шарпа
Шрифт:
– Приятно, когда вокруг такие представительные джентльмены! – воскликнула Матильда на своем эксцентричном английском, заслужив высокомерный взгляд его светлости.
Лорд Уильям кивнул жене, чтобы та села рядом с Полманом, как раз напротив Шарпа. Блестяще играя роль, леди Грейс недовольно посмотрела на мужа. Лорд Уильям пожал плечами – увы, он бессилен избавить жену от общества этого зарвавшегося выскочки.
Каких-нибудь восемь часов назад Грейс лежала в объятиях Шарпа, но сейчас никто не усомнился бы, что ее светлость презирает простого прапорщика.
– Шестьдесят девять миль, – провозгласил лейтенант Тафнелл, присоединяясь к пассажирам, – мы надеялись, будет больше, но ветер подвел.
– Моя жена, – лорд Уильям встряхнул салфетку, – утверждает, что нам следовало обогнуть Мадагаскар с другой стороны. Это так, лейтенант? – Было очевидно, что его светлость уверен в обратном.
– Леди Грейс права, милорд, – отвечал Тафнелл, – южнее африканского побережья проходит очень сильное течение, но в Мадагаскарском проливе часто штормит. Поэтому капитан выбрал другой путь, хотя, повторяю, многое будет зависеть от ветра.
– Я же говорил вам, леди Грейс, – лорд Уильям посмотрел на жену, – капитан свое дело знает.
– А я думал, что мы хотим опередить конвой, – обратился к лейтенанту Шарп.
Первый помощник пожал плечами.
– Повторяю, если повезет с ветром. Прошу вас, господа. Майор, салат из капусты? Шарп? Это блюдо называется читни или четни? Наверное, правильнее будет чатни – такая индийская приправа. Немного вина, барон? Этот замечательный язык и вино пожертвовал к общему столу майор Далтон.
Гости, наблюдая, как лейтенант нарезает блюдо и передает тарелки, бормотали похвалы щедрости шотландца. Неожиданно сильная волна качнула судно, и тарелка вырвалась из рук майора – тонкие ломти языка упали на полотняную скатерть.
– Lapsus linguae, – многозначительно заметил Фазакерли, вызвав слабые смешки за столом.
– Хорошо сказано! – воскликнул лорд Уильям.
– Ваша светлость очень добры. – Адвокат почтительно склонил голову.
Лорд Уильям откинулся за спинку кресла.
– А вы почему не смеетесь, мистер Шарп? – ядовито поинтересовался он.– Не любите каламбуры?
– Каламбуры, милорд? – переспросил Шарп, отлично понимая, что выглядит неучем и тупицей.
– Lapsus linguae означает оговорку, языковую оплошность.
– Спасибо, что просветили, – раздался резкий насмешливый голос с другого конца стола. – Ничего смешного не нахожу.
Голос принадлежал Эбенезеру Файрли – богатому торговцу, который вместе с женой возвращался из Индии на родину.
Лорд Уильям посмотрел на набоба – дородного джентльмена с прямым и резким взглядом.
– Не уверен, Файрли, – произнес его светлость, – что латынь необходима в коммерции, но знание латыни обязательно для джентльмена, равно как и французский для дипломата. Если мы хотим, чтобы новый век стал веком мира и прогресса, нам нужны образованные джентльмены и дипломаты. Цель цивилизации, – тут лорд Уильям бросил презрительный взгляд на Шарпа, – усмирение варварства.
– Вы хотите сказать, что нельзя быть джентльменом, не зная латыни? – возмущенно воскликнул Файрли. Его жена вздохнула, не одобряя того, что муж решил ввязаться в спор с аристократом.
– Джентльмен должен стремиться к совершенству. А офицер, – лорд Уильям не смотрел на Шарпа, но все за столом понимали, кого он имеет в виду, – просто обязан быть джентльменом.
Файрли изумленно покачал головой.
– По-вашему, нужно отказывать в королевском патенте тем, кто не знает латыни?
– Офицеры должны быть образованными, – упрямо возразил лорд Уильям.
Шарп уже готов был сказать что-нибудь резкое, но тут чья-то нога опустилась на его правый ботинок. Он взглянул на леди Грейс, ибо это могла быть только она, но ее светлость на него не смотрела.
– Я согласна, дорогой, – ледяным тоном промолвила леди Грейс, – необразованные офицеры позорят армию. – Ее ножка скользнула к Шарповой лодыжке.
Лорд Уильям, не привыкший к поддержке жены, бросил на нее удивленный взгляд и благодарно улыбнулся.
– Если мы хотим, чтобы армия не превратилась в сборище черни, – провозгласил он, – ее должны возглавлять образованные люди.
Эбенезер Файрли поморщился.
– Когда Наполеон вторгнется в Британию, милорд, никто и не вспомнит, владеют ли офицеры латынью, греческим, английским или говорят на каком-нибудь варварском наречии! Лишь бы они знали свое дело!
Нога леди Грейс еще крепче прижалась к лодыжке Шарпа.
Лорд Уильям фыркнул.
– Наполеон никогда не вторгнется в Британию, Файрли, и об этом позаботится наш флот. Императору Франции, – презрительно процедил лорд Уильям, – недолго осталось щеголять короной. Рано или поздно он совершит ошибку, и во Франции к власти придет другое правительство. За последние несколько лет мы видели республику, директорию, консульство, а теперь вот империя! Империя чего? Сыра? Чеснока? Нет, Файрли, Бонапарт долго не продержится. Он авантюрист, головорез. Он так долго стоит у власти, потому что до сих пор одерживал победы, но везению любого авантюриста когда-нибудь приходит конец. Когда он проиграет, мы будем иметь дело с серьезными людьми в Париже. Людьми, с которыми мы и заключим мир. И ждать осталось недолго.
– Надеюсь, ваша светлость правы, – с сомнением промолвил Файрли, – но пока у нашего приятеля Бонапарта вполне хватит сил, чтобы пересечь Ла-Манш!
– Французы забыли, когда в последний раз их корабли выходили в море! – продолжал настаивать лорд Уильям.
– У меня брат служит в военном флоте, – тихо заметил Тафнелл. – Он утверждает, что при сильном восточном ветре кораблям блокадной эскадры придется искать укрытия, и тогда французы смогут беспрепятственно покинуть порты.
– Однако если за последние десять лет этого не случилось, – заметил лорд Уильям, – думаю, мы и дальше можем спать спокойно. – Нога леди Грейс продолжала поглаживать лодыжку Шарпа.