Trainspotting
Шрифт:
Он разразился пламенной речью:
– "Симпл Майндсы" превратились в полное говно, после того как начали играть этот новомодный ангажированный пэшн-рок в стиле "Ю-2". Я перестал доверять им с тех пор, как они отошли от корневого помп-рока и начали гнать всю эту неискреннюю, политическую в самом плохом смысле этого слова попсню. Мне нравились ранние вещи, но, начиная с "Новой золотой мечты", это полный отстой. От всей этой фигни про Манделу просто блевать хочется.
Диана верила в то, что ребята искренне поддерживают Манделу и движение за сосуществование рас в Южной Африке.
Рентон энергично закачал головой, стараясь соблюдать
– У меня была их старая пластинка 1979 года, да, я её купил, но несколько лет назад я её выбросил, и я хорошо помню, как в одном интервью Керр осуждал политическую ангажированность других команд и говорил, что "Майндсов" интересует только музыка.
– Люди меняются, - возразила Диана.
Рентона немного ошеломила чистота и простота этого утверждения. Она нравилась ему всё больше. Пожав плечами, он согласился с ней, хотя не мог отделаться от мысли, что Керр всегда оставал на один шаг от его гуру Питера Гэйбриела, и что после "Живой помощи" среди рок-звёзд стало модно строить из себя милашек. Однако он промолчал и решил в дальнейшем быть менее категоричным в своих музыкальных пристрастиях. Если смотреть на вещи более широко, подумал он, то какая, в принципе, разница?
Спустя некоторое время Диана с подружкой пошли в туалет, чтобы обсудить Рентона и Картошку. Диана никак не могла определиться насчёт Рентона. Он, конечно, мудак, но здесь таких полно, а он от них несколько отличается. Хотя и не настолько, чтобы придти в восторг. Однако, уже поздно...
Картошка поворачивается и говорит что-то Рентону, но он его не слышит из-за песни "Ферма", которую, как и все их песни, по мнению Рентона, можно служать только под "экстази", а если ты под "экстази", то нет никакого смысла слушать "Ферму", лучше уж оттянуться под какой-нибудь рейв, переходящий в тяжёлое техно. Но даже если бы он слышал Картошку, то всё равно его мозги были сейчас настолько задрочены, что он не смог бы ничего ответить, а потому заслуженно отдыхал от напряжения во время разговора с Дианой.
Потом Рентон начинает изливать душу парню из Ливерпуля, приехавшему сюда на каникулы, из-за его акцента и манер приняв его за своего друга Дэйво. Потом Рентон понимает, что этот парень - совсем не Дэйво и зря он так перед ним разоткровенничался. Он пытается вернуться обратно к стойке, теряет Картошку, и только тут осознаёт, что ужрался, как скотина. Диана становится для него лишь воспоминанием, смутной целью в тумане его наркотического ступора.
Он выходит на улицу и видит, что Диана садится одна в такси. Изнывая от ревности, он задаёт себе вопрос, означает ли это, что Картошка снял её подружку? Его ужасает перспектива остаться единственным парнем, который так никого и не снял, и полное отчаяние вынуждает его без стеснения подойти к ней.
– Диана, ты не против, если я сяду вместе с тобой?
Диана колеблется:
– Я еду в Форрестер-Парк.
– Класс. Мне тоже в эту сторону, - врёт Рентон и добавляет про себя: "По крайней мере, сегодня."
В такси они разговорились. Диана поccорилась с Лизой, своей подружкой, и решила уехать домой. Она думает, что Лиза до сих пор пляшет на танцплощадке с Картошкой и ещё одним кретином, натравливая их друг на друга. Капуста Рентона осталась у этого второго кретина.
Лицо Дианы приняло кислое мультяшное выражение, когда она рассказывала Рентону, какой ужасный человек эта
Когда она немного повеселела, он спросил её, не станет ли она возражать, если он её поцелует. Она пожала плечами, предоставив ему самому решать, означало ли это, что ей всё равно или что она ещё не решила. Он рассудил, однако, что безразличие намного лучше категорического отказа.
Они немного полизались. Его возбудил аромат её духов. Она подумала, что он слишком худой и костлявый, но целуется классно.
Когда они вышли из машины, Рентон признался, что живёт не в Форрестер-Парке и солгал лишь для того, чтобы подольше с ней побыть. Злясь на самоё себя, Диана почувствовала себя польщённой.
– Не хочешь зайти ко мне на чашку кофе?
– спросила она.
– Было бы классно, - Рентон пытался сделать вид, что ему просто приятно, и не выдать того, что он в восторге.
– Но предупреждаю, только кофе, - добавила Диана с таким видом, что Рентон долго не мог понять, какой смысл она вкладывала в свои слова. С одной стороны, она лукавила, и значит, вопрос секса с повестки дня не снимался, а с другой стороны, тон у неё был достаточно самоуверенный, и следовательно, говорила она то, что думала. Он только кивнул, как сконфуженный деревенский лох.
– Не шуми. Люди спят, - сказала Диана. "Это уже хуже", - подумал Рентон и представил себе квартиру с ребёнком и нянькой. Он вспомнил, что никогда не делал этого с теми, кто уже рожал. Эта мысль вызвала у него какое-то непривычное чувство.
Хотя он сразу же почуял, что в комнате кто-то есть, он не услышал того характерного запаха мочи, блевотины и талька, который исходит от грудных младенцев.
Он попытался обратиться:
– Диа...
– Тсс! Они спят, - оборвала она его.
– Не разбуди их, а не то будут неприятности.
– Кто "они"?
– нервно прошептал он.
– Тсс!!!
Рентон смутился. У него в мозгу промелькнули прошлые кошмары, испытанные им самим и слышанные от друзей. Он мысленно перебрал свою жуткую "базу данных", содержавшую в себе всё на свете - от соседей-вегетарианцев до психованных сутенёров.
Диана провела его в спальню и усадила на односпальную кровать. Потом она исчезла и возвратилась через несколько минут с двумя чашками кофе. Он почувствовал, что кофе был с сахаром; обычно он не мог его пить, но сейчас утратил вкус.
– Будем ложиться?
– прошептала она с необычным напряжением в голосе и подняла брови.
– Э... неплохо бы...
– сказал он, чуть не захлебнувшись кофе. Сердце бешено застучало, и он занервничал, как неуклюжий девственник, переживающий о том, каким образом алкогольно-наркотический коктейль скажется на его эрекции.
– Только не шуметь, - сказала она. Он кивнул.
Он быстро стянул с себя джемпер и футболку, потом кроссовки, носки и джинсы. Стесняясь своего рыжего лобка, он сначал запрыгнул в постель, а уж потом снял трусы.