Трактаты
Шрифт:
Но разве этим как-то отрицается воскресение плоти? Разве не может существовать нечто, само по себе бесполезное, но получающее пользу от другого? Дух приносит пользу, ибо он животворит. Плоть не приносит пользы, ибо она умерщвляется. Этим, к нашему благу, Он еще лучше определил назначение того и другого; показав, что приносит пользу, а что – нет, Он одновременно разъяснил, что ему полезно, то есть дух – плоти, животворитель – умерщвленной. Ибо придет время, – говорит Он, – когда мертвые услышат глас Сына Божьего, и услышавшие оживут (5:25). А что мертво, как не плоть? И что такое глас Божий, как не Слово? И что есть Слово, как не Дух? Он прав, намереваясь воскресить плоть (ибо Сам стал плотью), воскресить от смерти, которую Сам претерпел, и от гроба, в который Сам был положен. Наконец, когда Он говорит: Не удивляйтесь, ибо придет время, когда все сущие в гробницах услышат глас Сына Божьего, и выйдут творившие добро в воскресение жизни, а творившие зло – в воскресение осуждения (5:28–29), – то под мертвыми, сущими в гробницах, нужно понимать именно тело и плоть, а под самими гробницами – только вместилища трупов. Ведь и сами ветхие люди, то есть грешники, мертвецы по неведению о Боге (которых еретики и предлагают считать гробницами [198] ), выйдут, как ясно возвещено, из гробниц на суд. Но как же могут гробницы выйти из гробниц?
198
Ср. выше, гл. 19.
38. После всего сказанного Господом как думаем мы понимать дела Его, если Он воскрешает мертвых из могил и гробов? Для чего все это? Если
39. И писания апостольские свидетельствуют о воскрешении, которое совершил Христос. Ибо у апостолов не было иного дела, – по крайней мере, перед Израилем, – как снять печать Ветхого Завета и наложить печать Нового или, вернее, возвестить Завет Божий во Христе. Поэтому они не прибавили ничего нового о воскресении, но только сообщили о нем во славу Христа, а в остальном оно было принято простой и уже известной верой без всякого обсуждения его свойств, и сопротивлялись этому одни лишь саддукеи. Значит, легче было полностью отрицать воскресение мертвых, нежели иначе понимать его. Вот Павел, который перед первосвященниками, при трибуне, среди саддукеев и фарисеев проповедует свою веру: Мужи, братья, я фарисей, сын фарисеев, и ныне вы судите меня за надежду на воскресение (Деян. 23:6), – разумеется, на общее для всех воскресение. [Он сказал это], чтобы его не считали единомышленником саддукеев в главном положении всей веры, то есть воскресении, ибо он уже оказался нарушителем закона. И так как он не желал, чтобы его сочли отрицающим веру в воскресение, то утверждал ее вместе с фарисеями, отвергая ее противников, саддукеев. Поэтому и перед Агриппой говорил, что не проповедует ничего сверх возвещенного пророками (ср. Деян. 26:22), и, стало быть, сохранял учение о воскресении таким, как его возвестили пророки. Упомянув в том числе, что о воскресении мертвых написано и у Моисея, он знал, что это телесное воскресение, при котором нужна будет и кровь человека. Значит, он проповедовал такое воскресение, которое принимали фарисеи и утверждал Сам Господь, а саддукеи совершенно отвергли, чтобы не верить ни во что подобное. Да и афиняне не заметили, чтобы Павел проповедовал другое воскресение, – потому-то они и осмеяли его (ср. 17:32). Однако они не стали бы насмехаться, если бы услышали от него только о воскресении души, так как сочли бы это самым расхожим мнением своей собственной философии. Но поскольку возвещение прежде неслыханного воскресения поразило язычников самой новизною своею, а подобающее предмету недоверие начало колебать веру сомнением, то и апостол старался утвердить веру в эту надежду почти в каждом своем послании, указывая, что надежда есть, но еще не сбылась и (в чем более всего возражали) относится к телесному воскресению, – но не в ином теле (в чем также были сомнения).
40. Впрочем, неудивительно, что [еретики] заимствуют доказательства из собственных его посланий – ибо надлежит и ересям быть (ср. 1. Кор. 11:19), – а они не могли бы существовать, если бы Писание нельзя было понимать превратно. И вот еретики, обнаружив, что апостол учил о двух человеках: внутреннем, то есть душе, и внешнем, то есть плоти, – присудили спасение душе, то есть внутреннему человеку, а гибель – плоти, то есть внешнему, ибо в Послании к Коринфянам написано: Если даже наш внешний человек повреждается, то внутренний обновляется день ото дня (2 Кор. 4:16). Но ни сама душа не есть человек (ибо она лишь потом была помещена в создание, названное человеком), ни плоть без души (ибо плоть после исхода души называется трупом). Поэтому слово «человек» – это как бы скрепа двух соединенных субстанций и может обозначать только их соединение. Далее, под внутренним человеком апостол предпочитал понимать не столько душу, столько ее «расположение» (mens) и ее «дух» (animus), то есть не саму субстанцию, а ее «настрой» (sapor). Когда он писал Эфесянам: Христос обитает во внутреннем человеке (ср. 3:16–17), – этим он указывал, конечно, что Господь должен быть запечатлен в чувствах, ибо тут же прибавил: Через веру в сердцах ваших и в любви (ср. 17–18). Значит, веру и любовь он считает не сущностным свойством (substantiva) души, а привходящим (coneptiva); но сказав в сердцах, он отнес и самого внутреннего человека к плоти, ибо поместил его в сердце, а сердце есть неотъемлемая часть субстанции плоти. Подумай теперь, почему апостол сказал, что внешний человек повреждается, а внутренний обновляется день ото дня, и поймешь: речь идет не о том тлении плоти, которое она претерпевает со дня смерти, дабы исчезнуть навсегда, но скорее о том повреждении, которое плоть испытывает на протяжении всей земной жизни прежде смерти и до самой смерти от истязаний, притеснений, пыток и наказаний за имя христианское. Конечно, и внутренний человек будет тут иметь обновление, преуспевая день ото дня при поддержке духа в вере и учении. Но это будет не там, то есть не после воскресения, где нам предстоит обновление отнюдь не каждодневное, но единократное и совершенное.
Подумай о следующих затем словах: Ибо теперешнее наше краткое и легкое страдание доставляет нам вечную полноту славы сверх всякой меры, когда мы смотрим не на видимое (то есть страдания), а на невидимое (то есть награды), ибо видимое временно, а невидимое вечно (4:17–18). Тем самым апостол утверждает, что страдания и нападки, от которых повреждается внешний человек, нужно презирать, как легкие и кратковременные, и приводит в пример полноту славы и незримых вечных наград – воздаяние за труды, от которых плоть здесь повреждается. И речь идет вовсе не о том тлении, которое уничтожает плоть навсегда и которое еретики (чтобы отвергнуть воскресение) приписывают внешнему человеку. Например, он говорит и в другом месте: Если мы страдаем вместе с ним, чтобы с Ним и прославиться, то, я думаю, нынешние временные страдания – ничто перед грядущей славой, которая имеет открыться в нас (Римл. 8:17–18). И здесь он показывает, что невзгоды меньше, чем награда за них. Если мы сострадаем Христу в плоти, – а ей свойственно повреждаться от страданий, – то ей же будет предназначена и награда, обещанная за общее страдание. Поэтому апостол, собираясь приписать плоти свойство страдать (что он и сделал выше), говорит: Когда же мы пришли в Македонию, плоть наша не имела никакого отдохновения, – а потом, чтобы показать и страдания души, добавляет: во всем мы были стеснены: извне – нападения (именно, беспокоящие плоть), изнутри – страх (терзающий душу) (2 Кор. 7:5). Стало быть, если внешний человек повреждается, то речь идет не об утрате воскресения, а о претерпевании страданий, что происходит при участии внутреннего человека. Значит, и прославление, и страдание будет принадлежать им обоим. Соратники в трудах должны, конечно, остаться соучастниками и в наградах.
41. Ту же мысль апостол имеет в виду, ставя воздаяние выше мучений: Мы, – говорит он, – знаем, что если земной дом наш, эта хижина, разрушится, у нас есть дом нерукотворный, вечный, на небесах (2 Кор. 5:1). Это значит, что когда плоть наша уничтожится в страданиях, мы получим жилище на небесах. При этом он намекает на Евангельское речение: Блаженны гонимые за правду, ибо их есть Царство Небесное (Матф. 5:10). И уж, конечно, он не отрицал восстановления плоти, если ссылался на воздаяние наградой, потому что воздаяние должно относиться к тому же, к чему и разрушение, то есть к плоти. Однако назвав плоть «домом», он предпочел и при сравнении с наградой искусно воспользоваться этим словом, обещая тому «дому», который разрушится от страданий, лучший «дом» через воскресение. Ведь и Господь говорит, что у Отца Его много обителей и как бы домов (ср. Иоан. 14:2), Впрочем, можно счесть, что апостол имел в виду обитель мира сего, с разрушением которого обещается вечное место на небесах, – ибо следующие за этим слова, очевидно, относящиеся к плоти, показывают, что предыдущие к ней не относятся. Дело в том, что апостол проводит различие, когда прибавляет: Потому мы и вздыхаем, желая облечься в то наше жилище, которое на небе, чтобы нам, раздетым [199] , не оказаться нагими (2 Кор. 5:2–3). Это значит, что мы желаем облечься небесною силой вечности прежде, чем расстанемся с плотью. По преимуществу милость эта касается тех, которые при пришествии Господа останутся в своей плоти и, вследствие жестокости времени антихриста, заслужат кратчайший путь к смерти (которая свершится через изменение) и встретятся с воскресающими. Именно так апостол пишет Фессалоникийцам: Ибо это мы говорим вам по слову Господню, что мы, которые живем и остаемся до прихода Господа, не упредим тех, которые почили; ибо Сам Господь при возвещении и гласе трубы Божьей сойдет с неба и мертвые во Христе воскреснут первыми; потом мы вместе с ними будем восхищены на облаках, навстречу Господу, и так будем всегда с Господом (1 Фесс. 4:15–17).
199
Exuti («раздетые») вместо vestiti («одетые») Вульгаты; видимо, Тертуллиан читал вместо .
42. Об этом изменении он говорит еще в Послании к Коринфянам: Все мы воскреснем, но не все изменится вдруг, во мгновение ока, при последней трубе (1 Кор. 15:51–52) [200] ; так изменятся, конечно, лишь те, кто будет оставаться во плоти: Мертвые, – говорит он, – воскреснут, а мы изменимся (52). Рассмотрев сначала это суждение, все остальное ты будешь уже соотносить со смыслом сказанного выше. Потому что, когда он прибавляет: Ибо надлежит тленному сему облечься в нетление и смертному сему облечься в бессмертие (53), – имеется в виду как раз та небесная обитель, в которую мы желаем облечься (конечно, поверх плоти, в которой, стеная, обретаемся). То есть мы, по его мнению, тяготимся этим шатром, который хотим не снять, а только покрыть, чтобы смертное поглотилось жизнью, когда оно изменяется таким образом, облекаясь в небесное. Ибо кто, пребывая во плоти, не пожелает облечься бессмертием и продолжать жизнь, ускользнувши от смерти с помощью ее наместника – изменения, дабы избежать преисподней, где взыщут все до последнего квадранта? [201] А кто уже побывал в преисподней, тот претерпит изменение после воскресения.
200
Текст испорчен. Восстановлено по смыслу, следуя Кг.
201
Самая мелкая римская монетка (четверть асса).
Мы утверждаем, что с этого времени плоть будет воскресать всяким образом и обретет облик ангельский от грядущего изменения. Ведь если бы плоти предстояло измениться только у тех, кто в ней пребывает (дабы смертное поглотилось жизнью, то есть плоть – тем вечным телесным облачением), тогда обретающиеся в смерти не обрели бы жизни, потому что у них уже нет материи и, так сказать, пищи жизни – плоти; или нужно, чтобы они вновь получили плоть, дабы и у них смертное могло поглотиться жизнью, – если они должны обрести жизнь. «Но у мертвых, – говоришь ты, – это смертное уже поглощено». – Да ведь не у всех. Сколько можно найти вчерашних мертвецов, только – только погребенных, в которых нельзя увидеть ни следа поглощения? Ты, разумеется, считаешь поглощенным только погубленное, только истребленное, ставшее недоступным всякому чувству и совершенно переставшее являться. Но да будет тебе известно, что тела древнейших гигантов не поглощены, ибо остовы их до сих пор существуют. Об этом мы уже сказали в другом месте [202] . Но и еще недавно, когда в этом городе, закладывая фундамент для одеона [203] , святотатственно повредили древнейшие гробницы, народ пришел в трепет от почти пятисотлетних костей, еще влажных, и волос, не утративших запаха. Известно, что не только кости сохраняются в целости, но и зубы не портятся, ибо они представляют собою семена тела, которое произрастет из них в воскресении.
202
См. Душ. 51.
203
Речь, видимо, идет о Карфагене. Одеон – крытый театр для музыкальных представлений.
Наконец, если бы [по воскресении] оказалось, что смертное поглощено у всех мертвых, то чем: смертью, вечностью, временем, или, может быть, жизнью, облечением и дарованием бессмертия? Поэтому кто утверждает, что смертное будет поглощено ими, тем самым отрицает, что оно будет поглощено смертью. Но во всяком случае нужно полагать, что это свершится и исполнится Божественною силою, а не законами природы. И раз смертное должно быть поглощено жизнью, оно, во всяком случае, должно иметься, чтобы поглотилось, и поглотиться, чтобы изменилось. Если бы ты сказал, что огонь должен зажигаться, то не смог бы утверждать, что средство для зажигания в одном месте нужно, а в другом – нет. Так и апостол прибавляет: Чтобы нам, раздетым, не оказаться нагими (2 Кор. 5:3), – имея в виду тех, которые в день Господа будут обретаться не в жизни и не во плоти. Он утверждал, что названные им «раздетыми» наги именно в том смысле, что им предстоит новое облечение в ту же субстанцию, которой они были лишены. Ибо как они окажутся нагими, когда плоть их сброшена, или отчасти разорвана и уничтожена (а как раз это может считаться наготою), – так потом вновь примут ее, дабы, облекшись плотью, они могли поверх нее облечься бессмертием. Ибо не подобает надевать верхнее платье, если еще не надето нижнее.
43. Поэтому, когда апостол говорит: Итак, мы всегда уверены и знаем, что пока пребываем в теле, мы далеки от Господа, ибо мы ходим по вере, а не по видению (2 Кор. 5:6–7), то ясно, что и это не относится к принижению плоти (как будто она отделяет нас от Господа). Здесь он только увещает нас отвратиться от этой жизни, ибо мы далеки от Господа, пока живем. Мы ходим по вере, а не по видению, то есть руководимся надеждой, а не обладанием. Поэтому он добавляет: Веруя, мы, однако, считаем большим благом удалиться от тела и пребывать у Господа (8), – дабы мы ходили больше по видению, чем по вере, и скорее обладали, чем надеялись. Ты видишь, что и здесь презрение к телам он обращает к превосходству мученичества. Ведь только тот, удалившись от тела, сразу пребывает у Господа, кто по заслуге мученичества будет послан в рай, а не в преисподнюю. Неужели у апостола не хватило слов для обозначения исхода из тела или он говорит об этом по-новому? Напротив, желая обозначить временную утрату тела, он и сказал, что мы удалены от Него, – ибо тот, кто отправится в путешествие, возвратится в свое обиталище. После этого он говорит для всех: Мы стремимся быть угодными Богу, пребываем мы вдали от Него или у Него: ибо всем нам должно явиться на суд Иисуса Христа (9—10). Если всем, то и целыми, если целыми, то явиться должно и внутреннее, и внешнее, то есть и души, и тела: Чтобы, – говорит он, – каждый получил то, что совершил в теле и сообразно тому, что совершил, – плохое или хорошее (10). Теперь я спрашиваю, как ты читаешь это место, ибо апостол как будто затемнил его перестановкой слов. Что он имел в виду – «должно быть получено посредством тела» или «совершено посредством тела»? Но даже если он имел в виду «должно быть получено посредством тела», то, вне сомнения, речь идет о телесном воскресении. Если же «то, что совершено посредством тела», – и тут все должно быть возмещено тем же телом, каким и было сделано. Значит, все это рассуждение апостола с самого начала раскрывается в заключении (где показывается воскресение плоти) и его нужно понимать согласно заключению.