Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944

Стахов Хассо Г.

Один из командиров рот в эти дни затянувшихся лесных боев находит самый лучший способ управления подразделениями, когда приходится действовать вслепую, не видя друг друга. Он решает подавать сигналы с помощью свистка. Вот что рассказывает об этих днях обер-лейтенант Зигфрид Вебер, командир одного из батальонов 49-го легкопехотного полка 28-й дивизии: «В сплошном густом лесу и прилегающем к нему кустарнике бой велся, как правило, с близкого расстояния, переходя в рукопашную схватку. Все чаще противнику удавалось с помощью танков и приданной пехоты вклиниваться в наше расположение. Мы отражали его атаки автоматическим оружием, ручными гранатами или саперными лопатками в рукопашном бою. Русские входили в состав одной из элитных частей. Никто из них и не помышлял сдаваться. В плен попадали только раненые».

Батальон

обер-лейтенанта Вебера придан 121-й пехотной дивизии на северо-восточном фланге русского вклинения. Задача дивизии заключается в закрытии бреши на «электропросеке» (линия высоковольтных передач, ведущая от Волховской ГЭС через Гайтолово к Петербургу. — Ю. Л.). С юга то же самое должна сделать 132-я пехотная дивизия. Батальон Вебера переподчинен 407-му пехотному полку 121-й дивизии. Обер-лейтенант рассказывает: «Передовые подразделения полка намертво залегли в 400–500 метрах от объекта атаки — одной из высоток перед Гайтолово. „Электропросека“ тянется по северному склону обратного ската голой высоты, мощно укрепленной, и где отрыты глубокие окопы и установлены орудия». В течение двух суток 407-й полк уже пытался безуспешно атаковать, но никак не мог закрыть здесь котел окружения. 132-я пехотная дивизия также залегла в 800 метрах южнее этой высотки. Ей предстоит еще раз подняться в атаку, в то время как северная группа должна удерживать свою позицию. Но все оказывается не так просто, как это звучит на словах. Вебер продолжает свой рассказ: «Противник полностью господствует в районе боевых действий, ведя настильный и навесный огонь своими артиллерийскими орудиями и минометами. Они стреляют как из котла, так и с высоты, а также с восточного направления. Снаряды разрываются, ударяясь о стволы деревьев. Но солдаты не в состоянии окопаться, так как после каждой попытки вынуть грунт саперной лопаткой в этом месте сразу же появляется вода. Почва здесь влажная и болотистая, ко всему прочему несколько раз в день идет дождь. Ночью температура падает ниже нуля градусов. Солдаты насквозь промокли. Плащ-палатки от дождя и холода задубели. У нас почти нет возможности хотя бы немного вздремнуть. От русской позиции нас отделяют всего 30–50 метров».

Обер-лейтенант Вебер не теряет самообладания в этом кошмаре. Позднее он расскажет, что просто рассчитал, сколько времени его 3-й батальон сможет еще продержаться в таком аду. Неизвестно, вспоминал ли он о словах, которые ему вдалбливали в военном училище: «Первой заповедью на войне является решительность действий. Каждый военнослужащий, независимо от того, является ли он самым крупным военачальником или солдатом-новобранцем, должен постоянно помнить, что невыполнение задачи влечет за собой более тяжкие последствия, чем ошибка в выборе средств». Возможно, желание спасти своих солдат стало для него поводом к решению, которое он в конце концов принял. Вероятно он сказал себе: «Конечно, если батальон займет высотку, то на него наверняка обрушится еще более сильный огонь врага, а кроме того, через занятую немцами господствующую позицию могут попытаться прорваться на восток окруженные красноармейцы. Но зато, заняв высоту, он окажется в выигрышном положении, так как эта позиция русских оборудована в сухой почве. Тем самым крышка котла захлопнется, и потери, которые при этом могут возникнуть, будут оправданы». Итак, следует приказ: «В атаку, вперед!»

В решающий момент Веберу удается воспользоваться результатами атаки немецких пикирующих бомбардировщиков, парализовавшей действия русских. Смелость отчаянного решения по принципу «Все или ничего» гонит солдат 3-го батальона из их примитивных укрытий, и они устремляются вперед на высоту, в то время как земля еще сотрясается от разрывов бомб, а в воздухе висит облако дыма. И происходит чудо: немцы в мгновение ока очищают позицию от русских, которые отступают. В 3-м батальоне имеется лишь один раненый. Обер-лейтенант Вебер получает «Железный галстук» — так солдаты называют Рыцарский крест.

22 сентября 83-й легкопехотный полк 28-й дивизии докладывает, что русские продолжают упорно прорываться на запад, к Неве. Однако уже 23 сентября 49-й легкопехотный полк этой же дивизии сообщает, что под Гайтолово отмечены массовые попытки противника пробиться

из района окружения назад на восток. И действительно, войска Гагена еще раз прорывают там линию заграждения. Батальоны 121-й и 132-й пехотных дивизий вынуждены занять круговую оборону. В конце концов 3-й горнострелковой дивизии вновь удается закрыть линию заграждения. 25 сентября, как повествует хроника 83-го легкопехотного полка, «наступательные возможности окруженного противника оказываются, по всей видимости, исчерпанными. В течение нескольких недель русские с беспримерной храбростью бросаются в атаку на немецкие позиции. Но их попытки оказались безуспешными». 26 сентября русские дают волю своему негодованию в ответ на упрямство немцев. В течение трех часов они обрушивают массированный огонь на немецкие позиции у Невы и в тылу 83-го легкопехотного полка. Через двое суток все это повторяется. 28-я легкопехотная дивизия теряет в этом Первом Ладожском сражении 717 человек убитыми, 88 пропавшими без вести и 3276 ранеными.

В полосе ответственности 132-й пехотной дивизии бои понемногу затухают. Артиллерийские подразделения Гагена в последнюю минуту сумели покинуть котел. Теперь они огнем накрывают с востока солдат 132-й дивизии, которая в начале октября впервые создает в болотистой почве у речки Черной сплошную передовую линию фронта.

Манштейн делает запись: «Противник понес тяжелейшие потери, в том числе во время безуспешной попытки освободить окруженные части. Взяты в плен 12 000 человек. Восстановлено первоначальное положение на восточном фланге фронта 18-й армии. Наши дивизии также понесли значительные потери. Боеприпасы, выделенные на операцию „Северное сияние“, уже израсходованы».

В итоговом донесении о Первом Ладожском сражении зафиксированы следующие трофеи: 193 орудия, 244 танка, 101 противотанковая пушка, 491 миномет, 843 пулемета. Сбиты 289 советских самолетов, в то время как свои потери составили 31 самолет. Убиты и ранены 671 офицер и 25 265 унтер-офицеров и солдат.

Русские занижают размеры своего поражения, сообщая о 60 000 убитых и плененных немецких солдатах, а также о 260 сбитых самолетах, 200 уничтоженных танках, 600 орудиях и минометах. Так ли нужны эти преувеличения? Русским ведь удалось предотвратить угрозу «Северного сияния» под Ленинградом, прежде чем она стала реальностью. Это была Пиррова победа немцев, а для русских просто победа, независимо от того, верные или фальшивые цифры были представлены при этом.

Из журналов боевых действий батальонов 132-й пехотной дивизии мы узнаем о дождливых ночах, холодных и залитых водой окопах, непрерывном огне противника. Постоянно теряется ориентировка. Постепенно подразделения сокращаются до одиночных солдат. Раненых, закрытых мелким кустарником, зачастую не удается найти, и многие из них умирают в мучениях, забытые всеми. Растет число пропавших без вести. Русские, хорошо замаскировавшись, дают немцам возможность обойти себя, а затем вновь бросаются в бой. С быстротой молнии создают они новые позиции, хорошо оборудованные в тактическом отношении и трудно доступные. Время от времени район боевых действий накрывает густой туман.

В найденном дневнике командира 859-го советского стрелкового полка имеется такая запись, сделанная 4 сентября 1942 года: «Наш сосед, 861-й полк, атакует в течение целого дня. К 18 часам он потерял 65 процентов своих солдат и почти всех офицеров». А вот запись от 27 сентября: «Ужасная эта война и безжалостны ее законы. Мы все время говорили о легких победах. В кино, театрах, докладах, газетах мы кричали о своей непобедимости, о нашей мощи и способности уничтожить любого врага. Как приятно было видеть, когда над головой во время парада пролетали тысячи истребителей и бомбардировщиков. Куда все они теперь подевались?»

Но, пожалуй, все то же самое можно было бы прочитать в дневниках немецких солдат. Из русского дневника мы узнаем также об окружении шести дивизий, в том числе двух гвардейских. В окружении оказывается и вновь сформированная 191-я стрелковая дивизия, о которой ранее нам рассказывал полковник Старунин. А также шесть бригад, в том числе части специального назначения. «От их боевого состава остались лишь семь или восемь, ну, максимум, десять процентов. Четвертый день мы без еды. Боеприпасы на исходе. Все мы ждем своей гибели».