Трагедия и комедия русских 'блатных' словарей
Шрифт:
Действительно, значительная часть лексического материала почти всех нынешних "словарей" русского арго бездарно "содрана" из перечисленных выше изданий. Замечу, что и сам Трахтенберг не чурался довольно безграмотных компиляций из Всеволода Крестовского, Владимира Даля и словарей офенского языка, так что пользоваться его исследованием надо с особой осторожностью, лишь будучи хорошо знакомым с другими источниками, особенно с условными языками русских ремесленников и торговцев. Разумеется, авторы современных "блатных" лексиконов от этого далеки. Поэтому их работы полны жутких искажений и диких толкований. Сюда же составители валят без разбора лексику ГУЛАГа, а также лексику словариков органов внутренних дел "для служебного пользования" (обычно составленных полуграмотными "ментами", часто тоже не чуждавшимися плагиата из Трахтенберга). Если добавить собственные "наблюдения"
ЗА ПРИМЕРАМИ далеко ходить не надо. Вот "Толковый словарь уголовных жаргонов" Ю. Дубягина и А. Бронникова (М., 1991) и "Краткий англо-русский и русско-английский словарь уголовного жаргона" Ю. Дубягина и Е. Теплицкого (М., 1993). Как справедливо замечает Плуцер-Сарно, это - необработанные словарные материалы, причем не менее половины словаря - общеупотребительная лексика (городское просторечие, диалектная речь , сленг, не имеющие отношения к воровскому языку). "Отсутствие какого-либо научного аппарата, принципов построения словаря, полное отсутствие стилистических помет, грамматических материалов, указаний на морфологическую природу слов, четких определений значений, по сути, выводят эту работу за рамки лексикографии. Это вообще не словарь" - справедливо замечает критик. При этом значительная часть "блатных" слов и выражений либо переврана, либо неправильно истолкована. Например, "масть" означает касту в арестантской иерархии (вор, козырный фраер, мужик, козел и т.д.), а вовсе не "принадлежность к определенной преступной категории по виду деятельности" (то есть домушник, скокарь, гопник и пр.), как того хотелось бы авторам. Подобное невежество встречается у авторов на каждом шагу, устаревшая и современная лексика смешаны в одну кучу без всяких помет.
Печальную картину представляет "Словарь воровского языка" (Тюмень, 1991). Чтобы составить представление о знаниях авторов, достаточно нескольких примеров. Так, по их мнению, "воровским выражением" является следующее - "клевые блуевые трузера с кокетками на боксайде"! Сленг стиляг середины 70-х годов, которых в уголовной среде презрительно именуют "додиками"... В качестве блатной лексики выступает также "КАТОН ТРУЩИЙСЯ одежда из джинсовой ткани, которая после носки изменяет свой первоначальный цвет, вытирается". Не комментирую. Хотя встречаются иногда очень приличные словарные статьи, особенно касающиеся воровских инструментов и карточного шулерства.
К подобного же рода словарям можно отнести лексиконы, включенные в издания "По ту сторону закона. Энциклопедия преступного мира" Льва Мильяненкова (Санкт-Петербург, 1992), "Законы преступного мира молодежи" Виктора Пирожкова (Тверь, 1994) и все словари "для служебного пользования", с которыми мне приходилось иметь дело. Исключение составляет "Сборник жаргонных слов и выражений, употребляемых в устной и письменной форме преступным элементом" М. Никонорова (М., 1978). Автор честно пытался собрать воедино все, что знал и слышал о языке уголовников, и в результате вышел полный ералаш. К тому же составитель страшно безграмотен, и читать сие пособие без содрогания невозможно. Но, по крайней мере, малая толика слов и выражений современного арго в сборник вошла, хотя и в изуродованном виде.
Обидно, что некоторые авторы, которые могли бы создать достойный словарь, опираясь на собственный опыт (например, исследователь криминальной субкультуры подростков Пирожков), поддаются искушению компилировать бездарные творения, в итоге их собственные словарные материалы тонут в мутном потоке невразумительной лексики, не имеющей отношения к уголовному арго.
ВЕНЦОМ БЕЗДАРНОСТИ И НЕКОМПЕТЕНТНОСТИ можно по праву назвать "Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона" Данцика Балдаева ("Края Москвы", 1992) (переиздана в двух томах под названием "Словарь блатного воровского жаргона" (М., 1997)). Вот как характеризует словарь Плуцер-Сарно:
"Самым большим по объему и самым безграмотным стал "Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона: Речевой и графический портрет советской тюрьмы" (Д. С. Балдаев, В. К. Белко, И. М. Исупов), изданный в Москве в 1992 году. Это издание представляет собой хаотические материалы, которые даже трудно назвать "словарными". При этом лишь незначительная часть этих материалов имеет отношение к воровскому арго. В этой книге читателю предлагаются просто списки слов без указания на их грамматическую, семантическую, стилистическую природу. 30% этих слов - это общеупотребительная интердиалектная (просторечная) лексика, в том числе обсценная; примерно 5% - литературная лексика, 5% - иноязычные слова, не имеющих никакого отношения к русскому арго, еще примерно 5% - диалектные, областные слова. из заявленных Из 11 тысяч слов, якобы включенных автором в словарь, лексем, предположительно имеющих отношение к воровскому жаргону, оказалось в несколько раз меньше... Количество совершенно литературных слов, включенных в словарь приводит читателя в полное недоумение...: адонис 'красивый молодой... педераст', амбразура - 'окно...', ансамбль 'сборище...', антилопа - '...девушка', антресоли - 'верхний ярус...', архаровец - 'хулиган', бабахнуть - 'выстрелить', бабочка - '...галстук', банан - 'мужской половой член', бегемот - '...толстяк', берлога '...укромное место', бизнес - 'сделка', бревно - 'глупый человек', бутон 'красивая девушка', вода - 'пустой разговор', гардероб - 'униформа...', голубой - 'гомосексуалист', громила - 'мужчина крупного телосложения..., погромщик', гроши - 'деньги', губошлеп - 'болтун', гусар - 'повеса', записка - 'письмо', клык - 'зуб', клюв - 'нос', клюка - 'трость', критика - 'брань'. В самом деле, зачем включать в словарь слова, которые есть во всех словарях русского литературного языка?"
При всем при том издатели не постеснялись предпослать словарю предисловие, отдающее безоглядной хлестаковщиной: "Предлагаемый вниманию читателей "Словарь..." - единственное в своем роде издание, предпринятое в России за все годы Советской власти... Публикуемый в книге собственно словарь русского лагерно-блатного арго содержит около 11 000 лексических единиц, причем в большинстве своем это активная лексика. По объему материала словарь может стать базовым для любого другого аналогичного словарного издания...В качестве речений - иллюстративного словесного материала в статьях словаря даются примеры живой письменной речи носителей жаргона (публикуются подлинные письма и записки воров, заключенных, проституток и т.д.)...Чтобы в полной мере оценить объем выполненной работы, достаточно сказать, что самый опытный член авторского коллектива - Д. С. Балдаев посвятил изучению лагерных субкультур около 40 лет жизни...".
Ну, что сказать? Разумеется, указанный словарь - далеко не единственное издание подобного рода (к моменту его выхода одних только "послеперестроечных" лексиконов "блатной фени" уже насчитывалось немало). Использовать его как базовый положительно невозможно, поскольку он представляет из себя невразумительную и безграмотную компиляцию. Что касается самого автора, можно лишь сожалеть, что за 40 лет "изучения лагерных субкультур" он ничему не научился.
А вот на "подлинных письмах воров" придется заострить внимание. Все они - плод грубой, неумелой мистификации и никакого отношения ни к жаргону, ни тем более к воровским малявам и ксивам не имеют. Видимо, авторы накропали эти уродливые эпистолы, пользуясь диким воляпюком, лексику для которого они черпали в собственном "словаре":
"Здорово, дед!
Вот прошло больше пяти лысаков как от хозяина. Отросла лешога... Апирекция была всего два года... Как прицокался, балдел у корынки. Дергали в гадиловку, где петюкали алты как вшиварю или анохе... Особо фордыбачился фурсик из кадетов..."
Из всей этой галиматьи к уголовному жаргону имеют отношение слова "хозяин" (начальник тюрьмы или колонии), "гадиловка" (отделение милиции) и "дергать" в значении вызывать, приводить (типично арестантское словцо) да, пожалуй, "корынка" (хотя нынче обычно используется лишь "корынец" - отец). Остальное - плод больного воображения составителей. И главное: зачем вообще бывшему арестанту, находящемуся на свободе, писать "вольному" приятелю безобидное письмецо о своей жизни (живу у мамы, отросли волосы, перевоспитывают менты) - на арго? По-другому изъясняться не может? Полная ерунда. Так может рассуждать лишь профан, никогда не слышавший живой жаргонной речи.
То же дремучее невежество - и в "липовых" "воровских записках". Вот один из перлов - "Дубарь заначен в худуке" (труп спрятан в колодце). Просторечное "заначить" означает: припрятать на время, оставить "на потом", чтобы позже использовать. Так говорят о еде, куреве, наркотиках, деньгах... С какой целью неизвестные "воры" "заначили" труп - чтобы доесть или докурить? "Худук" же сроду не был словом жаргонным. Это - диалектная лексика (см. "Толковый словарь" Даля). Еще до революции малограмотные составители "воровских словарей" включили слово в состав жаргона, поскольку слышали его от арестантов из крестьянской среды и посчитали "уголовным"... Нынче ни один "сиделец" не скажет, что значит "худук" (сомневаюсь, чтобы это знали и современные сельские жители).