Трамвай идет в депо
Шрифт:
Я с сомнением посмотрела на свои замшевые сапоги. Жалко, конечно, лазить в них по сугробам, но ничего не поделаешь.
Медленно переставляя ноги, проваливаясь по колено в снег, я двинулась вдоль забора. Дом молча смотрел на меня слепыми темными окнами. Ни души!
Снег быстро проник в голенища, стало противно мокро. Я обошла территорию особняка сзади. Окна, выходящие на поле, тоже были темны. На ветках сиреневых кустов, подходящих к карнизам первого этажа, недвижно лежали крупные шапки снега.
Пробираясь в сугробах, я медленно осмотрела всю ограду на предмет повреждений. Нет, все было цело. Перелезть через нее, правда, особого труда не составило бы, но кованые прутья поднимались довольно высоко, и тот, кто попытался бы это сделать, рисковал привлечь внимание. Я вернулась к калитке.
К этому моменту почти окончательно стемнело. На фоне почерневшего морозного неба дом с темными окнами выглядел особенно печальным и покинутым.
Я уставилась на запертую калитку, пытаясь понять, куда делись его обитатели. Может, слегли от болезни, а помощь вызвать не успели? На душе стало неприятно и тревожно. Предчувствие чего-то нехорошего закралось в сердце.
От хмурых размышлений меня оторвал телефонный звонок.
– Владимир Сергеевич, категорически вас приветствую, – ответила я, увидев знакомое имя, высветившееся на экране.
– Танька, что случилось?
– А почему ты думаешь, что что-то случилось? – удивилась я.
– А ты таким голосом разговариваешь, только когда что-то случается.
– Нормальный голос, – буркнула я. Все-таки если друзья тебя знают как облупленную, это немного раздражает. – Я просто на улице и замерзла.
– Ладно. Я что звоню – мой человек из Антимонопольной службы может с тобой пересечься завтра в районе обеда. В два часа устроит тебя?
– Устроит, отлично, – горячо поблагодарила я. – Спасибо, что так быстро договорился.
– Не за что. Единственное, он просит без всяких звукозаписывающих устройств, и, разумеется, его имя нигде не упоминать. Я серьезно, Тань.
– Конечно, Володь, я же не дура и с источниками работать умею. Все будет строго конфиденциально. Дашь номер телефона?
– Нет, телефон он просил не давать. А встречу назначил в закусочной «Кебаб» у рынка, знаешь? Он там обедает обычно.
– Знаю эту закусочную. С виду обрыгаловка, а кормят вроде неплохо.
– Да, это она.
– И как я узнаю твоего товарища?
– Он будет в костюме Губки Боба.
– Кирьянов!
– Шучу. Полный такой, в красной куртке, не проморгаешь.
Я попинала кирпичную опору столба.
– Звать-то его как?
– Алексей.
– Ну, хорошо, что не Мистер Икс. Кирьянов?
– А?
– А вот если есть вероятность, что с условно существующими людьми случилось что-то условно плохое, можно ли пробраться в условно пустующий дом и осмотреться?
Владимир Сергеевич кашлянул.
– Так. Иванова. Какую такую условную пакость ты там задумала?
– Никакую. – Я снова уставилась на дом за оградой. Мне почудилось какое-то движение за шторой в окне первого этажа. – Условно никакую.
– Слушай сюда, – суровым тоном заговорил мой друг. – Если говорить условно, то мало тебе не покажется, так что даже из головы выкинь. Лучше расскажи наконец, что происходит? Это как-то связано с тарасовским транспортом? Во что ты там, черт возьми, ввязалась?
– Успокойся, – сказала я самым веселым тоном, на который была способна. Если Кирьянов разойдется в нравоучениях, его уже не остановить. – Я ничего не собираюсь…
В этот момент мой взгляд зацепился за что-то интересное. Какой-то белый шнурок висел на кованой декоративной загогулине на калитке. Я присела и потянула за него. Из снежной шубы, в которую концом уходил этот шнурочек, вытянулся брелок с красивым металлическим цветком, на котором висели тяжелый зубастый ключ и «таблетка» от магнитного замка. В свете фонаря, склонившегося надо мной, ключ тускло отливал нездоровой желтизной.
– Танька! Ты там?
– Да, да… я никуда… не собираюсь…
Откуда тут этот ключ и что он отпирает? Я положила находку на ладонь и внимательно рассмотрела ее. Похоже, ключ от входной двери и, как подсказывали мне интуиция и здравый смысл, отпирать он мог только дверь в доме, который сейчас темнел за этой оградой, окруженный заснеженными кустами и деревьями.
– Иванова! Что ты там творишь и куда собралась залезть? – Голос Кирьянова заскребся в динамике, как жук в коробке.
– Кирь, я перезвоню, – рассеянно сказала я и сбросила звонок.
Надо проверить.
Таблетку я поднесла к считывающему устройству на калитке. С легким щелчком дверь немного приоткрылась, заставив мое сердце выпрыгнуть из груди от волнения.
Нет, Одинцовы не болеют. Что-то случилось. Как связка ключей оказалась в этом месте – случайно ли зацепилась или ее нарочно кто-то выронил у калитки, – с этим я буду разбираться потом. Сейчас главное, что у меня есть ключ, и я могу войти в дом. Что я должна делать? Ежу понятно – просто открыть дверь и проникнуть в чужое жилище незаконно. Но выяснить, что происходит, я обязана. Если люди в опасности, моя нерешительность может стоить кому-то жизни. Рассудив таким образом, я набрала номер клиентки. Да, старушка разволнуется, но в данный момент важнее попасть в дом.
Мария Павловна ответила сразу, словно ждала моего звонка с мобильным телефоном в руке:
– Таня?
– Мария Павловна, я у дома вашего сына. Дом с виду пуст, как вы и говорили. Но я нашла какую-то связку ключей у калитки, и, похоже, она от входной двери. Я должна войти и все осмотреть, но по закону не имею права.
– Входите, входите! Господи. – Голос у женщины задрожал. – Боже мой, боже. Я не знаю… Входите. Если что-то случится – я скажу, что вы зашли по моей просьбе.
– В доме есть сигнализация?