Трагедия закона. Простым канцелярским шилом
Шрифт:
– Вы предприняли какие-нибудь шаги в этом направлении?- поинтересовался Петигрю.
– Нет. У меня тогда не было оснований для ареста Хеппеншталя, но мы могли следить за ним, чтобы он больше не причинил неприятностей судье. Правда, через несколько недель его арестовали за мошенничество, но к нашему делу это не имело отношения. Что касается дамы, она не представляла конкретной опасности, хотя могла доставить беспокойство.
Такова была ситуация на время окончания сессии в Уимблингхэме. Затем я начал получать тревожные сообщения из полицейских управлений следующих городов. Поэтому встретился с господином Маршаллом сразу по его возвращении, чтобы он рассказал мне о происшедших событиях, пока они не стерлись из его памяти. Последующими инцидентами были: посылка с дохлой мышью, падение судьи с лестницы, третье анонимное письмо – все в Рэмплфорде – и, наконец, утечка газа в спальне судьи в Уитси.
С дохлой мышью проблем не было. Этот эпизод стоял в одном ряду с отравленными конфетами и подтвердил мои догадки. Все остальные происшествия не увязывались ни между собой, ни с предыдущими инцидентами в начальный период сессии. Ко всему прочему, у меня создалось впечатление, что они были подстроены нарочно.
– Подстроены?- переспросил Дерик.- Почему вы так решили? Ведь судье дважды угрожала серьезная опасность. Он действительно упал с лестницы и чуть не отравился газом в Уитси. Эти два случая больше похожи на попытку убийства, чем все предыдущие.
– Вот именно. Они выглядели как покушение на жизнь судьи. Но обе попытки не удались. В обоих случаях рядом оказывалась леди Барбер и спасала его – кстати, при свидетелях. Это, конечно, не доказывает, что именно она организовала покушения, но все-таки похоже на то, что, кто бы ни организовал их, этот человек предусмотрел, что в критический момент кто-нибудь появится и предотвратит опасность. Кроме того, интересной особенностью этих двух инцидентов было то, что если в предыдущих случаях мог действовать кто-то из окружения судьи или посторонний, то здесь мог быть только кто-то из своих. Что касается анонимного письма, мне кажется, здесь все ясно. Если вы помните, письмо обнаружилось в гостинице после того, как судья и его сопровождающие уехали. Посторонний не мог подложить письмо, не убедившись в том, что судья уехал или вот-вот уедет. Автор письма планировал, что оно будет обнаружено в самый последний момент, но что должно остаться достаточно времени, чтобы его вручили судье до отправления поезда. Это привело меня к выводу, что письмо оставил на столике в холле кто-то из сопровождающих судью лиц. В суматохе, во время сборов, это не трудно было сделать, тем более если автор письма последним покинул гостиницу.
– Я вспомнил!- вмешался Дерик.- Леди Барбер заставила нас ждать, потому что ей пришлось вернуться в дом за сумочкой, которую, как она сказала, оставила в гостиной. Хотя я вызвался сходить за забытой сумочкой, она настояла, что найдет ее сама.
– Вот видите, именно тогда она и подложила письмо,- пояснил Маллет.Итак, я попал в странную ситуацию. С одной стороны, леди Барбер обратилась ко мне с просьбой защитить ее мужа от нападения извне. С другой стороны, мне было ясно, что кто-то изнутри инсценирует серию нападений. Методом исключения я пришел к выводу, что этим кем-то была сама леди Барбер. И все-таки на первых порах был убежден в ее искреннем желании защитить мужа. Исходя из того, что рассказал мне господин Маршалл, я не сомневался, что во второй половине сессии она, с его помощью, старалась сделать все возможное, чтобы уберечь мужа от дальнейших нападок, типа тех, что имели место в Уимблингхэме. Почему?
Пытаясь найти объяснение, я, естественно, постарался определить нечто, что могло бы стать поворотным моментом, переходом в другую стадию, так сказать. И мне кажется, я нашел ответ – в инциденте, который в первый момент мог бы показаться тривиальным, а именно – в посылке с дохлой мышью, присланной в Рэмплфорде. Исходя из того, что рассказал мне господин Маршалл, и проведя собственное расследование, я убедился, что до этого момента леди Барбер не теряла надежды уладить конфликт, убедив Себальда-Смита не подавать в суд на условиях, которые бы означали полный крах для ее мужа. Но посылка однозначно показала ей, что мисс Парсонс не пойдет на уступки. У меня возникла мысль, что при таких обстоятельствах леди Барбер могла решить для себя, что лучше убить мужа и жить на его наследство, чем пустить все их состояние на возмещение ущерба Себальду-Смиту.
– Так-так…- протянул Петигрю.
– В моей версии было много моментов, не поддающихся объяснению. Например, почему она так усердно старалась обезопасить жизнь мужа и почему организовывала попытки покушения на него так, что они обязательно проваливались? Я подумал и решил, что это была часть тщательно разработанного плана, что все это делалось для того, чтобы отвести подозрение. В этом случае моя версия имела смысл. Но сначала я должен был проверить, что выигрывала бы леди Барбер в случае убийства мужа. Я навел справки в нашем юридическом отделе и узнал, что в случае смерти судьи Себальд-Смит все равно мог бы требовать возмещения ущерба по суду за счет его имущества. Таким образом, убив мужа, леди Барбер не поправила бы свое материальное положение. Как мне сказали юристы, изменения в закон были внесены не так давно.
Поправки к закону, "Законодательные реформы" 1934 года,- вставил Петигрю.
– Благодарю вас, сэр. К сожалению, я не стал дальше разбираться в юридических тонкостях. При той информации, которую я имел, моя теория не подходила. По какой-то причине леди Барбер инсценировала покушения на мужа и в то же время всеми силами старалась защитить его жизнь. Для меня оставалось два объяснения. Либо ей, по какой-то неизвестной причине, было нужно очень напугать его, либо она была психически нездорова. Я в этих вопросах не разбираюсь, но могу допустить, что женщина, действительно опасающаяся за жизнь своего мужа, испытывает сильное нервное напряжение, не спит по ночам, охраняя его, каждую минуту ждет нападения и под влиянием нервного стресса начинает изобретать покушения, чтобы оправдать свои усилия. В этом случае, думал я, как только напряжение, которое она испытывала во время сессии, пройдет, леди Барбер начнет жить более или менее нормальной жизнью в Лондоне, все эти странные инсценировки закончатся. Так и произошло.
Сначала у меня оставались некоторые сомнения, но потом я начал верить в правильность своих догадок, потому что никаких признаков, что судье грозит опасность, больше не наблюдалось. После того как изолировали Хеппеншталя, прекратилась первая серия угроз и нападений, а после того, как леди Барбер вернулась в Лондон, закончилась вторая серия – инсценированных покушений. Вот так. И вдруг судья пытается покончить с собой. Он действительно пытался покончить с собой, и леди Барбер действительное делала все возможное, чтобы спасти его. Врачи сказали, что, если бы она промедлила, судья умер бы. Таким образом, все мои подозрения и сомнения отпали. Стало ясно, что она не только не желала его смерти, но была готова на все, чтобы спасти и обезопасить его жизнь.
Но вот прошло всего несколько недель, и судью убивают при известных вам всем обстоятельствах. Пять подозреваемых, трое из которых находятся в этой комнате. Четвертый – Бимиш. Леди Барбер также входит в число подозреваемых. Тот факт, что убийство совершено ножом, который был идентифицирован как орудие убийства, совершенного в Истбери, и исчез из зала суда, заставил меня снять подозрение с мисс Бартрам, а впоследствии, после небольшого расследования, и с господина Маршалла. В результате я столкнулся со следующей проблемой: подозрения отпали как раз в отношении тех двоих, у которых был мотив совершить преступление именно в данный момент. Стало очевидно, что преступник подверг себя огромному риску. Само преступление свидетельствовало о его смелости и находчивости – так разительно отличались его действия от неуклюжих попыток в период сессии. Кроме того, преступник спешил. Казалось, он вынужден был воспользоваться представившимся ему случаем, у него не было больше времени ждать. Рассуждая о трех оставшихся подозреваемых, у двоих из которых были или могли быть определенные мотивы, я подумал, что им не было необходимости так отчаянно спешить и подвергать себя риску. Что касается леди Барбер, здесь имелась еще одна особенность поведения – резкий переход от желания уберечь мужа к внезапному решению убить его, что выглядело абсурдным. Тем не менее нельзя было закрывать глаза на тот факт, что с точки зрения возможности совершить убийство у леди Барбер были все шансы сделать это.
С такими мыслями я вчера пришел к вам, господин Петигрю, и вы дали мне ключ к разгадке, обратив мое внимание на то обстоятельство, что судья был убит ровно через шесть месяцев после дорожного происшествия в Маркгемптоне.
– Любой компетентный юрист обратил бы на это внимание,- заметил последний раз Петигрю.- Но признаюсь, я был поражен вашей догадливостью. Честно говоря, я надеялся, что вы не догадаетесь.
– Я не понял, в чем дело,- скромно заметил Маллет,- но сообразил, что какая-то связь между этими двумя днями имеется. Хорошо. Оставалось начать все сначала и разузнать подробности дорожного происшествия. Поэтому от вас я поспешил в контору Фарадея, к поверенным Себальда-Смита. Первый же вопрос, который я им задал, направил меня по верному пути. Я спросил, на какой стадии находилось дело против судьи в момент его гибели, и представитель фирмы, с которым я разговаривал, сообщил мне, что дело все еще находилось в стадии переговоров. Они собирались подать иск в суд, но судья был убит за день до назначенной даты. Я обратил внимание на то, что поверенный был очень расстроен этим обстоятельством.