Трактаты
Шрифт:
Конечно, если апостол и прежде никогда не использовал названия субстанций для обозначения действий, то и здесь ему не следовало так поступать. Но поскольку о тех, кто до сих пор пребывает во плоти, он говорил, что они в ней не находятся (имея в виду дела плоти), то не нужно отвергать привычный ему способ выражения, когда он отчуждает от Царства Божьего не субстанцию, а дела ее. Например, объяснив Галатам, что такое дела плоти, апостол объявляет: он предсказывает и раньше предсказывал, что совершающие подобное не наследуют Царства Божьего (5:19 сл., 21), – потому что они не носят в себе образа небесного, как носили образ перстного. В силу этого они, по ветхому своему образу жизни, должны называться именно плотью и кровью. Но если бы даже апостол сказал, что плоть и кровь должны быть отлучены от Царства Божьего, совершенно неожиданно, не объяснив предварительно смысл этих слов, то и в таком случае мы должны были бы понимать под этими двумя субстанциями ветхого человека, преданного плоти и крови, а именно пище и питью, – того человека, который обычно возражает против веры в воскресение: Станем есть и пить, ибо завтра умрем (1 Кор. 15:32). И апостол порицал плоть и кровь именно за их плоды – обжорство и пьянство.
50. Но даже опустив подобные толкования, порицающие дела плоти и крови, можно будет защищать эти субстанции для воскресения, понимая их в собственном смысле. Ведь не воскресение прямо отрицается для плоти и крови, а Царство Божье, которое достается воскресению (ибо воскресение подразумевает и суд); общее воскресение плоти как раз подтверждается тем, что исключается частичное. Ведь когда объявляют, в каком состоянии не бывает воскресения, тем самым
В любом случае всякая плоть и кровь воскреснет в своем свойстве. Но те, кому назначено войти в Царство Божье, должны будут облечься силой нетления и бессмертия, без которой нельзя попасть в Царство Божье, – и прежде, чем смогут попасть туда. Значит, как мы сказали, правильно, что плоть и кровь сами по себе не способны достичь Царства Божьего. Поскольку это тленное, то есть плоть, должно быть поглощено нетлением, а это смертное, то есть кровь, – бессмертием (ср. 1 Кор. 15:53–54) через изменение после воскресения, то по справедливости измененные и поглощенные плоть и кровь могут наследовать Царство Божье; а этого не может быть без их воскресения. Находятся и такие, которые под плотью и кровью хотят понимать иудейство (в связи с обрезанием), тоже отчужденное от Царства Божьего, ибо оно считается ветхим, и под этим именем апостол порицает его в других местах. После того, как ему открылся Сын Божий, дабы благовествовать Его язычникам, он не советовался с плотью и кровью (ср. Галат. 1:16), то есть с обрезанием, с иудейством, как он писал Галатам.
51. Но уже за всех ответят слова, которые мы сохранили для заключения, даже и за самого апостола, которого поистине следовало бы обличить в великой опрометчивости, если бы он (как хотят думать некоторые) столь внезапно, так сказать, не глядя, окончательно и безусловно удалил вообще всю плоть и кровь из Царства Божьего, и из самого небесного дворца. А ведь там теперь восседает Иисус одесную Отца, – человек, хоть и Бог, последний Адам, хоть и начальное Слово, плоть и кровь, хоть и чище нашей, – но Тот же и по субстанции, и по виду, каким вознесся (ср. Деян 1:11) Таким Он вновь придет, по словам ангелов, дабы Его смогли узнать те, которые Его изранили. Это Он назван Посредником между Богом и людьми (1 Тим. 2:5), ибо Ему вверен залог с обеих сторон, и в Себе Самом Он хранит залог плоти словно задаток всей суммы. Подобно тому, как нам Он оставил в залог Духа (2 Кор. 5:5), так и от нас принял залог плоти и взял его на небо словно поручительство, что оттуда когда-то будет возвращена вся сумма. Не беспокойтесь, плоть и кровь: вы обрели и небо, и Царство Божье во Христе. И если вас станут отрицать во Христе те, кто отвергал для вас небо, тогда пусть говорят, что и Христа нет на небе. И апостол сказал: Тление не наследует нетления (1 Кор 15:50) не для того, чтобы ты счел плоть и кровь тлением, ибо они скорее подвержены тлению, – именно в силу смерти; а смерть не просто разрушает плоть и кровь, но именно истребляет. И раз апостол сказал, что дела плоти и крови не могут обрести Царства Божьего, то, дабы особенно выделить эту мысль, он изымает наследство нетления и у самого тления, то есть у смерти, которой способствуют дела плоти и крови. Ибо чуть позже он некоторым образом описал смерть самой смерти: Поглощена смерть в битве. Смерть, где твое жало? Смерть, где твоя сила? Но окало смерти грех (вот это и будет тление), а сила греха – закон (1 Кор. 15:54–56), вне сомнения, тот иной закон, который, по мысли апостола, воюет в членах его против закона его души, то есть сама сила, грешащая против воли (ср. Римл. 7:1 сл.). Ведь если выше он творит: Последний враг истребится – смерть (1 Кор. 15:26), то как раз поэтому тленное не наследует нетленного (50), иными словами, смерть не получит продолжения. Но когда и как она истребится? Когда вдруг, во мгновение ока, при последней трубе мертвые воскреснут нетленными (52). Кто же они, как не те, которые прежде были тленными, то есть тела, или плоть и кровь? И мы изменимся (там же). Из какого состояния, если не из того, в котором будем обретаться? Ибо тленному сему надлежит облечься нетленением и смертному сему облечься бессмертием (53). Что смертно, как не плоть? Что тленно, как не кровь? Апостол заботится о тебе и старается, чтобы ты относил сказанное к плоти; а чтобы ты не подумал, что он говорит о чем-то другом, он, говоря: это тленное и это смертное, – словно указывает на свою собственную кожу. И впрямь, он мог бы сказать «это» только о чем-то действительном и находящемся перед глазами. Это слово обозначает нечто телесное. Но тленное есть нечто иное, нежели тление, а смертное нежели смертность. Ибо одно испытывает воздействие, а другое – его производит. Значит, плоть и кровь, испытывающие тление и смерть, с той же необходимостью испытают и нетление с бессмертием.
52. А теперь посмотрим, в каком теле, по мнению апостола, возвратятся мертвые. И хорошо, что он сразу же взялся это показать, – словно кто-то просил об этом. Неразумный, – говорит он, – что ты сеешь, не оживет, если не у мрет (1 Кор. 15:36). Уже из примера с семенем понятно, что оживает только такая плоть, которая умерла, и отсюда станут ясны следующие затем слова. Дальше он говорит: А что ты сеешь, это отнюдь не будущее тело (37) – и показывает, что не следует понимать это в противоречии со смыслом примера, думая, будто воскреснет иное тело, нежели посеянное в смерти. В противном случае ты не понял примера. Ибо, если посеяна и растворилась в земле пшеница, никогда не всходит ячмень, но всегда тот же самый род зерна той же природы, свойства и формы. Откуда же оно берется, если оно не то же самое? Ведь тление то же самое, ибо относится к нему. Но апостол и объясняет, что значит – сеется отнюдь не будущее тело, говоря: Но голое зерно, какое случится, пшеницы или какое другое. А Бог дает ему тело, как хочет (37–38). Конечно, речь идет о том зерне, которое, по его словам, сеется голым. – «Верно», – соглашаешься ты. – Значит, спасено то, чему Бог намерен дать тело. Но как оно может быть спасено, если нигде не находится и если воскреснет не то же самое? Если оно не воскреснет, то и не спасено. А если не спасено, то не может и получить тело от Бога. Но ведь очевидно, что оно спасено. Для чего тогда Бог даст ему тело по Своему желанию (если у него уже есть тело, нагое), как не для того, чтобы оно воскресло уже не нагим? Значит, тело получит нечто добавочное сверх этого. А то, к чему присоединяется добавка, не уничтожается, но увеличивается. То же, что увеличивается, сохраняется. Ведь сеется только зерно без шелухи, своей одежды, без колоса, своей основы, без ости, своей защиты, без стебля, своей гордости; а вырастает оно полным с лихвой, в тесном сообществе, в стройном расположении, защищенное своим убранством и вполне одетое. Все это для него – другое тело от Бога, в которое оно превращается не через уничтожение, а через увеличение. И каждому семени свое тело (15:38), но не свое, конечно, в том смысле, что не прежнее, ибо теперь ему принадлежит и данное Богом сверх того.
Итак, придерживайся примера, храни его для плоти, словно зеркало, и верь: принесет плод то же самое, что посеяно, оно само возвратится, – и обильнее, – и не будет другим, хотя явится по-другому. Ведь именно оно получит ту помощь и то убранство, какие Бог пожелает дать ему сообразно заслугам. Вне сомнения, именно это имел в виду апостол, говоря: Не всякая плоть такая же плоть (39); он отрицает не общность субстанции, но уравнение преимуществ, относя к телу различие по чести, а не по роду. Поэтому он добавляет еще иносказательные примеры животных и стихий. Одно есть плоть человека, то есть раба Божьего, действительно человека, другая – скота, то есть язычника, о котором и пророк говорит: уподобился человек скотам неразумным (Пс. 48:21). Иная плоть птиц (1 Кор. 15:39), то есть мучеников, которые стремятся к вышнему, иная – рыб, то есть тех, кому достаточно воды крещения [206] . Так же использует он и примеры с небесными телами. Иная слава солнца, – то есть Христа, иная – луны, – то есть церкви, иная – звезд, то есть семени Авраамова. И звезда от звезды разнится в славе, и есть тела небесные и тела земные (40–41), то есть иудеи и христиане. Но если это сказано не иносказательно, то, конечно, напрасно он сопоставлял плоть мулов и коршунов и тела небесных светил с человеческой плотью, ибо те несравнимы с ней по своим свойствам и не получают воскресения. Наконец, проведя путем этих сравнений различие в славе, а не в субстанции, он заключает: Так и при воскресении мертвых (42). Как же? И здесь различие не в чем ином, как только в славе. Поэтому, вновь приписывая воскресение той же самой субстанции и снова упоминая о зерне, он говорит: Сеется тленное, восстает нетленное, сеется в уничтожении, восстает в славе; сеется в слабости, восстает в силе; сеется тело душевное, восстает тело духовное (42–44). Несомненно, восстает именно то, что сеется, а сеется именно то, что истлевает в земле, а истлевает в земле именно плоть. Ибо ее поразило речение Господа: Земля есть и в землю пойдешь (Быт. 3:19), – ибо из земли и была взята. Поэтому и апостол стал говорить «сеется», ибо она возвращается в землю, а земля есть лучшее хранилище семян, дабы складывать их туда и оттуда брать. Поэтому он удостоверяет, словно накладывая печать: Так написано (1 Кор. 15:45), – дабы ты не счел, что сеется другое, а не то, о чем сказано: В землю идешь, откуда взята, – то есть не что иное, как плоть. Ибо так написано.
206
См. Крещ. 1.
53. Однако некоторые доказывают, что душа – это душевное тело, дабы удалить плоть от восстановления тела [207] . Но раз определенно и твердо установлено, что воскреснет именно то тело, которое было посеяно, то у них следует потребовать разъяснить существо дела. Или пусть они покажут, что сеется душа после смерти, душа мертвая, то есть брошенная в землю, разложившаяся и истлевшая. Но ничего подобного Бог не установил. А тогда пусть признают ее тление, уничижение и слабость, чтобы признать за ней же воскресение в нетлении, славе и силе. У Лазаря (это наилучший пример воскресения) плоть был немощная, почти сгнившая до отвратительности, да при этом зловонная от разложения, и все же Лазарь воскрес во плоти и притом с душой. Но душа его была нетленна, и никто не пеленал ее льняными лентами, никто не укладывал в гроб, тем более никто не ощущал зловония и четыре дня никто не видел, что она посеяна. Состояние Лазаря, его исход [208] и ныне испытывает плоть каждого человека, но не душа. Ясно, что осуждение апостола относится к плоти, что именно о ней он говорит: плоть – это и тело душевное, когда сеется, и тело духовное, когда воскресает. Апостол подкрепляет тебя именно в таком толковании и на основании авторитета того же Священного Писания напоминает, что первый человек Адам был сделан душой живою (Быт. 2:7).
207
Ср. Пл. Христ. 10 ел.
208
См. Иоан.
Если Адам – первый человек, а плоть представляла собою человека до наделения его душой, то, несомненно, плоть и обрела душу. Но при этом она все же осталась телом, а потому стала телом душевным. Чем они могли бы называть плоть, если не тем, чем она стала благодаря душе, чем не была без души и чем не будет после ее исхода, пока не воскреснет? Вновь обретя душу, она вновь станет душевным телом, чтобы стать духовным. Ибо воскресает лишь то, что существовало. Итак, насколько плоти подобает называться душевным телом, настолько же это никак не подобает душе. Ведь плоть поначалу была простым телом, а уже затем – душевным, которым стала после одушевления. Душа же, хоть и является телом, но, скорее, не одушевленным, а одушевляющим. Она не может называться душевным телом и становиться тем, что она производит. Будучи привходящим свойством (ассidens) другого, она его и делает душевным. Но, не являясь таким свойством [относительно себя самой], как она сделает душевной саму себя? Значит, как простая прежде плоть, принимая душу, становится душевным телом, так после, облекаясь духом, становится духовной. Устанавливая этот порядок, апостол показывает его в Адаме и во Христе, как в примерах различия. И когда он называет Христа последним Адамом, ты можешь понять из этого выражения, что он стремится утвердить воскресение плоти, а не души. Ведь если и первый человек, Адам, был плотью, а не душой, но потом стал душой живою, то и последний Адам, Христос, назван Адамом потому лишь, что Он человек, а человек потому, что обладал плотью, но не потому, что имел душу. Соответственно он добавляет: Не духовное прежде, но душевное, а потом духовное (1 Кор. 15:46), – как свидетельствуют оба Адама.
Тебе, быть может, кажется, что тело душевное и тело духовное различаются в одной и той же плоти, и это различие апостол приуготовил в обоих Адамах, то есть в обоих людях? Но по какой субстанции равны между собой Христос и Адам? Во всяком случае, по плоти, но можно считать, что и по душе, – хотя человеком тот и другой называются сообразно плоти. Человек сначала был плотью. Относительно плоти поэтому и можно было установить порядок, дабы один считался первым, а другой последним человеком, то есть Адамом. Ибо различные вещи нельзя расположить в определенном порядке, если различие относится к субстанции. Это возможно, пожалуй, только при различии места, времени или обстоятельств. Здесь же «первый» и «последний» сказано о субстанции плоти, го есть первый человек – из земли, а второй – с неба; но хоть по духу Он и с неба, по плоти – все равно человек. Значит, порядок, объединяющий обоих Адамов, относится к плоти, а не к душе, ибо первый человек был сделан душой живою, а последний, в отличие от него, Духом животворящим (45). Этим и будет определяться различие их плоти, ибо о плоти сказано: Не духовное прежде, но душевное, а потом духовное. Тем самым, к плоти нужно относить и сказанные выше слова о том, что сеется тело душевное, а воскресает тело духовное, ибо не духовное прежде, а душевное. Равным образом первый Адам сделан душой, последний Адам – Духом, но все это сказано о человеке, и все о плоти, раз о человеке. Что же нам еще сказать? Разве и ныне плоть не имеет Духа от веры? Остается спросить, почему сказано, что сеется тело душевное. Ясно, что и здесь плоть обрела Дух, но как залог, а душу получила не в залог, но полностью. Значит, как раз по имени этой более полной субстанции, в которой сеется, плоть и названа душевной, а будущая субстанция называется духовной благодаря полноте Духа, в котором она воскреснет. Что удивительного, если обычно она называется именем той субстанции, которой исполнена, нежели той, которой лишь окроплена?
54. Весьма часто вопросы возникают из-за отдельных слов или их сочетания. Есть, например, у апостола такие слова: Чтобы смертное было поглощено жизнью (2 Кор. 5:4). Речь идет о плоти, но поглощение поспешно принимают за ее уничтожение. Между тем. обычное дело сказать: мы поглощаем скорбь или печаль, – то есть скрываем, прячем, сдерживаем внутри нас. Ведь у апостола еще написано: Надлежит смертному сему облечься бессмертием (1 Кор. 15:53), – и тем самым объяснено, как смертное поглощается жизнью: облеченное бессмертием, оно скрывается, прячется и сохраняется внутри, а вовсе не растворяется или устраняется. – «Но тогда, – говоришь ты, – и смерть сохранится, когда будет поглощена». – А здесь обрати внимание на смысл употребляемых слов, и ты поймешь смысл целого. Ведь смерть – это одно, а смертное – другое. Значит, смерть будет поглощена одним образом, а смертное – другим. Смерть не получает бессмертия, а смертное получает. Потому и написано: Надлежит смертному сему облечься бессмертием. Но как оно получает бессмертие? Когда поглощается жизнью. А как оно поглощается жизнью? Когда принимается ею, возвращается и заключается в нее. А смерть и впрямь поглощается до полного уничтожения, ибо и сама она действует так же: Смерть – говорит Писание, – поглотила силою своею, а потому поглощена смерть в сражении (ср. Ис. 25:8; 1 Кор. 15:54). Смерть, где жало твое? Смерть, где твоя сила?(1 Кор. 15:55). Значит, и жизнь, эта соперница смерти, в борьбе поглотит во спасение то, что прежде в борьбе смерть поглотила на погибель.