Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
Шрифт:
Учитывая, однако, высокий уровень накопленных к настоящему времени японцами финансовых ресурсов, нужно потребовать подобных же и для обновленной России. Этого также нетрудно добиться.
Ведь оставленная русскими ненужная территория, вполне бесполезная для русских, не является настолько бесполезной для всех остальных [81] — даже Аляска (тоже, кстати, бывшая русская территория, оказавшаяся совершенно бесполезной для русских!) как-то эксплуатируется на пользу дела. Считая огромные запасы этих ненужных для русских богатств, можно, по-видимому, взамен на них приобрести от остального человечества реальное финансовое обеспечение, которое позволит русским, обосновавшимся на Северном Кавказе, получить стартовый капитал для последующего развития, соизмеримый с современным японским, быстро обеспечить необходимое
81
Автору приходилось слышать устную легенду — не известно, имеющую ли реальную первооснову: приехал как-то в 1960-е годы финский президент У.К. Кекконен в Карелию, походил, понаблюдал и категорически высказался: «Не любите вы землю!» Но если этого и не было, то подобное может заявить любой, побывавший и в Карелии, и в Финляндии!
Это даже легче будет сделать русским, чем японцам, вынужденным после 1945 года расчищать свою страну от развалин (частично — радиоактивных), в которые были превращены ее города. На Северном же Кавказе развалин, за исключением Грозного и ряда других чеченских поселений, относительно немного — бомбили их все же не столь интенсивно, как американцы Японию в 1942–1945 годах.
Таким образом, для России вполне достижимо современное состояние Японии. А поскольку русские, согласно Паршеву, «народ хреновый, конечно, но лучше его нет, и страны лучше нет», [82] то беспокоиться за будущее такой России, еще более улучшенной за счет урезания бесполезных территорий, конечно, не приходится: если уж японцы смогли воздвигнуть такую современную Японию на своих жалких островах, то уж русские-то куда лучше справятся с аналогичными задачами!
82
Там же, с. 266.
Возвращаясь от радужных проектов, относящихся к воображаемому будущему, к реальным условиям России XVIII века, приходится подчеркнуть, что Россия — не Америка главным образом потому, что русские — не американцы, хотя кое-что сходное, как мы увидим чуть ниже, все-таки наблюдалось. И уж тем более русские — не японцы! Что, собственно, не противоречит идеологии А.П. Паршева.
И специфика чисто русского подхода к разрешению социально-экономических проблем выявилась в условиях второй половины XVIII столетия с полной красочностью.
1.4. На сцену выходят коммунисты
Екатерина II, дама решительная и цивилизованная, сразу сочла сохранение рабства нерациональным. Она начала с весьма недвусмысленной пропагандистской кампании.
В 1765 году по ее инициативе было создано Вольное Экономическое Общество к поощрению в России земледелия и домостроительства. 1 ноября 1766 года неизвестный доброжелатель (предположительно — сама императрица) ассигновал Обществу 1200 дукатов на проведение конкурса для ответа на вопросы: является ли выгодным для государства, чтобы крестьянин владел землей или чтобы он владел только движимым имуществом? И до каких пределов должна распространяться эта собственность для пользы государства? [83]
83
Bearde de l’Abaye. Dissertation qui a Remporte le Prix sur la Question Propofee en 1766. СПб., 1768, предисловие, с. 2.
Сама постановка вопросов ясно показывала, что крестьянин-земледелец признается основополагающим элементом российского народного хозяйства — это было фундаментальным официальным тезисом на все оставшиеся времена существования царского режима. Напрасно интеллигенция XIX и начала ХХ века возмущалась «наивной» верой крестьянских масс в покровительство и защиту со стороны самодержавия!
Победителем конкурса в 1768 году был провозглашен некий Bearde de l’Abaye — «доктор прав церковных и гражданских в Акене». [84] Со ссылкой на позитивный и негативный зарубежный опыт этот автор доказывал, что благосостояние государства весьма выигрывает, если крестьянин самостоятельно трудится, владеет пахотной землей и всем имуществом. Отсюда по необходимости следовала отмена крепостного права, каковую автор предлагал осуществить не немедленно, а постепенно — награждая свободой наиболее трудолюбивых крестьян. Помещиков и владельцев мануфактур автор успокаивал тем, что свободные крестьяне будут охотнее трудиться на помещиков и предпринимателей, чем подневольные. [85]
84
Труды ВЭО, ч. IX, 1768, с. 3–4.
85
Там же, с. 11–14, 19–27, 46–58.
Последний тезис нашел некоторый отклик у наиболее богатых латифундистов. Так, князь Д.А. Голицын писал в 1770 году: «Каждый из нас в частности очень выиграет от этого изменения, и /…/ напротив, пока существует крепостное право, Российская империя и наше дворянство, предназначенные к тому, чтобы быть богатейшими в Европе, останутся бедными. К тому же, как мы иначе образуем третье сословие, без которого нельзя льстить себя надеждою создать искусства, науку, торговлю и проч.?» [86]
86
Цит. по: История русской экономической мысли. Т. I, ч. I. М., 1955, с. 522.
В целом же дворянство скептически отнеслось к подобной агитации. Что же касается надежд на третье сословие, то они весьма потускнели в более поздние времена — после Великой Французской революции.
Но Екатерина не ограничилась агитацией в печати. Она собрала для обсуждения этой проблемы нечто вроде парламента; депутатов туда выбирали все сословия, кроме крепостных. Официально он назывался «Комиссией об Уложении» и формально был призван реформировать устаревшие законы еще Соборного Уложения 1649 года — также продукта деятельности депутатского собрания, не созываемого с тех пор более века (очень любопытная циклика!).
Екатерининский парламент с большой помпой открылся 30 июля 1767 года зачтением «Наказа» Екатерины, в котором (помимо всяческих соображений на разнообразные темы) достаточно ясно призывалось к отмене крепостного права. [87] Реакция депутатов обескуражила царицу: из четырех сотен депутатов на ее призыв положительно откликнулось лишь двое-трое.
Почти все депутаты, кроме дворян, и так имеющих это право, потребовали и себе возможность владеть крепостными.
87
В.О. Ключевский. Западное влияние в России после Петра. // Неопубликованные произведения. М., 1983, с. 57–59.
Что касается дворян, то князь М.М. Щербатов и его единомышленники дружно высказывались не только за сохранение рабства, но и призывали лишить другие сословия права иметь фабрики и заниматься коммерческой деятельностью! Даже эти привилегии дворяне хотели обеспечить только себе и своей системе рабских предприятий. [88]
Полный политический тупик оказался налицо. Екатерине оставалось только свернуть деятельность этого парламента — под предлогом войны с Турцией. Парламентские же эксперименты были возобновлены лишь более чем через век — в 1905–1907 годах. Печальный исход данного начинания имеет для современной истории едва ли не большее значение, чем разгон Учредительного Собрания в январе 1918 года.
88
О которых ниже в настоящем разделе.
Пугачевщина, разразившаяся вслед за тем, должна была резко вмешаться в любые результаты деятельности екатерининского «парламента».
Возможно, что если бы Екатерина допустила еще большее расширение и углубление крепостничества, как того и требовали «депутаты», гражданская война имела бы еще более ожесточенный характер. При этом разногласия в «культурных классах», неспособных поделить между собой лакомые куски, могли стать непримиримыми (антагонистическими!), и тогда падение династии Романовых было бы более вероятным.