Транспортный вариант
Шрифт:
«Заио. рожце» расписание электропоездов нашего направления.
Устанавливается связь с конкретным, пока еще неизвестным пунктом на линии…
— Пока только с поездом, — сказал Денисов. — И то:
поезд этот ушел на час раньше.
— Тем более Белогорлова должна была спешить! — сказал Бахметьев. —
Кстати, о тех очевидцах. Тучный, Близнецы. Их так и не нашли?
— С завтрашнего дня, я думаю, смогу уделить этому больше времени.
— Надо, чтобы все делалось одновременно. Как у хорошей хозяйки: чтобы и лук жарился, и мясо
— Что касается «Запорожца», — он вынул платок, на секунду прижал к глазу, — то здесь могут быть как криминальные, так и просто очень деликатные обстоятельства. Как мыслишь?
— Я думал об этом.
— Скажем, женатый мужчина, которому история эта могла повредить…
Правда?
Развить версию Бахметьеву не пришлось. Слишком долго в его кабинете на антресоли стояло редкое затишье. Так не могло продолжаться вечно. На пульте —связи раздалось сразу несколько зуммеров. Хлопнула наружная, а потом и внутренняя дверь — оба заместителя Бахметьева, похожие друг на друга тяжелой строевой статью, прошли к столу.
Бахметьев потянулся к телефонной трубке, Денисов поймал его взгляд, поднялся.
— А что ГАИ? — Бахметьев внезапно прикрыл трубку ладонью. — Какая возможная квалификация человека, который на «Запорожце» попал в аварию?
Особенность его поведения в аварийной ситуации?
— Я интересовался, — Денисов кивнул. — Дежурный по городу сравнил води-теля с новичком, впервые севшим за руль. И одновременно с асом московского такси.
Подходя к кабинету, Денисов услышал звонок. Он открыл дверь, не зажигая свет и не сбросив куртку, кинулся к столу, успел схватить трубку на последнем гудке.
г— Товарищ Денисов?
Звонили из таксомоторного парка.
— Я разговаривал с Азизбаевым, как вы просили! — это был начальник колонны. — Так вот: Гладилин сказал ему, что не может отвезти на вокзал, потому что его ждут…
— Ждут? Где? Не сказал? — Денисов сдернул шарф, брбсил на стол.
В кабинете было жарко.
— На Варшавском шоссе. Он сослался на сестру жены…
4
— …Это случилось после скандала в пивном баре.
Потерпевший простил меня ради моих родителей. Он так и сказал. Мать буквально валялась у него в ногах. Отец за неделю поседел. В конце концов дело прекратили.
— А вы?
— Я почувствовал себя словно вновь родившимся.
Увидел, как говорится, небо в алмазах. «Благодари и смирись! — твердил я себе. В какой-то повести — кажется, перевод с японского — часто повторялись эти два слова. — В сущности, ничего не надо, кроме простой еды да чистого неба над головой!» Несколько месяцев я всех избегал, особенно старых знакомых. Боялся даже случайно перейти черту. Отец отдал мне свою путевку в пансионат на взморье. И я двадцать шесть дней жил один в почти пустом здании на берегу. Там мы познакомились.
— Он тоже отдыхал там?
— Для меня всегда останется загадкой, как он там оказался. Он сидел за столом против меня. Тихо-тихо.
Если не поднимать головы над тарелкой, нельзя было узнать, есть ли еще кто-нибудь рядом. С нами обедали мужчина и женщина, он старался прийти после всех.
Если я еще сидел за столом, он здоровался, показывал на пустые тарелки, спрашивал: «Наши соседи покушали?» — «Да», — говорил я. Мы молча принимались за еду. Когда мне хотелось общения, я спрашивал в свою очередь: «Наши соседи пообедали?» Или наоборот:
«Еще не пообедали?» Иногда мы встречались у лифта.
Я жил на третьем этаже, он на втором. Престижным считался восьмой…
Лифтов было два, каждый со своим характером. Я всегда замечал, думал, вот-вот начну писать повесть… Один из лифтов был работяга, ему доставалось за двоих. Он часто ломался. Второй хитрил, не сразу бросался на вызов, делал вид, что не заметил. Его оставляли в покое… Отдыхающие предпочитали лифт даже до второго этажа. Только обслуживающий персонал сновал по лестнице вверх-вниз…
— А он?
— Ждал. «Бегают здесь одни холуш..» Внизу был бар. Коньяк, кофе…
Барменша всех знала, умела поболтать с каждым. Иногда я заходил тоже.
Народу было немного, сидели по одному, по двое за столиками. Меня почему-то обходили. «Тебе скоро тридцать, — говорил я себе, — но никто почему-то не несет свою чашку кофе к твоему столику, не набивается в друзья!» Я острил: «Вот сидит молодой человек, который за кроху интереса к себе готов открыться первому встречному…»
— И он подсел к вам?
— Будь проклят тот день! Как всегда перед грядущими неприятностями, я, помню, еще с утра чувствовал себя удивительно хорошо, и мне казалось, все вокруг смотрят на меня с симпатией и завистью…
Под каменным навесом вестибюля было гулко и ветрено.
Денисов стоял у метро, когда в движении автобусов наступил неожиданный сбой. Площадь впереди внезапно опустела. Женщина в форменном халате поверх шубки, торговавшая цикламенами, поправила свисавшие со скамьи длинные голые стебли, глубже вошла в воротник.
«8.15…» — удостоверился Денисов nq висевшим в середине площади часам.
Он успел позвонить в институт Склифосовского. В отделении реанимации уже привыкли к его звонкам, узнавали по голосу:
— Насчет Белогорловой? Из транспортной милиции?
Дальнейший разговор повторялся ежедневно, был знакомым до мелочей:
— Никаких улучшений. Прогноз тот же. Нет, кроме вас, никто не звонил.
Спасибо. И вам того же. Позвоните после обхода.
Освещая противоположную сторону площади, показалось мартовское неяркое солнце. В его лучах совсем близко Денисов вдруг увидел завернутый в пальто живот, шапку пирожком — всю оплывшую фигуру нестарого еще, страдающего ожирением человека.