Трактат о любви & Зазнавшееся млекопитающее
Шрифт:
Я привёл эти рассуждения, имея в виду не доказательство решающего превосходства естественного объяснения перед гуманитарным, а как пример того, что любой поведенческий феномен может быть объяснён с позиций самых разных парадигм, и принятие одной из них, при наличии примерно равной убедительности доводов – это уже больше вопрос внутренней приемлемости (если угодно – веры) для каждого из нас того или иного мировоззрения. И пусть слово «вера» в данном контектсе не смущает приверженцев строгих доказательств – ведь даже в самом строгом исследовании всегда неизбежны какие-то допущения, постулаты, которые мы должны принимать на веру, ибо истинность их возможно доказать лишь косвенно, что всегда оставляет пространство для сомнений. Вот вам исторический пример: Галилею, впервые применившему телескоп для наблюдений небесных светил, долгое время отказывались верить – дескать что истинного можно увидеть сквозь два кривых стекла, поставленные одно за другим? Да, если направить эту бесовскую трубу на наземные объекты, то можно увидеть совершенно правдоподобное изображение людей и других знакомых предметов, но корректно ли полагать опыты на греховной земле доказательством истинности изображений божественных небес? И эти сомнения, строго говоря, правомочны. Ведь универсальность и изотропность законов природы – это всего лишь постулат,
Здесь можно провести параллели с доказательствами существования Бога. С одной стороны – не известно ни одного неопровержимого и несомненного доказательства его существования; с другой – нет доказательств и его не-существования! Впрочем, строго доказать несуществование чего бы то ни было невозможно принципиально. В результате – принятие того или иного мировоззрения производится как следствие характериологической приверженности той или иной парадигме, тоже носящей характера презумпции – раз прямое утверждение строго не доказано, значит верно обратное. Но если одни люди придерживаются презумпции существования (когда недоказанность несуществования принимается как доказательство существования), то другие – наоборот. И переубедить приверженца другого лагеря ни тому, ни другому как правило не удается. Переход в другой лагерь возможен как правило лишь при изменении мыслительных тенденций, являющихся следствием гормональных или даже органических изменений в ЦНС, могущих происходить или с возрастом, или вследствие болезней или иных прямых воздействий. Но не под воздействием рассудочных аргументов!
Изложение естественнонаучного взгляда на поведение человека – цель данной книги, ибо для её автора подобные взгляды разумеется более приемлемы, а «презумпция неинстинктивности» соответственно – приемлема менее. Хотя автор и отдаёт себе отчёт в том, что возможны и другие объяснения. Но оставим эти самые «другие объяснения» адептам другого мировоззрения.
Так что же такое – инстинкт?
Как я уже упоминал во введении, существует много определений и пониманий понятия «инстинкт»; однако все они содержат указание на то, что инстинкты содержат те или иные врождённые предпосылки, а также на то, что они влияют на практическое поведение.
Одно из, на мой взгляд наиболее удачных академических определений инстинкта гласит: инстинкт(лат. instinctus – побуждающий) – неприобретённая, характерная для данного вида тенденция или предрасположенность реагировать определённым способом, возникающая при определённых стимульных условиях и при определённых состояниях особи.
Замечу, что сюда входит также врождённая предрасположенность легко воспринимать в ходе воспитания и обучения поведенческие и когнитивные схемы определённого типа, и неохотно воспринимать схемы другого типа. К примеру, дети животноводов, даже контактирующие с животными гораздо чаще, чем с людьми, тем не менее не перенимают поведение животных; на вышеупомянутых «Маугли» они совсем не похожи, ибо видоспецифическое человеческое поведение усваивается ими гораздо охотнее и легче. Чтобы ребёнок усвоил явно чуждое ему поведение, он должен быть лишён примера людей практически полностью, тогда и только тогда этот вакуум будет заполнен столь чужеродным содержимым.
Ещё обращаю внимание на то, что речь идёт именно о тенденции или предрасположенности, норме реакции, но не о каком-то строго фиксированном действии, хотя как частный случай это очень возможно. Другими словами, включившийся инстинкт порождает не поступок, а желание что-либо сделать, или какое-нибудь неконкретное чувство, ощущение, настроение, которое может субъективно не осознаваться как потребность именно в поступке (таково к примеру ощущение, что «зачесались кулаки» – человек ощутил потребность в агрессивном акте), но тем не менее – создаёт эмоциональный настрой, влияющий на принятие решений. Ах, я сегодня в подавленном настроении, и не мог поступить иначе…
Инстинкты, как и морфологические признаки формируются естественным отбором медленно и постепенно, и на более-менее длительных эволюционных промежутках времени «пришлифовываются», и становятся адекватными обстановке, в которой живёт вид. Ну конечно с оговорками на сигнатурность, неизбежным следствием которой является некоторых процент ложных срабатываний даже в стабильной обстановке. Но в общем и среднем в такой обстановке инстинктивное поведение вполне логично и целесообразно. Но при резкой смене условий существования вида такое поведение начинает выглядеть необъяснимо и загадочно – ведь человеку искренне хочется сделать так, а не иначе, и в силу искренности этого чувства желание воспринимается как «правильное», хотя объективно оно уже не соответствует новой обстановке.
Человечество, «изобретя» бурную социальную эволюцию, радикальнейше ускорило темп изменений условий обитания; существующие же механизмы видообразования за столь стремительными изменениями поспеть никак не могут. К счастью у человека есть способность приспосабливаться к таким изменениям иными средствами,
Можно ли как-то перепрограммировать эти врождённые программы поведения? Перепрограммировать – нет, но можно заблокировать, предложить альтернативную поведенческую линию, которая при определённых условиях, внешней поддержке может заменять врождённые программы. Однако это будет существенно менее устойчивое положение. Как только ослабнет внешняя поддержка этих альтернатив (что происходит в годы войн и смут), или под влиянием внутренних процессов (наркотики, деструктивные процессы в ЦНС), так человек снова возвращается к своему первобытному состоянию. Да и как можно изменить инстинктивные программы, если не знать об их существовании или отрицать его?
Да, разумеется, человек – это не муха, и даже не ящерица, для которых желание – это практически и есть действие (хотя бы попытка действия). Кора головного мозга, особенно – лобные доли для того и существуют, чтобы желания проходили какой-никакой контроль и отбор, и чтобы не все из них доходили до практических поступков. Но что если нельзя, но очень хочется? Сатирик говорит, что тогда можно… Хотя в целом ряде случаев, к примеру – немотивированной агрессии, он (сатирик то есть) глубоко не прав. Иначе говоря, человек отличается от животных (лучше так – «других животных») не тем, что у него нет инстинктов, а тем, что инстинктивные мотивации властвуют над поведением человека в существенно меньшей степени, чем над поведением низших животных. Человек (в отличие вышеупомянутой мухи) может поступить вопреки своим чувствам и желаниям – если захочет. Но часто ли так бывает? Редко ли мы поступаем так, а не иначе лишь потому, что нам просто захотелось?
Таким образом, этологическое понимание понятия «инстинкт» существенно отличается от веско преобладающего в гуманитарной или просто бытовой среде понимания, как правило предполагающего некое до беспамятства машинальное действие, которому абсолютно нельзя противостоять. Иррациональность инстинктивных желаний – не в их всевластности над человеком, а в порой загадочной непонятности причин возникновения их.
В то же время упорство, с которым гуманитарии отрицают влияние инстинктивных механизмов на человека, безусловно заслуживает внимательного рассмотрения; причины его явно не исчерпываются несовпадением в понимании термина «инстинкт», о чём сказано выше. Похоже, что в глубине этого отрицания лежит подсознательная приверженность концепции божественного творения человека, чаще всего явно не осознаваемая, да и вообще не ассоциируемая ни с каким конкретным богом. Достаточно того, что в рамках этой концепции постулируется божественность (в смысле – полная идеальность) «природы», и всего, что ей (природой) порождается. А следовательно, «природа» человека тоже объявляется идеальной, а все мерзости его поведения объявляются результатом позднейших искажений, извращений и вредоносного влияния извне. Но инстинктивные модели поведения присущи человеку (в той или иной форме и степени) от рождения, следовательно, их тоже следует назвать частью природы человека. В то же время, очень многие инстинктивные проявления в поведении человека совершенно отвратительны, и никак не укладываются в представления о чём-то божественном. Тут бы в ответ на это и предположить, что «природные» мотивации – это вовсе не святое, это просто поведенческие программы, которые были созданы для совсем других условий жизни, и нечего на них молиться. Но у многих людей это никак не может уложиться в голове – вместо этого отрицается природность (читай – инстинктивность) всяких нехороших поведенческих актов. Кстати, на ту же веру в идеальность природы указывает миф про то, что дескать хищные животные не убивают добычи больше, чем им надо для пропитания; только «забывший свою мать-природу» человек убивает «просто так». На деле хищные, да и не очень хищные животные вполне могут убивать больше, чем им нужно; внутривидовые убийства у них тоже отнюдь не выглядят исключительными событиями.
А что, можете удивиться вы – разве человек не может ничего захотеть просто так? Разве у человека не бывает чувств и переживаний не связанных с инстинктивными механизмами? Представьте себе – нет. Такого рода возражения приходится выслушивать более чем часто – дескать, никакой это не инстинкт, а просто мне захотелось… Но просто так и чирей не вскочит, а уж желание и подавно просто так не возникает. Способность испытывать эмоции [10] , как самовосприятия того или иного состояния организма – древнейшая способность живых существ, наделённых нервной системой, а возможно даже и не наделённых – гуморальное управление организмом существует столько же, сколько и сама жизнь, и отнюдь не отмерло и у «венца творения». Эта древнейшая способность всегда отражает какие-то биологически значимые состояния или предвкушения организма – рассудочные рассуждения сами по себе эмоциями не возбуждаются и не сопровождаются; эмоции в этих случаях рождаются постфактум, за счёт того, что итог рассуждений может попутно «задеть», какой-нибудь инстинктивный релизер. К примеру – радость научного открытия порождает положительные эмоции в силу сходства открытия с победой в каком-то поединке, или какой-то очень вкусной находкой (а человек по своей природе – собиратель).
– эдесь эмоция понимается в буквальном значении этого латинского слова, а именно – состояние организма, побуждающее его к тому или иному действию или сопровождающее это действие. Обращаю внимание, что с большинством психологических трактовок это понимание не совпадает. Традиционная психология обычно отказывает в праве на эмоции существам с простой нервной системой определяя эмоции как очень сложный психический процесс, возможный лишь у некоего существа (не будем показывать пальцем), исключительно обладающего в высшей степени развитой нервной системой. На мой взгляд это определение безосновательно и антропоцентрично. Впрочем, психология – явление очень полиморфное и неоднородное, в ней самой нет единства в определении этого термина. Повторю – в биологическом понимании, эмоция – всего лишь самоощущение организмом того или иного состояния. Столь же любимые психологами тонкие нюансы различий между понятиями «эмоция», «страсть», «ощущение», «чувство» и т. п. полагаю сугубо искусственными, и стало быть копаться в них – совершенно излишним. И раз это так, что даже эталон примитивности – виноградная улитка с её нервной системой из 9 нейронов может теоретически испытывать 2^9=512 различных эмоций! Пусть фактически их на порядок меньше, но всё же больше, чем самостоятельных слов в любом человеческом языке, описывающих эмоциональные состояния.