Трагедия Зет
Шрифт:
— Я был пьян, — пробормотал Доу. — Плохо помню, что было после того, как я вышел из забегаловки. По дороге у меня в голове стало проясняться, и к одиннадцати я почти протрезвел. — Он опять облизнул губы, как голодный кот.
— Продолжайте, — сказал отец. — Вы отправились в дом Фосетта?
Глаз Доу блеснул.
— Да, но я не вошел туда! Я увидел легавых и сразу понял, что меня подставили и хотят что-то мне пришить. Поэтому я убежал в лес, а они… поймали меня. Но я не делал этого, клянусь богом!
Отец встал и начал беспокойно ходить по комнате.
— И вы не получили пятьдесят штук?
— Пятьдесят штук? — взвизгнул арестованный. — Да я их даже не видел!
— Ладно, Доу, — проворчал отец. — Мы сделаем для вас все, что можем.
Хьюм подал знак двум детективам:
— Доставьте его назад в окружную тюрьму.
Они вывели Аарона Доу из кабинета, прежде чем он успел вымолвить хоть слово.
Наше интервью с обвиняемым, от которого мы ожидали так много, оказалось непродуктивным в смысле дополнительных фактов. Доу находился в окружной тюрьме Лидса в ожидании суда присяжных, и обвинение казалось неминуемым. То, что сказал Хьюм перед нашим уходом, убедило отца, разбиравшегося в политических интригах, что Доу предстоит стать быстрой жертвой «правосудия». В Нью-Йорке с его насыщенным судебным календарем на подготовку большинства юридических мер уходят месяцы. Но здесь, на севере штата, где количество судебных дел было небольшим и где быстрота была на руку окружному прокурору по политическим причинам, Аарону Доу грозили суд, осуждение и приговор в короткий срок.
— Народ требует, чтобы в этом деле правосудие свершилось без задержек, инспектор, — сказал Хьюм.
— Чушь, — вежливо отозвался отец. — Окружной прокурор хочет прицепить очередной скальп к своему поясу, а шайка Фосетта жаждет крови. Кстати, где доктор Фосетт? Вы уже разыскали его?
Хьюм побагровел.
— Слушайте, инспектор, мне не нравится ваш тон. Я уже говорил вам, что искренне считаю этого человека виновным — косвенные улики более чем убедительны, а я опираюсь на факты, а не на теории! Что касается ваших инсинуаций, будто я наживаю политический капитал…
— Не кипятитесь, — сухо прервал отец. — Я не сомневаюсь в вашей честности. Но вы ничего не видите дальше своего носа и готовы ухватиться за удобную возможность. Не могу вас порицать, если смотреть на это с вашей точки зрения. Но, Хьюм, все выглядит уж слишком гладко. Нечасто улики столь явно указывают на очевидного подозреваемого. И с психологией здесь неладно. Этот жалкий тип просто не подходит на роль убийцы… Вы не ответили на мой вопрос относительно доктора Айры Фосетта.
— Пока его не нашли, — нехотя сказал Хьюм. — Мне жаль, инспектор, что у вас такое мнение насчет Доу. Зачем искать изощренное объяснение, когда правда смотрит в глаза? Если не считать фрагмента сундучка — который едва ли играет существенную роль, — почти не остается оборванных нитей.
— Вот как? — буркнул отец. — Тогда желаем вам удачного дня.
В дом Клеев на холме мы вернулись в удрученном состоянии.
Отец провел воскресенье с Илайхью Клеем в его каменоломнях, занятый очередным тщетным рейдом по бухгалтерским книгам и документам. Что касается меня, то я закрылась в своей комнате и выкурила пачку сигарет, размышляя над делом. Солнце согревало мне голые лодыжки, когда я лежала на кровати в пижаме, но не могло согреть душу — я ощущала озноб и тошноту, сознавая ужасное положение Доу и собственную беспомощность. Я перебирала одно за другим звенья моей теории и, хотя логически цепь выглядела достаточно крепкой, не находила крючка, на который могла бы повесить юридическое доказательство невиновности Доу. Мне бы просто не поверили…
Джереми постучал в дверь:
— Имей же совесть, Пэт. Поедем верхом.
— Катайся без тети, мальчик.
— Такой прекрасный день — солнце, зелень и все прочее. Открой дверь.
— Что? Впустить молодого человека, когда я в пижаме?
— Я хочу поговорить с тобой.
— Обещаешь не изображать влюбленного?
— Ни черта я не обещаю. Впусти меня!
— Ну, — вздохнула я, — дверь не заперта, Джереми, и, если ты хочешь воспользоваться преимуществом перед слабой женщиной, я не могу тебя остановить.
Джереми вошел и сел на край моей кровати. Солнце играло в его курчавых волосах.
— Папенькин сыночек уже получил свою порцию овощей?
— Слушай, Пэт, будь же серьезной! Я должен с тобой поговорить.
— Валяй. Вроде бы твои голосовые связки в полном порядке.
Он схватил меня за руку:
— Почему бы тебе не бросить это грязное дело?
Я задумчиво пускала в потолок сигаретный дым.
— Теперь ты переходишь на личности. Не понимаю тебя, Джереми. Неужели ты не сознаешь, что невинного человека могут отправить на электрический стул?
— Предоставь это людям, обладающим более подходящей квалификацией.
— Джереми Клей, — сердито сказала я, — это самое нелепое замечание, какое я когда-либо слышала. Кто здесь обладает более подходящей квалификацией? Хьюм? Приятный молодой человек с ярко выраженной манией величия, который не способен видеть дальше чем на два дюйма от своего носа. Кеньон? Глупый и злобный придурок. Эти люди представляют в Лидсе закон, так что у бедного Аарона Доу нет ни единого шанса.
— А как насчет твоего отца? — ехидно осведомился Джереми.
— Отец на правильном пути, но небольшая помощь никому не помешает… И пожалуйста, не массируй мне руку. Ты сотрешь с нее кожу.
Он придвинулся ближе:
— Пейшнс, дорогая, я…
— Это твоя реплика перед уходом со сцены, — заявила я, садясь в кровати. — Когда молодой человек с явно повышенной температурой и нездоровым блеском в глазах говорит подобные вещи…
Я вздохнула, когда он удалился. Джереми — красивый парень, но от него мало толку в нашей работе по спасению Аарона Доу из пучины косвенных улик.