Трансильванские часы

ДЖОНАТАН ХАРКЕР

ДОКТОР ВАН ХЕЛСИНГ

ДОКТОР ДЖЕК [1] СЬЮАРД

ДРАКУЛА

ЛЮСИ ВЕСТЕНРА

ПЕГ – служанка

МИНА ХАРКЕР

Лондон и Трансильвания, 1888 г. Кабинет, скамья в парке, замок, спальня, гостиная, сад, окна и решетка, отдельные предметы мебели: диван, стол, стулья, кровать. Нет отдельных частей сцены, лондонской и трансильванской, одна и та же мебель может представлять сначала одно место, потом другое, как указано в различных

картинах. Все места и персонажи находятся на сцене одновременно, персонажи могут связываться друг с другом из различных моментов пространства-времени. Палитра звуков – голуби, волки, ветер, стоны, колыбельная и песня – создается персонажами, как указано. Темнота и тени превалируют. Персонажи легко перемещаются из одной картины в другую без затемнений. Плавность и легкость перемещений абсолютно необходимы. Нет перестановок декораций и пауз между картинами. Каждое действие – непрерывное движение. Не один актер не выходит из роли в темноте, чтобы добраться до того места, где должен участвовать в следующей картине. Обычно к началу они уже на месте, перейдя раньше по какой-то причине, не выходя из роли и на глазах у зрителей. Декорации не двигаются – только актеры. Движение пьесы – всегда неотъемлемая часть пьесы.

(Затемненная сцена, тикающие часы. Очень тихо голос девушки поет «Лондонский мост/London Bridge». Актеры появляются один за другим, с разных сторон, не спеша, заполняя сцену, как элементы пазла. ХАРКЕР в кабинете, СЬЮАРТ и ВАН ХЕЛСИНГ на скамье в парке. ЛЮСИ, ПЕГ и МИНА в гостиной, позируют для фотографии, позирование повторится и позже. ДРАКУЛА появляется последним, скромно одетый господин средних лет, и начинает накрывать стол на одного: стакан для вина, бутылка вина, хлеб, тарелка с курицей под крышкой. Он продолжает сервировать стол, когда ХАРКЕР начинает говорить).

ХАРКЕР. Переход от тьмы к свету, земля за лесами, где везде многоцветье фруктовых деревьев, апельсиновых, яблонь, слив, груш и вишен, зеленая трава под яблонями, скальные выступы, порабощенные сорняками, нежно-розовые цветы у дорожных перекрестков, белые стволы берез, сверкающие в нарождающейся листве, переход от света к тьме. (Ветер, едва слышные стоны, вой волков, смех, все звуки издаются актерами, никаких записей. Дракула в это время откидывает одеяло на кровати). Она дала мне крестик, который я повесил на шею, произнесла слово, которое я забыл, провела пальцами по груди, пошутила насчет зеркал на потолке, спросила, известно ли мне, что это за день, потом объяснила, что этой ночью, когда часы возвестят о приходе полуночи, все зло этого мира выплеснется наружу, и что мы тогда будем делать?

(ДРАКУЛА с грустью смотрит на трех женщин, затем тихо уходит под последние предложения монолога ХАРКЕРА, мимо Сьюарда и Ван Хелсинга, с которыми обменивается дружелюбными кивками. Голуби воркуют).

(ВАН ХЕЛСИНГ и СЬЮАРД на скамье в парке. ВАН ХЕЛСИНГ кормит голубей. Голуби воркуют).

ВАН ХЕЛСИНГ. Получай, голубь, получай. Получай, голубь. И как сегодня ваш друг Харкер?

СЬЮАРД. Трудно сказать. По большей части кажется совершенно здравым. Но стоит мне сказать что-то не то, начинает плакать и вновь ловит мух.

ВАН ХЕЛСИНГ. Любопытно.

СЬЮАРД. Иногда я думаю, что он – виртуозный лжец.

ВАН ХЕЛСИНГ. Пользы от этого немного. Лучше предположить, что он говорит правду, и посмотреть, что за этим последует.

СЬЮАРД. Он ездил в Трансильванию. Я проверял.

ВАН ХЕЛСИНГ. С какой целью?

СЬЮАРД. Подписывал договора о продаже старых домов в Лондоне.

ВАН ХЕЛСИНГ. И до отъезда никаких отклонений в нем не замечалось?

СЬЮАРД. Дома, возможно, были какие-то нелады. Но, думаю, ничего серьезного. Его семья мне близка. Я очень хочу ему помочь.

ВАН ХЕЛСИНГ. Ага, я чувствую эмоциональную вовлеченность. В семье есть красивая женщина?

СЬЮАРД. Да. Если на то пошло, две или три.

ВАН ХЕЛСИНГ. Это только способствует путанице. А мы уже в лабиринте. Необходима максимальная отстраненность. Ты знаешь. Я тебя этому учил.

СЬЮАРД. Да, знаю. И подумал, а может, вы сами захотите разобраться, что к чему.

ВАН ХЕЛСИНГ. Послушай, не хочу я отнимать у тебя пациентов.

СЬЮАРД. Я не приношу ему пользы. Но он может отреагировать на вас. Я не знаю, что еще мне с ним делать.

ВАН ХЕЛСИНГ. Ты устал. Слишком много раздумий и бессонница, да?

СЬЮАРД. Есть такое.

ВАН ХЕЛСИНГ. Если хочешь, могу предложить лекарство, которое поможет тебе уснуть. Мой собственный рецепт.

СЬЮАРД. Я так мало могу сделать для этих людей. Все впустую.

ВАН ХЕЛСИНГ. Ты скорбишь не о них. Ты скорбишь о себе. Желания принесут боль.

СЬЮАРД. Вы стреляный воробей.

ВАН ХЕЛСИНГ. Много чего пришлось повидать.

СЬЮАРД. Вы видите всё. Всегда видели. Вы – единственный здравомыслящий человек, которому я доверяю. Иногда я выхожу из сумасшедшего дома и чувствую, что попал на территорию врага.

ВАН ХЕЛСИНГ. Вероятно, так оно и есть. Возьми отпуск. Придет день, когда ты найдешь себя, глядя наружу.

СЬЮАРД. Вы поможете мне с Харкером?

ВАН ХЕЛСИНГ. Я старею. Сижу в парке, смотрю на голубей, голуби – на меня. Ночью слышу хлопанье крыльев. Черный ангел за окном. Может, я забыл, как это делается.

СЬЮАРД. Вы – лучший в мире, и слишком добры, чтобы ответить «нет».

ВАН ХЕЛСИНГ. Старики только кажутся великодушными. Внутри мы ищем свою, личную правду, как безумцы. Старей медленно, Джек. Бог лишает разума. Вот птички. Послушай их. Дети вечера. Какую они создают музыку. Как изящно ходят, словно беременные женщины. И никому их не понять. Крошки закончились. Бедные птички.

(Смеется, добродушно, но с налетом грусти, улыбается СЬЮАРДУ, опирается рукой на плечо, встает. Они идут к ХАРКЕРУ. Голуби воркуют).

(Кабинет: ХАРКЕР, СЬЮАРД и ВАН ХЕЛСИНГ).

СЬЮАРД. Ты знаешь доктора Ван Хелсинга, Джонатан. Он был моим учителем и приехал из Амстердама, чтобы повидаться с нами.

ВАН ХЕЛСИНГ. Добрый день, мистер Харкер. Как вы?

СЬЮАРД. Он – хороший человек, Джонатан. Ты можешь ему доверять.

ВАН ХЕЛСИНГ. Во всяком случае, Джек так думает. У меня есть сомнения. Он немножко рассказал мне о вас. Я нахожу вашу историю очень интересной.