Трактир на Мясницкой
Шрифт:
– Это был тот самый случай, – не согласился я. – Ставить подобных господ на место – всегда «тот самый случай». Вот он придет домой, тяпнет стакан водки и подумает о своем неправильном поведении.
– Даже не обольщайся, – усмехнулся Коробов. – Вот он придет домой, нальет себе стопочку шикарного «Хеннесси» шестьдесят тысяч баксов за бутылку. Махнет разом, да и под бок к молодой жене подкатится. А о тебе даже и не вспомнит. Он о тебе уже через минуту забыл, поверь мне. Ты для него никто, пыль под ногами.
Володя умел быть циничным, не иначе как издержки профессии, но сдаваться я не собирался:
– Это как посмотреть, я тоже могу ему неприятности устроить.
– Да тебя к нему даже за сто метров не подпустят. Прежде чем к нему подойти, нужно восемь рамок металлоискателей пройти. А потом тебя еще и обыщут основательно, все карманы вытряхнут, и нет гарантии, что ты его увидишь. Это сейчас тебе повезло. Такие люди просто так по улице не ходят. – Досадно то, что крыть мне нечем, и я промолчал. – Ладно, – примирительно произнес майор юстиции. – Тебе там, на работе, не влетело?
– Нет, – ответил я. – А что, должно было?
– По моим агентурным данным – да.
– Ну, тогда шеф принял удар на себя. По крайней мере, мне он ничего не сказал. Не пожурил даже по-отечески.
– Повезло тебе с начальством, – констатировал Володя с нотками зависти в голосе.
– Это точно. Повезло… Фактура у него подходящая, любой удар выдержит. А тебе что, высокое начальство накрутило хвост?
– Еще как. Дали три дня, чтобы раскрыть оба дела. Но теперь убийство Максимова и убийство Голубева объединены в одно делопроизводство.
– Это-то понятно, – уверенно сказал я. – Ведь убил их обоих один и тот же человек.
– Я тоже так думаю, – согласился Володя. – В крови Голубева, как и в первом случае с Максимовым, обнаружен рицин.
– Кто бы в этом сомневался.
– Но яда опять нигде на кухне не найдено.
– Ну, это как сказать, – загадочно промолвил я.
– То есть? – не понял подвоха Володька.
– Я тут прихватил кое-что из кухни. Со стола шеф-повара Голубева… – осторожно произнес я.
– Что?!
Мне показалось, что на том конце беспроводной линии Володя аж подпрыгнул от возмущения:
– Ты скрыл от следствия улику? Да ты, Старый, знаешь, что за это тебе полагается?!
– Ну, во-первых, не факт, что это улика, – хмыкнул я. – А вдруг эта вещь, что ты называешь уликой, не содержит яда? Тогда она перестает быть уликой и остается просто баночкой с белым соусом. А во-вторых, вполне возможно, что я не украл или сокрыл важную улику, а, напротив, спас ее, не дав преступнику забрать ее из кухни, после чего она бы пропала для тебя навсегда.
– Значит, ты… прихватил со стола Голубева банку с соусом? – после короткой паузы спросил Коробов.
– Ага, с белым соусом, – поправил его я. – И случилось это совершенно машинально.
– Машинально? – переспросил Володька.
– Ну, да. Машинально, – ответил я.
– Как Шура Балаганов машинально вытащил у гражданки в трамвае кошелек? – с иронией уточнил мой друг.
– Ну, примерно так, – не очень твердо ответил я.
– Тогда ты прирожденный вор, – голос Володи потеплел. – Наверняка в недалеком будущем тобой заинтересуются следственные органы.
Почему мой друг был рад, что я, по его мнению, прирожденный вор, я так и не понял. Но возражать не стал…
– Может быть, – сказал я. – Но скорее всего, я прирожденный сыщик…
– Так уж и сыщик, – Коробов всегда с ревностью относился к подобным заявлениям с моей стороны. И даже иногда сердился совсем не понарошку. Поскольку прирожденным сыщиком считал, конечно, себя. – Отдашь баночку-то?
– Конечно, отдам, – сказал я. – А ты мне скажешь, был в ней яд или нет? По секрету.
– Договорились.
– Вот и славно! – ответил я приободренно. Все-таки здорово иметь друзей в Следственном комитете.
– Я к тебе заеду часа через два, – сказал Володя и разъединил связь.
Честно признаться, это дело об убийстве двух шеф-поваров, находившихся друг с другом в приятельских отношениях, по словам покойного ныне Голубева, занимало меня все больше и больше.
Кто же их обоих порешил? И зачем?
И если в убийстве Голубева не были заинтересованы оставшиеся в живых шеф-повара Сундуков, Михальчук и Галушко и сушеф Сергеева, то кому были выгодны эти убийства? А может, Максимова убил один человек, а Голубева – другой? Сымитировав прием пищи с рицином? Тогда либо первый убийца передал яд знакомому ему второму убийце, дав, так сказать, попользоваться, либо второй убийца самостоятельно изготовил рицин, как и убийца первый. Что-то много получается у нас специалистов, получающих яд в домашних условиях. Интересно, Володя думал об этом? Можно допустить и такую версию: Максимова отравил Голубев, а потом, раздираемый раскаяниями, покончил с собой. Так сказать, на миру и смерть красна!
Уф, до чего только не додумаешься, когда допиваешь в одиночестве крепленое вино.
– Винцо пьешь? – заметил Володя пустую бутылку.
– Та-ак, – расплывчато протянул я. – Самую малость. Для аппетита.
Удобно устроились на кухне пить кофе, со свежей булочкой да с маслицем.
– Вполне возможно, что второй убийца – подражатель первого, стремящийся второе убийство свалить на него, – произнес Володя, сделав первый глоток. – Но вот мотивы…
– Мотив первого убийства – вывести Максимова, как главного претендента на ресторан «Добрыня», из игры, – стал я рассуждать вслух. – В этом были заинтересованы все оставшиеся шеф-повара.
– Его могла отравить и его супруга, – добавил Володя.
– Тогда и Дрего Мора тоже мог его отравить… по идее, – сказал я. – Может, у него уже был приготовлен рицин для подобного случая. Может, у него и Аделаиды Марковны любовь несказанная, а Максимов только мешал их счастью. Итальянцы – народ горячий. Судя даже только по стычке Максимова с Дрего, из которой Максимов вышел с проломленной головой.
– Ну, если только «по идее», тогда я согласен. И Дрего мог отравить Максимова, – так отреагировал на мое заявление Коробов. – Правда, мне не очень в это верится. Как и в то, что эта Аделаида Марковна способна несказанно и неизбывно любить и быть безгранично счастливой. По-моему, она вообще не умеет быть счастливой… А вот каков мотив второго убийства? – задумавшись, спросил он.