Трамвай для влюбленных
Шрифт:
Эля сидит на скамейке у моего подъезда, курит и читает какую-то книгу. Подошел ближе – увидел рисованную красную лису.
– Ты читаешь сказки? – спросил. Мой вопрос прозвучал недоверчиво. Даже, может, испуганно.
Она подняла глаза и ответила:
– В сказках много смысла.
– Например? Какой смысл у сказки про колобка?
– Очень простой. Понты – это все естественно и нормально, если в меру. В разумных пределах. Колобок не знал об этом и выпендривался перед каждым встречным, а в итоге – стал ужином лисы. Глупо пытаться быть лучше и круче, чем ты есть на самом деле, – все равно раскусят рано или поздно. А если не можешь не понтоваться, то будь бдителен и чаще смотри по сторонам, чтобы не быть внезапно скушанным более хитрым и понтовым оппонентом. Все просто.
– Круто! Где ты этого набралась?
– Много читала.
– А вот про Золушку я сам знаю, – смеялся он. – А ты?
– Конечно, – улыбнулась она. – Принц запал на Золушку не потому, что она была красоткой, а потому что с первых минут понял, что с ней нескучно. Все произошло само собой в нужное время, пока сестры считали, сколько раз он взглянул, вздохнул, чихнул… Мораль сказки в том, что глупо париться, если у тебя нет парня, это все временно. Всему свое время. И нужно много работать.
– И откуда ты такая умная?
– А ты? – не ответила Эля. – У тебя вообще девушка есть?
– Была, – ответил я. – Сейчас нет.
– Ты бросил ее?
– Ну да. Мы расстались.
– Почему?
Я пожал плечами.
– Ты очень любил ее?
– Да, наверное. Она красивая.
– И все? – удивилась Элька.
– Да. А что? Этого мало?
– Нормально, – пожала плечами, затушила сигарету. – Для пятнадцати лет достаточно.
10—21 сентября
Наташа
Мы дружим с первого класса. Я не умею кататься на велосипеде, и у меня нет парня. Нинка не умеет вязать крючком, и у нее нет парня. Настя не умеет краситься, и у нее тоже нет парня. Мне кажется, мы отлично дополняем друг друга.
Нинка верит гороскопам больше, чем самой себе. А еще – она верит Сэму из Лондона, с которым познакомилась на фейсбуке в пятидесятый день весны. Он обещает закончить колледж, приехать за ней в Москву и увезти к себе в далекий и романтично-холодный Лондон.
Нинка говорит, что Сэм идеальный. Пообщавшись с ним в скайпе месяц, Нинка забыла о языковом барьере, которым так пугала Надежда Владимировна. Английские слова и выражения вырывались так легко и свободно, будто Нинка с детства жила среди англичан.
Первое время Нинка почти не спала, а если и удавалось задремать – то снился ей исключительно Сэм: обаятельный, смешной и милый – похожий на принца Гарри. Он говорил ей что-то на своем родном языке, а она отвечала. Нина ловила себя на мысли, что начинает думать на английском.
На уроках геометрии Нинка витала в облаках и придумывала ему письма. Подбирала яркие выражения и начинала дико волноваться, если выяснялось, что в толстенном словаре Орловой отсутствует перевод нужного русского слова.
В своих мечтах она заходила так далеко, что начинала даже представлять себе их общий дом в пригороде Лондона, садовых гномов в красных колпаках, сидящих у забора, розовых фламинго – там же, барбекю по выходным, празднование Рождества в конце декабря.
Нина и Сэм до сих пор общаются каждый день.
С Настей не так все просто. Она не может забыть Алишера, окна которого выходят на детскую площадку на Королева, где мы с подругами отдыхаем после уроков. Когда-то давно, в прошлом году, они встречались. Недолго. Недели три, наверное, или даже меньше. Алишер бросил ее, так ничего не объяснив. Он просто перестал отвечать на ее звонки и внес в «черный список» «Вконтакте». Иногда Настя заходит на его страницу от меня или от Нинки и чуть не плачет, глядя на его новые фотографии. Она хочет просто увидеть его и спросить, почему он так поступил.
Настя говорила, что Алишер ей не нравился. Просто ее к нему что-то тянуло, а что именно – объяснить не могла.
Другие говорили, что они не пара, и у Алишера уже давно есть невеста, которую ему нашли родители, и через несколько лет они обязательно поженятся.
Тем не менее за лето Настя похорошела, а за август еще и загорела – отдыхала в Болгарии. Правильно пишут в ванильных группах – чем хуже у тебя на душе, тем шикарнее нужно выглядеть. Никому нельзя говорить, что тебе плохо. Нельзя давать повода для радости.
– Грустно. Только успеешь привыкнуть к людям, а они уже уезжают, – рассказывала Настя про отдых.
– Хочу тебя еще больше расстроить, – начала я. – Люди иногда еще умирают.
– Ну не в таком же возврасте… – пыталась возразить Настя.
– И в таком тоже, – улыбнулась я.
– Какая ты сегодня добрая, – мрачно отозвалась Нинка. – Не слушай ее, она просто на диете.
– Садиться желательно по одному! – строго сказала Нина Васильевна, открывая дверь класса. Несмотря на первый день учебы, три «немки» решили устроить нашему классу внеочередную проверочную работу.
– Все слышали? – спросила Елена Петровна.
– А мои здесь? – в дверях появилась Надежда Владимировна с классным журналом в руке. – Вы здесь? – еще раз спросила она, щурясь на класс.
– Здесь… – унылые голоса с задней парты.
– Ну, тогда я спокойна, – улыбнулась она и вышла за дверь, а через секунду вернулась и добавила: – Проверять буду я. Две ошибки – тройка.
И снова по классу пронесся недовольный и местами злобный стон. Орлову боялись практически все школьники, начиная с третьего и заканчивая одиннадцатым классом.
– Начнем, пожалуй… – Елена Петровна включила древний магнитофон и пихнула в него не менее древнюю кассету с записью какой-то истории на немецком языке.
– Увижу, кто списывает – сразу отнимаю работу! – стращала Нина Васильевна.
– Контрольная на два урока, на перемене можете выходить, – продолжала Елена Петровна. – По од-но-му!
– И работы нам сдавать! – почти крикнула Нина Васильевна.
Настя сидела, подпирая руками щеки. Прижавшись к теплой стене, я быстро записывала рассказ, доносившийся из никудышных динамиков старого магнитофона. Нина Васильевна тем временем села за последнюю парту, чтобы оттуда наблюдать за порядком в классе.