Трагедия закона
Шрифт:
В поисках разумного объяснения я, естественно, попытался найти что-нибудь, что знаменовало бы собой поворотный пункт между этими двумя фазами. Мне показалось, что им может быть то, что на первый взгляд представлялось самым тривиальным из всех инцидентов, — мертвая мышка, полученная в Рэмплфорде по почте. Из того, что сообщил мне мистер Маршалл, и из своего собственного расследования я заключил, что до того момента леди Барбер еще надеялась заключить мировое соглашение с мистером Сибалдом-Смитом на условиях, которые не погубили бы ее мужа окончательно. После стало ясно, что мисс Парсонс не позволит ей этого сделать. Вот тут-то мне в голову и пришла мысль, что в подобных обстоятельствах она могла решить: лучше убить мужа и жить на то, что он ей оставит, чем допустить, чтобы все его имущество и положение в обществе пали жертвой непомерных требований мистера Сибалда-Смита.
— Ага! — сказал Петтигрю.
— Тем не менее этой версии явно недоставало обоснованности. Если она верна, зачем было леди Барбер предпринимать такие неимоверные
— Акт о законодательной реформе (пункт «Прочие положения») от 1934 года, — отчеканил Петтигрю.
— Благодарю вас, сэр. К сожалению, как выяснилось позже, я не довел свои юридические изыскания до конца и, получив ту информацию, о которой только что сказал, решил, что моя версия ложна. По той или иной причине леди Барбер притворялась, будто пытается убить мужа, но в то же время самоотверженно спасала его от смерти. Здесь, с моей точки зрения, могло быть только два объяснения. Либо она намеренно старалась запугать его в каких-то своих смутных целях, либо она страдала неким душевным расстройством. Второе казалось мне более вероятным. Я мало смыслю в подобных вещах, но вполне мог себе представить, что у женщины, пребывающей в большом нервном напряжении, искренне опасающейся за мужа, проводящей ночи без сна, чтобы предотвратить любое нападение на него, могла в конце концов сдать психика, и она могла начать подстраивать покушения, чтобы оправдать те усилия, которые прилагала. Если я прав, думал я, то, как только связанное с турне напряжение спадет, и она снова заживет более-менее нормальной лондонской жизнью, все эти странные проявления прекратятся. Так и случилось.
В то же время что-то продолжало меня беспокоить. Но по мере того как время шло и не возникало никаких признаков опасности, грозившей судье, я решил, что был прав. Когда Хеппенстол лишился возможности причинить какой бы то ни было вред судье, прекратилась первая серия угроз и нападений. Когда леди Барбер вернулась в Лондон, прекратилась и вторая, фиктивная. Однако все казалось слишком просто. И тут, словно затем, чтобы решить исход дела, последовала попытка самоубийства судьи. Сомнений в том, что это была подлинная попытка, не было, равно как не было сомнений и в том, что леди Барбер сделала все, что было в ее силах, чтобы спасти его. Врач заверил меня, что, если бы не ее быстрые и самоотверженные действия, судья неминуемо умер бы. И это развеяло мои последние подозрения. Теперь можно было быть уверенным, что леди Барбер не только не желает смерти мужа, но и готова сделать все, чтобы сохранить ему жизнь.
И вот, всего несколько недель спустя, судья был убит при обстоятельствах, вам хорошо известных. Существовало пять явных подозреваемых. Трое из них сейчас находятся в этой комнате. Четвертым был Бимиш. Пятой, разумеется, — леди Барбер. Тот факт, что преступление было совершено при помощи орудия, идентифицированного как то самое, которое в последний раз видели во время истберийских ассизов, позволило мне сразу исключить мисс Бартрам, а после некоего эксперимента — и мистера Маршалла. Но это поставило меня в затруднительное положение, потому что, исключив их, я исключал единственных двух подозреваемых, у которых был мотив совершить преступление именно в тот момент. Было очевидно, что, кто бы это ни сделал, он шел на немалый риск. Все свидетельствовало не только о незаурядной смелости и находчивости — столь отличных, заметьте, от нерешительности и неуклюжести, с какими предпринимались покушения во время турне, — но также и о крайней спешке. Создавалось впечатление, что убийство было совершено вынужденно, чтобы не упустить шанс, который мог оказаться единственным. Раздумывая о трех оставшихся подозреваемых, у двух из которых нельзя сказать чтобы не было веского мотива для убийства, я тем не менее не мог найти в их случаях причины для такой поспешности. Что же касается леди Барбер, то здесь и вовсе получался какой-то абсурд: как будто страстное желание сохранить жизнь мужу у нее внезапно сменилось тем, что я бы назвал непреодолимой тягой к убийству. И тем не менее, при всех прочих условиях, невозможно было закрыть глаза на то, что из всех троих она была самой вероятной убийцей.
Таковы были мои умозаключения до вчерашнего дня, пока вы, мистер Петтигрю, не дали мне ключ ко всей загадке, обратив мое внимание на тот факт, что в день убийства исполнялось ровно шесть месяцев со дня происшествия в Маркхэмптоне.
— Любой квалифицированный юрист увидел бы в этом смысл, — сказал Петтигрю. — Но должен признаться, я был удивлен тем, как быстро уловили этот смысл вы. Откровенно говоря, я надеялся, что не уловите.
— Я не уловил, в чем именно заключается смысл, — скромно возразил Моллет, — но понял, что какой-то смысл в этом есть. Дата убийства каким-то образом связана с датой дорожного происшествия. Отлично. Единственное, что оставалось, это начать все сначала и выяснить все, что можно, о том происшествии. Поэтому, уйдя от вас, я направился к Фарадеям, поверенным мистера Сибалда-Смита. И первый же заданный им мною вопрос принес объяснение, которое я так долго искал. Я спросил, на какой стадий находился процесс предъявления иска судье в момент его смерти, и партнер фирмы, с которым я беседовал, ответил, что на самом деле этот процесс еще не вышел за рамки переговоров. Они собирались зарегистрировать иск на следующий после смерти судьи день. Я заметил, что он был очень огорчен.
— Еще бы! — сказал Петтигрю. — Салли и Сибалд-Смит не собираются выдвинуть против фирмы обвинение в несоответствующем исполнении своих обязанностей?
— Он признал, что такое развитие событий не исключено.
— Короткий эпилог к убийству!
— Но я не понимаю, — сказал Дерек, — какое все это имеет отношение к убийству?
— Ответ содержится в подпункте три статьи первой того парламентского акта, который я недавно цитировал. Говоря простым языком, дело заключается в следующем: вы имеете право преследовать в законном порядке человека, сбившего вас на дороге, даже после его смерти. Но! Для этого необходимо, чтобы было соблюдено одно из двух условий. Либо иск должен быть подан еще при его жизни, в каковом случае тело Джона Брауна может покоиться в могиле [47] , но ваше дело будет маршировать вперед и вы получите денежки с душеприказчика. Либо вы можете возбудить дело против Джона Брауна уже после того, как он почиет в могиле, но в этом случае должны сделать это до истечения шести месяцев с момента, когда его автомобиль вас сбил. Если же вам было угодно, вместо того чтобы ввести мяч в игру, потратить эти шесть месяцев на пустые препирательства об обстоятельствах вашего дела и дождаться смерти ответчика, тогда можете положить свой иск в гроб вместе с ним. И поделом вам.
47
Джон Браун (1800–1859) — один из первых белых американских аболиционистов, участвовавших в борьбе за отмену рабства. «Джон Браун погребен» — широко известная американская патриотическая песня, написанная во время Гражданской войны в США.
— Именно это и произошло в данном случае?
— Именно это и произошло в данном случае. И произошло потому, что Хильда — упокой Господи ее душу! — так захотела. Она, как вы знаете, была юристом, и так случилось, что ее узкой специальностью было ограничение исковой давности — предмет, который мне казался, но не будет казаться впредь скучным. Она понимала, что судебный иск, будь он предъявлен Сибалдом-Смитом, полностью разорит ее мужа. Понимала она также и то, что, если муж умрет, иск точно так же разорит ее. Поэтому решила сохранять ему жизнь и сдерживать активность поверенных истца до тех пор, пока не пройдет полгода. Вот почему она спасала мужа от самоубийства еще в прошлом месяце. И вот почему в тот момент, когда срок истек, она вынуждена была срочно убить его, чтобы не дать времени поверенным Сибалда-Смита подать иск. Должно быть, все это она задумала тогда, когда поняла, что Салли намерена безжалостно погубить ее, — в тот день в Рэмплфорде, когда роковая мышка оказалась в вашем кармане, Маршалл. Прошу прощения, инспектор, — добавил он, — боюсь, я самовольно перехватил инициативу.
— Не за что, — ответил Моллет. — Вы изложили все гораздо яснее, чем мог бы сделать я. Думаю, это все, если не считать вот этого, мистер Петтигрю. — Он указал на записку, лежавшую на столе.
— Это? Моя маленькая сноска к парламентскому акту? Очень краткое послание, не правда ли? Всего лишь отсылка к «Сборнику судебных решений».
Он взял записку и прочел:
«Дорогая Хильда,
(1938) 2 К.Б. 202.
— Это, милорд и господа присяжные заседатели, не что иное, как отсылка к делу «Дэниелс против Вокса», в котором рассматривался совершенно другой правовой вопрос, но факты были весьма схожи с нашими. Состоятельный молодой человек, который пропустил срок продления страховки, наехал на полицейского и нанес ему серьезные травмы. Полицейский особо не настаивал на иске, и поверенные с обеих сторон уже почти договорились о сумме возмещения ущерба, когда молодой человек сам погиб, как — история умалчивает, но, поскольку это случилось до начала бомбежек, думаю, либо в собственном автомобиле, либо в чьем-то чужом. Произошло это до истечения шести месяцев после первого инцидента, но поскольку никто не позаботился о том, чтобы подать иск вовремя, бедняга полицейский остался ни с чем. Все это вы можете найти, как сказано в моем зашифрованном письме, в томе втором «Сборника решений Суда королевской скамьи» за 1938 год, на странице двести второй. Я случайно наткнулся на это дело вчера утром, и именно поэтому меня так поразило совпадение дат.
Лицо Петтигрю, столь оживленное в процессе рассказа, вдруг сделалось очень усталым. Он протянул руку к записке и медленно порвал ее.
— Полагаю, — с горечью сказал он, выбрасывая клочки в мусорную корзину, — полагаю, это первый в истории случай, когда человек был доведен до самоубийства с помощью цитаты из «Сборника судебных решений».