Тракт. Дивье дитя
Шрифт:
Федор хмыкнул.
– Сильный парень. Ничего колдовского не вижу. Да, очень неприятный, глаза как у кошки, даже, вроде бы, в сумерках светятся, но это еще не повод…
– Это не повод. Но он и сумасшедших так же унимает. Деревенского дурачка за несколько дней говорить научил. Когда один из твоих караульных с перепою сбрендил, этот рыжий ему в один момент мозги вправил – и заметь, дорогой, этот мужик у тебя на вырубке больше ни разу не появлялся. Рыжий тебя на дух не выносит; мать того полоумного говорила, что ее сынку так и внушили, чтоб на вырубку и в лес ни за что не совался.
– Игнат, это смешно…
–
– Игнат, не пугай Соню…
– Софья Ильинична должна знать, что происходит вокруг – а нам, похоже, пора перестать закрывать на все глаза, – Игнат встал и прошелся по комнате. – С ума сходят по одиночке, а не всей деревней! Я не верю в нечистую силу, но я верю в магнетизм, в гипноз и в то, что некоторые люди могут излучать флюиды, еще неизвестные ученым! Это видели слишком многие и слишком разные люди, Федор. Я, к примеру, с некоторых пор совершенно уверен, что отец Василий видел что-то совершенно страшное в тот момент, когда Кузьмич умер. Это страшное – не леший, конечно, со стрелой, но, очевидно, что-то узрел наш поп…
– Я пойду распоряжусь об ужине, – пролепетала бледная Софья Ильинична в паузу и торопливо выскочила из комнаты.
– Перепугал Соньку, дуралей! – шепнул Федор с укоризной. – Зачем?
– Чтоб не мешала, если что потребуется сделать, – так же шепотом ответил Игнат, подойдя ближе и опираясь ладонями на оконные рамы. – Федя, этот рыжий может оказаться очень опасным, понимаешь? Я уверен, что это он убил Кузьмича.
– Чушь! Я видел тело. Бедняга Кузьмич умер своей смертью.
– Федя, его до смерти напугали! А может, внушили – взгляд у рыжего вполне магнетический, ты сам видел.
Федор замолчал, глядя в сгущающуюся серость за окном. Он задумался; впервые ему было очень не по себе.
– Слушай дальше, – продолжал Игнат. – Мне нынче изрядно всего рассказали, достаточно для того, чтобы принять услышанное к сведению. К примеру, этот паскудник говорил одному мужику о том, чего никак видеть не мог – а потом, показал, как утверждают, его смерть. Внушил. Ничего не напоминает? Мужик оказался моложе Кузьмича, не помер от ужаса, – Игнат усмехнулся. – И многие, чертовски многие деревенские уверяют, что в нем есть что-то ненормальное. Одно то, что он живет с этой местной шалавой… Да ладно, вспомни, как ты меня умолял с перепою «сыскать ту белобрысую ведьму» среди ночи! Она тебе тоже почудилась?
– Я был очень пьян, – буркнул Федор – и солгал. Он явственно вспомнил лунную деву с дикими горящими глазами и шелест невидимых крыльев в темноте. От одних воспоминаний вдоль спины прополз холодок. – Неважно, – сказал Федор, криво ухмыльнувшись. – Что ты предлагаешь?
– Да ничего, – сказал Игнат медленно, со странным выражением. – Тебе охота связываться? Мужики сами справятся. Сперва с волками – ты знаешь, что этот Битюг на меня буром попер, когда я предложил ему волков пострелять? Волки с ними заодно, уж не знаю, как. А после… с колдунами здесь разговор короток. Гвозди в пятки забьют, кол – между лопаток, а что останется – сожгут. И все.
Федор отвернулся
– Уголовщина.
– Ну что же, – в тон отвечал Игнат. – Можно дело поднять, властям сообщить. Он в церковь не ходит, лжепророчествует, шарлатан – это дело подсудное… Но сомневаюсь, что получится быстро, и – кто знает, что ему назавтра в голову взбредет? С мужиками потом живо разберутся… а может, и замнут, так, двоих-троих по этапу отправят… Но от рыжего нам надо избавиться, иначе беды не оберешься. Гляди-ка, началось с перепуганных дураков, а пришло к тому, что Кузьмич умер. Чем кончится? Чем дальше – тем красочнее…
– Ладно, – совсем тихо сказал Федор. – Прав ты.
– Только это надо с умом, – продолжал Игнат. – Рыжий кого угодно заболтает… Да и не только заболтает – тут деревенские парни проучить его хотели… глаза отвел, говорят. А хорошо бы – миром, как тут называется, чтобы вся деревня… круговая порука – и никаких следов. Все-таки бродяга… кому он нужен!
Федор кивнул, глядя в окно. Во дворе наступили настоящие сумерки, было тяжело разобрать что-то из ярко освещенной комнаты, только его лицо отражалось в темном стекле, как в воде. Ух и гадкая же дыра эта Прогонная, хоть и золотое дно! Рыжий щенок с жутким взглядом… Деревенский дурачок с куницей за пазухой, кусающий губы, бросивший в лицо: «Уезжай!» Громадный облом с сивой гривой – который, оказывается, волков жалеет… Выживший из ума старый раскольник, считающий Федора антихристом – и его отродье, фанатичные хамы… Кошмарный конокрад, тень за спиной желанной Оленки… Хороша деревенька!
– Я тут со всеми разберусь, – шепнул Федор про себя одними губами, без звука. – Я тут всех выведу на чистую воду со временем. Дайте только срок – я всю погань отсюда выведу.
Вот тут-то и вбежала в комнату бледная Сонька, похорошевшая от ужаса.
– Федя, – кажется, хотела крикнуть, но сказала тихо, – там… сова. В окно глядит.
Нелепое это сообщение должно было рассмешить Федора, но отчего-то испугало. Даже сердце ёкнуло против воли – очевидно, после разговора с Игнатом разыгралось воображение.
– Тут же лес, Сонечка, – сказал Федор с кривой усмешкой. – Скоро уже ночь. Совы летают по ночам, но, уверяю тебя, на нашем дворе их, скорее, интересуют мыши, чем окна.
Софья опустила руки.
– Мне все время страшно, Федя, – сказала она, чуть не плача, нервно теребя оборку на платье. – Я просто взглянула в окно – а там эта ужасная сова… Я закричала бы, если бы не пропал голос… Я уже так боюсь этого леса… Федя…
Игнат кашлянул.
– Софья Ильинична, – сказал он фатовским тоном, – а покажите-ка мне эту сову! Сейчас мы ее, – и прицелился пальцем в заоконную темноту, – бабах! – а после чучело вам набьем. Для смеху, а?
Софья бледно улыбнулась и кивнула. Федор вскинул ладонь в победном жесте:
– Давай, стрелок! По волку промазал – по сове не опозорься.
Игнат рассмеялся и вышел, через минуту вернувшись с ружьем.
– Дробью, – сказал он, поглаживая ложе. – Чтоб не испортить. Сейчас мы из нее, чертовки… простите, Софья Ильинична, из совы этой пух пустим! Где вы ее видали?
Софья улыбнулась уже куда веселее, а Игнат накинул полушубок и вышел во двор – где вечерняя темнота освещалась лишь парой фонарей и желтым светом окон.