"Трагическая эротика": Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны
Шрифт:
Характер великого князя таков, что если он раз сказал: признаю, становлюсь на сторону нового порядка, то в этом отношении он ни на шаг не отступит в сторону и исполнит принятое на себя. Безусловно думаю, что для Временного правительства он явится желанным начальником и авторитетным в армии, которая уже знает об его назначении, получает приказы и обращения. В общем, он пользуется большим расположением и доверием в различных слоях армии, в него верили. Полученные донесения свидетельствуют о том, что назначение Великого Князя Николая Николаевича принимается с большой радостью и верою в успех. Во многих частях даже восторженно! Проникает сознание, что Великий Князь даст сильную, твердую власть – залог восстановления порядка. Благоприятное впечатление произвело назначение не только в Черноморском флоте, но даже в Балтийском. До настоящей минуты получены на имя Верховного Главнокомандующего приветствия от 14-ти городов; в числе их Одесса, Киев, Минск сообщили удовольствия по поводу возвращения Великого князя на
1361
Там же. С. 324 – 325.
Телеграмма Алексеева примечательна в нескольких отношениях. С одной стороны, он указывает на лояльность великого князя по отношению ко Временному правительству. Внук Николая I, по мнению генерала, может стать вождем Вооруженных сил новой России. С другой стороны, генерал Алексеев указывает на сохранявшуюся громадную популярность великого князя Николая Николаевича не только в армии, но и на флоте, в том числе в весьма революционизированных соединениях. Возможно, генерал несколько переоценил восторженность офицеров, солдат и матросов, но, скорее всего, великий князь действительно продолжал пользоваться немалой популярностью в войсках. Однако, вероятно, именно это обстоятельство и побуждало революционных политиков настоятельно требовать его смещения. Они руководствовались теми же соображениями, что и император в августе 1915 года: авторитетный полководец, стоявший во главе огромной армии, мог быть опасным для власти в Петрограде.
В то время, когда Николай Николаевич совершал свою триумфальную поездку из Тифлиса в Могилев, встречая восторженный прием на железнодорожных станциях, в газетах появились сообщения о том, что А.Ф. Керенский, популярный и влиятельный революционный министр юстиции, выступая в Москве 7 марта, публично заявил, что великий князь не будет Верховным главнокомандующим. Иногда Керенский действовал на свой страх и риск, ставя других министров перед свершившимся фактом, но в данном случае он, по-видимому, отражал мнение всего Временного правительства.
Великий князь успел, однако, прибыть в Ставку и официально принять должность верховного главнокомандующего. Об этом он уведомил Временное правительство. Однако, как телеграфировал генералу Алексееву князь Львов, послание великого князя Николая Николаевича вызвало в Петрограде «большое смущение».
В этой ситуации великий князь направил телеграмму Временному правительству, в которой он официально сообщал о сложении своих полномочий. В другой телеграмме, адресованной военному министру, содержалось прошение об отставке.
Однако память о популярном главнокомандующем продолжала жить в революционной России. И в советское время появлялись некие самозванцы, называвшие себя именем великого князя. Они находили своих почитателей и получали у них финансовую поддержку, даже несмотря на очевидную угрозу репрессий 1362 .
Культ Верховного главнокомандующего создавался на начальном этапе войны различными политическими силами, стремившимися возбудить патриотический подъем, а также использовать в своих целях популярность главного полководца России. Среди них были и консервативные деятели, и либеральные политики и бюрократы, желавшие добиться проведения политических реформ в годы войны. Популяризации Верховного главнокомандующего способствовали и издатели, руководствующиеся коммерческим интересом: образ великого князя хорошо в то время продавался.
1362
Там же. С. 369 – 370.
Вскоре после начала войны образ Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича стал фигурой позитивной интеграции российского общества. На какое-то время он стал объединяющим политическим символом для сторонников войны, придерживавшихся различных политических взглядов. Культ военного вождя-спасителя был архаичен по форме репрезентации, но в то же время этот образ был харизматичен по своей сути. Это способствовало патриотической мобилизации российского общества, но в то же время в перспективе представляло немалую опасность для стабильности режима: фигура популярного великого князя, строгого и грозного полководца, уникального вождя-спасителя, противопоставлялась императору, «слабому» и «неспособному». И даже и в тех случаях, когда подобное противопоставление открыто не проявлялось, сам факт появления харизматического лидера рядом с традиционной властью монарха уже представлял для царя известный политический вызов. Личностная харизма полководца-спасителя становилась важным фактором политической жизни, который никак не был предусмотрен «Основными законами» империи и монархической политической традицией, допускавшей лишь «должностную харизму» помазанника, полученную в результате коронования. «Приобретенная» харизма Верховного главнокомандующего подрывала традиционную
С подобной проблемой, правда в меньшей степени, столкнулась в годы Первой мировой войны и монархия в Германии: император Вильгельм II со смешанным чувством наблюдал за ростом популярности генерал-фельдмаршала П. фон Гинденбурга, который с 1914 года возглавлял командование на Восточном фронте, а начиная c 1916 года руководил военными операциями всех немецких вооруженных сил. Новый культ полководца военного времени, представлявшегося немецкой милитаристской пропагандой спасителем нации, символизировавшим военные усилия империи, вступил в известную символическую конкуренцию с традиционным культом кайзера, который превращался в «теневого императора» в условиях возрастания реального влияния могущественной Ставки Верховного командования. Популярность Гинденбурга достигла таких масштабов, что она способствовала десакрализации образа Вильгельма II, вне зависимости от того, какими были изначальные намерения военного руководства и немецких пропагандистов 1363 . Этот конфликт не был секретом и для современных русских обозревателей. В августе 1915 года, как раз в тот момент, когда Николай II принял решение о смещении великого князя с поста Верховного главнокомандующего, влиятельная петроградская газета, отрицательно относившаяся к этому, писала: «Отношение к Гинденбургу у императора остается по-прежнему недружелюбным. Такое отношение объясняется завистью к популярности маршала» 1364 . Что думал автор «Нового времени», газеты, близкой к российскому Верховному главнокомандующему, когда он писал эти строки?
1363
Нагорная О.С. Танненберг, 1914 – 1934: Национальный миф и политическая культура Германии: Дис. … к.и.н. Челябинск, 2002. С. 78; Deist W. Milit"ar, Stadt und Gesellschaft. M"unchen, 1991. S. 139. О культе Гинденбурга см.: Von Hoegen J. Der Held von Tannenberg. Genese und Funktion des Hindenburg-Mythos (1914 – 1934). Koeln, 2007. 464 s.
1364
Новое время. 1915. 24 августа.
Для различных противников войны в России именно великий князь Николай Николаевич олицетворял милитаризм, это проявлялось в 1915 году в увеличении числа дел, возбужденных против лиц, его оскорблявших. При этом образ великого князя порой «выворачивался наизнанку»: его личные качества, действительные или только приписываемые ему, воспринимались одними современниками положительно, иными же – крайне отрицательно. Так, легендарная грубость Верховного главнокомандующего для одних была ярким проявлением его солдатской прямоты и патриотической энергии, а для других – убедительным свидетельством ограниченности и бесчеловечности. Это проявляется прежде всего в делах по обвинению лиц, оскорблявших великого князя. Однако в частной переписке того времени, освещавшейся цензурой Министерства внутренних дел, эту тему недовольства великим князем как главным виновником войны выявить почти не удалось. Можно предположить, что первоначально она имела большее хождение в «низах», а не среди образованной части общества (полицейская цензура мало уделяла внимания корреспонденции низших слоев).
После поражений российской армии весной – летом 1915 года усиливается и критика иного рода: Верховного главнокомандующего порой порицают за некомпетентность. Это проявляется и в делах по оскорблению великого князя, и в известной степени в частной переписке того времени. Но, несмотря на тяжелые военные неудачи, значительная часть общественного мнения страны продолжает относиться к великому князю Николаю Николаевичу с доверием (сейчас его могли бы назвать «тефлоновым полководцем» – по аналогии с современным распространенным штампом «тефлоновый политик» – государственный деятель, к которому не прилипают никакие обвинения). Нараставшая критика не адресовалась ему, а вся ответственность за поражения возлагается на иные институты власти, на других военачальников, на императрицу, порой даже на самого императора, но, как правило, не на Верховного главнокомандующего, который, казалось бы, должен был нести ответственность за тяжелые поражения русских армий.
Очевидно, Николай II, смещая великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего, преследовал различные цели (замена командования в условиях поражения, уничтожение «двоевластия», проявлявшиеся в условиях конфликта Ставки и министерств). Это была и одна из важнейших мер, направленных на преодоление кризиса лета 1915 года, когда различные оппозиционные политики и фрондирующие бюрократы пытались заигрывать со Ставкой. Вместе с тем создается впечатление, что одной из причин его отстранения как раз и была громадная популярность великого князя, которая становилась опасной для режима, вне зависимости от того, насколько Верховный главнокомандующий был лично лоялен по отношению к царю (вопрос о степени его верности императору на разных этапах войны нуждается в дальнейшем в специальном изучении).