Траншея
Шрифт:
Пока экскаватор молотил грунт, а внутренний граммофон наяривал, Витек предавался различным видениям. То он раздевает инженера Лещинскую прямо у себя в кабинете, оглушительно дыша, то трубит в саксофон сидя в лодке, а копировальщица Тарасова в это время налегает на весла, то пишет портрет уже голой Лещинской на фоне столетнего дуба – "у лукоморья дуб зеленый", то пишет портрет уже голой Тарасовой, опирающейся на весло.
Об Олеге – ни слова. Пошел он на хрен, козел вонючий! Выбрыкнется, а потом Витьку расхлебывать. Врать, подкупать должностных лиц, отбиваться
На следующее утро, когда Пауль качал головой, у Витька сложилось твердое убеждение, что именно он, а не Пауль, умчался вместе с Гизелой на "Мерседесе". А Пауль остался копать траншею. И Витек очень долго злорадствовал по этому поводу, пока, все же, не обнаружил в траншее себя.
Но Пауль тоже остался, и они рыли вместе. И пока экскаватор молотил грунт, а граммофон наяривал, они имели поочередно то Лещинскую, то Тарасову. И у обоих текли слюни. А потом прибежала Гизела и схватилась за лопату. И отшибла голову Лещинской, а Тарасовой пробила живот…
А в воскресенье хозяев навестил их сын с семьей: женой и ребенком. И они долго пялились на Витька, выйдя из БМВ. Потом взрослые ушли, а ребенок продолжал пялиться. И Витьку показалось, будто он превратился в того самого мамонта, который подох здесь в далекую палеозойскую эпоху. И он помогал себе рыть бивнями. И, – хрясь! – перемалывал собственные же косточки. А хоботом пытался достать до ребенка, но тот отбегал.
Назавтра он свернул за очередной один угол, и тут же полил дождь. И Витек начал крыть его, на чем свет стоит, поскольку дождь оказался еще большим дерьмом, чем солнце. Грунт быстро раскис и соскальзывал с лопаты именно в тот момент, когда Витек поднимал ее на уровень плеч. К тому же налетел шквальный ветер. Из дому показался Пауль и заявил, что в такую погоду работать нельзя. Повторил это еще несколько раз, добавляя звук. Потом наклонился и потянул Витька за руку. Но тот вывернулся, и, схватив титановую наперевес, злобно уставился на Пауля. Пауль скрылся.
А к вечеру, впервые за последнее время, по округе разлилась благодать в виде ласкового ветерка и розовых от заката облаков. Поджав хвост, дождь ушел. Витек взвинтил темп. Вот он схватился обеими руками за большой камень и уже собрался вырвать его из земли, как тут рядом с говнодавами шлепнулся дымящийся окурок. Витек поднял голову. Сверху его разглядывал высокий стройный блондин лет тридцати. В белой майке и белых джинсах "Левис Страус". Вылитый ариец. Только бледность, в отличие от арийской, у него была какая-то болезненная.
– Витек? – уточнил он.
Витек все же напрягся и выдрал камень из земли.
– Нужно поговорить, – сообщил блондин.
– Если ты из тех, кто нашел себе здесь мочалку с немецким гражданством, чтобы пустить с помощью этой мочалки корни, и при этом совершенно не имеет значения, какой
Камень вылетел из траншеи, словно выпущенный из катапульты. Витек вновь схватился за лопату и отвернулся, демонстрируя залитую потом спину.
На губах блондина заиграла улыбка.
– Я одинок, как перст. Мало того, я – импотент, и поэтому даже при желании не смогу зацепиться за мочалку членом. И потом, я не в восторге от Германии, честно тебе скажу. В России жить куда веселее. Вообще, в стране, где сплошной бедлам, только и стоит жить. От упорядоченного образа жизни люди вырождаются. Ты посмотри на них…
Блондин сделал всеохватывающий жест руками.
– Все равно проваливай, – ответил Витек. – Ты мне сбиваешь ритм.
– Вот это – деловая постановка вопроса. Время, потраченное на беседу, я тебе потом зачту.
Витек внимательно оглядел блондина и вонзил титановый штык в грунт. Довольно-таки смазливое у него личико, на подбородке – шрам. Блондин вытащил пачку "Ротманса" и закурил.
– Зови меня Сигизмундом. И давай, выныривай из своей канавы, мы сейчас устроим небольшой брифинг. Или рабочую конференцию, если тебе так больше нравится. Я здесь представляю профсоюз русских землекопов.
Он протянул руку, но Витек запыхтел и выполз наверх без посторонней помощи.
– Значит это тебе должен Олег?
– Ну, не совсем… – Сигизмунд обозрел ландшафт и втянул воздух полной грудью. Видимо, был переполнен положительными эмоциями. – Он должен одному из моих приятелей. Самую малость.
– По фамилии Бас?
– М-м-м… не помню. Да это и не важно. Мой друг просил проверить, не вешает ли твой брат ему лапшу на уши. Только и всего.
– Как видишь, не вешает.
– Что значит, я вижу? – Сигизмунд лучезарно улыбнулся. – Я вижу, что ты корячишься здесь как ишак. Это я вижу. Но я так поверхностно к делу не подхожу.
Витек недоуменно уставился на дымящуюся сигарету.
– Ведь я не просто так, из удовольствия корячусь, мне за это, между прочим, тугрики заплатят.
– Вопрос в том, уложишься ли ты за оставшийся срок. Думаю, нет. Домик-то во-о-он какой. Я бы сказал, солидный домик. Зачем же тогда затягивать спектакль? Не лучше ли будет, если ружье на стене выстрелит без промедления?
– Я все сделаю и заплачу деньги, ружью вообще незачем стрелять.
– А Станиславский был другого мнения…
Внезапно Витьку нечем стало дышать. Словно на голову набросили целлофановый кулек.
– Ты просто не видел, как я работаю! – с трудом вытолкнул он из себя.
Сигизмунд рассмеялся, показывая ровные белые зубы.
– Между прочим, я любуюсь тобой уже целый час! Роешь ты, словно ошпаренный таракан. Художественно роешь, даже не хотелось мешать. Но для того, чтобы успеть вовремя, тебе нужно взорвать хотя бы половину дома.
– Обойдусь и так! – хрипло выкрикнул Витек и закашлялся.
– Обойдешься… – Сигизмунд скривил губы. – Да ты завтра копыта отбросишь. Когда ты начал?