Трагическая любовь атамана Артема
Шрифт:
— Всем руки вверх! Бросить оружие и без шуток, потому что буду стрелять без предупреждения.
Красноармейцы, неожиданно застигнутые повстанцами за ужином, послушно подняли вверх руки с затиснутыми у них ложками и горбушками хлеба и дрожали от страха, ожидая выстрелов. Однако Артем решил их не убивать, а только дал распоряжение закрыть пленных в хозяйственном помещении и выставил охрану. После этого он послал гонца к атаману Лыхо с вестью, что село освобождено от большевиков и колона может расквартировываться в нем на ночевку.
Вскоре основная
В окнах дома семьи Кулибабчуков еще светилось. Подойдя к крыльцу дома, Артем рукояткой револьвера требовательно постучал во входные двери. Через несколько минут двери дома со скрипом отворились, и на пороге появился со свечой в руках коренастый невысокий мужчина. Глуховатым голосом он довольно грозно спросил:
— Кто здесь, незваный, шляется в темноте? Добрые люди свои дела решают днем, а не мешают другим ночью отдыхать после трудового дня.
Артем выступил из сумерек и поздоровался:
— Добрый вечер, Иван. Ты так грозно здесь меня встречаешь, что я уже и не знаю, нужно ли мне заходить в дом, чтобы проведать свою родную сестру. Может лучше убежать от тебя куда подальше.
Подняв свечку поближе к лицу Артема, Иван вдруг подобрел:
— И это ты Артем, а я здесь себе думаю, какой это лоботряс так настойчиво стучит в двери. Да заходи уже в дом, Татьяна очень тебе обрадуется.
Артем медленно зашел в сени, немного подождал там, пока Иван закроет на крючок входные двери. Потом оба прошли в дом, где Татьяна, сгорбившись, сидела на деревянном стуле возле колыбели, из которой доносилось негромкий плач ребенка. Увидев брата, Татьяна перестала колыхать колыбель и стремглав бросилась обнимать Артема. На ее глазах появились слезы радости.
— Не ожидала тебя уже и живым увидеть, братец. Слышала, что ты с войском подался в Польшу. А вот осенью люди рассказывали, что страшные бои были в той стороне, — приговаривала сквозь слезы Татьяна, обнимая и целуя брата, — вот немного подожди, я сейчас быстро соберу на стол, что бог послал. Ты же наверное проголодался в тех своих войнах?
Затем Татьяна стремглав бросилась к сеням в поисках пищи, которую можно было бы быстро приготовить и поставить на стол. Тем временем Артем подошел к колыбели, чтобы рассмотреть поближе ребенка, который продолжал себе там тихо плакать.
— А что это, Иван, за приобретение голос так живо подает в колыбели? — задал мужу сестры прямой вопрос атаман.
— А сына имеем, Артем, ему уже недавно круглый год исполнился. Окрестили мы его в церкви, да и назвали Константином, в честь святого, в день которого он родился, — ответил Иван, разыскивая тем временем что-то по уголкам комнаты.
— Садись же к столу, Артем. Сейчас Татьяна нам свежего сала и колбаски на стол поставит, недавно мы кабанчика на зиму прирезали. Огурчиков поставит, чтобы водочку было чем закусить, то развлечемся — продолжал свои поиски Иван.
— Что ты там Иван, так придирчиво разыскиваешь, словно мошну с деньгами куда-то спрятал, и хочешь к кабатчице за водкой сбегать, — не удержался, чтобы не пошутить над родственником Артем.
— Ты почти угадал, Артем, хочу на стол бутыль с водкой поставить, где-то она у меня здесь была от ребенка укрыта, — не слишком проникаясь теми шутками, ответил Иван, продолжая свои поиски.
Тем временем Татьяна внесла в дома круг колбасы, шмат сала, с десяток свежих куриных яиц, нарезала хлеба, вынула из печи миску печенного картофеля, а из кадки квашенных огурчиков и капусты. Затем пригласила мужчин к столу.
Иван тем временем разыскал все-таки свою бутыль самогона, откупорил ее и разлил седоватую жидкость по граненым рюмкам. Когда все уселись за стол и выпили по первой за встречу, разговор за столом оживился. Татьяна все продолжала расспрашивать брата о его военных приключениях. Артем, рассказывая, тоже в свою очередь расспрашивал о матери, о сестре Софии, о родственниках. За разговорами они и не заметили, как промелькнуло почти два часа.
После ужина Артем тепло простился с сестрой и деверем, чтобы еще к полуночи добраться в отчий дом, увидеть мать, сестру. А утром поклониться на сельском кладбище отцовской могиле. Выйдя из дома, атаман отвязал коня от плетня, вставил ногу в стремя и легко запрыгнул в широкое седло.
На землю тихо падал пушистый снег, запорашивая белым покрывалом неширокую сельскую дорогу, которая вела в сторону Соколинец. Ярко светил полный месяц, село охватила спокойная ночная зимняя дремота, и только топот подкованных копыт коня глухо разносился окраинами.
После обеда десятого декабря колона объединенного отряда снова отправилась в дорогу в направлении к городку Печера. Плененных вчера красноармейцев атаман Артем решил не расстреливать, чтобы не обременять и так грешные души повстанцев еще и этим грехом. Но и с собой забирать их тоже не было совсем никакого смысла, то так их и оставили запертыми в подсобном помещении дома Колюховского помещика. Однако это решение, как выяснилось потом, оказалось не совсем добрым для отдельных жителей села и имело для них фатальные следствия.
К тому времени в пламени гражданской войны часто невинно гибли обычные крестьяне, которые держали свой земледельческий нейтралитет типа «наша хата на краю», по отношению к враждующим сторонам. Таким примером в селе Колюхов была трагедия семьи Кириченко (за сельским прозвищем — Ныныки) [7]. В этой многодетной семье было пять сынов. Двое старших сынов были в свое время мобилизованы на службу в царскую армию. Когда началась война одна тысяча девятьсот четырнадцатого года, то они принимали участие в боевых действиях, а в дальнейшем попали в плен к немцам.