Транзит

Зегерс Анна

– Ты думаешь, его не будет на пристани? – медленно проговорила она и взглянула на меня с недоверием. – Он не будет ждать меня с каждым пароходом?

– Там, Мари? Нет, не думаю.

И вдруг я увидел в дверях кафе Аксельрота. Вместе с ним были Паульхен, подруга Паульхена, подруга Аксельрота, толстяк с женой, вернувшиеся с Кубы. Я схватил Мари за руку, в которой она сжимала свою визу, и потащил ее через другую дверь на улицу. Мы забежали в первое попавшееся кафе.

– В «Сен-Фереоль» вошел человек, – объяснил я ей, – с которым я не хочу встречаться. Они тебя не должен видеть. Я его не выношу.

Мари рассмеялась и спросила:

– Кто же он? В чем

он провинился?

– Скверный парень. Предатель.

– Предатель? – переспросила Мари, все еще смеясь. – Кого же он предал? Тебя? Или твоего друга? Или еще кого-нибудь?

Вдруг она перестала смеяться и посмотрела на меня в упор.

– Что с тобой? – спросила она. – Скажи, что с тобой?

Кого он предал? Когда? Почему?

– Перестань же наконец! – крикнул я. – Неужели ты не можешь ради меня перейти из одного кафе в другое, не спрашивая при этом сто раз «почему»?

Она опустила голову и замолчала. Я почти с отчаянием ждал, что она снова начнет спрашивать, пристанет ко мне, замучает своими вопросами и заставит сказать ей всю правду.

VII

Я отправился в «Дам де Пари» и нашел секцию, где работала Надин. Мое появление очень удивило ее. В двух шагах от нас стояла заведующая секцией. Еле заметным жестом Надин попросила меня подождать. Она как раз показывала шляпку одной даме.

Как приятно было находиться здесь, в этом месте, столь непохожем на все те места, где я обычно проводил время. Заведующая секцией хотела сама обслужить меня, но я сказал, что подожду Надин, потому что моя жена – ее постоянная клиентка. Когда Надин снимала с полки очередную шляпку и сама примеряла ее, на лице покупательницы появлялось выражение робкой надежды, которое сменялось гримасой стыда и разочарования, как только шляпка оказывалась у нее на голове. Так на моих глазах изящные шляпки превращались в колпаки гномов. После того как Надин, примерив с дюжину шляп, показала чуть насмешливой, но вполне вежливой улыбкой свое полное превосходство над покупательницей, та сделала наконец свой выбор, остановившись на широкополой, с остроконечной тульей шляпе цвета ржавчины. Шляпа эта и в самом деле шла ей больше других, в чем она могла убедиться, глядя на себя в зеркало, но зато решительно не вязалась с ее фигурой.

– Я тоже хочу купить шляпу, – сказал я Надин, потому что заведующая не уходила.

Надин стала показывать шляпы.

– Ты должна, – сказал я, как только заведующая немножко отошла в сторону, – пожертвовать мне свой обеденный перерыв. Ты должна пойти в префектуру. Я надеюсь, что там еще работает твоя подруга, о которой ты говорила мне тогда ночью…

– Ах, Розали! Она мне даже кузина. Зачем она тебе понадобилась? Ты хочешь уехать?…

Я молчал.

– Она тебе нужна, чтобы помочь этой женщине, которая причиняет тебе одни огорчения? – В ее голосе звучало легкое пренебрежение. – Хорошо, я все сделаю, чтобы она поскорее уехала.

Надин отошла к. своим полкам, крутя на указательном пальце круглую детскую шапочку, очень похожую, насколько я помню, на ту старую, помятую шляпку, которую Мари никогда не надевала, а только таскала в руках.

– Ты дашь мне сейчас адрес этой Розали. Я сам пойду к ней домой и переговорю с ней.

Заведующая секцией снова приблизилась к нам. Я взял шляпку и заплатил. На чеке Надин написала мне адрес Розали.

Я застал ее за завтраком. От запаха ухи с чесноком и петрушкой у меня слюнки потекли. Розали сидела за столом со своей матерью, толстой тупой женщиной, – такой, видно, станет

и Розали через десяток лет. Розали была довольно полная, девица; ее блестящие, черные, навыкате глаза казались огромными, потому что были подведены синей тушью. Своим видом она напоминала ту собаку из сказки, у которой глаза были как мельничные колеса. К сожалению, она угостила меня не ухой, а только стаканом вина. Она ела быстро, с явным удовольствием. Мать подавала ей. Они закончили завтрак крохотной чашечкой настоящего кофе.

Я рассказал ей суть моего дела и разложил на столе все документы. Она вытерла рот и, опершись грудью о стол, принялась перебирать бумаги своими короткими, толстыми пальцами.

– Вы можете трижды быть другом Надин, но ради вас я не стану рисковать своим местом.

– Вы же видите, все мои документы в порядке, есть и виза, и транзитная виза. Мне только нужно, во что бы то ни стало нужно получить завтра разрешение на выезд. Я отблагодарю вас за труды.

– Вы напрасно думаете, что я такая же, как Надин. Вознаграждением за мои труды может быть только сознание, что я помогла человеку, которому угрожала опасность. Я с удивлением посмотрел на нее. Значит, природа надела на нее маску пучеглазой толстухи, скрывавшую ее истинное лицо – строгое, доброе и мужественное. Мне стало стыдно, что я собирался ее подкупить и думал только о том, как бы это половчее сделать.

– Почему вам это необходимо именно завтра утром? – спросила она.

– Завтра утром прекращается запись на пароход, а без разрешения на выезд меня не запишут в окончательный список.

– Вы ведь все равно еще не внесли налоговый сбор.

– Мне достаточно будет предъявить в пароходстве справку, что мне выдадут разрешение на выезд, как только я внесу деньги.

Розами давно уже перестала удивляться фокусам пароходных компаний, поэтому она только спросила:

– Вы твердо решили уехать с этим пароходом?

– Да, твердо.

Она задумалась, подперев голову своими пухлыми кулачками.

На столе перед ней были разложены мои документы. Она была похожа на гадалку, читающую по картам мою судьбу.

– Вот ваше удостоверение беженца. Вы покинули Саарскую область и поселились во французской деревне. В таком случае вам нужно разрешение нашего правительства на то, чтобы покинуть Францию. Судя по этим бумагам, вы по рождению немец. А это значит, что вам нужно также разрешение немецкой комиссии. Подождите минуточку, я достаточно хорошо разбираюсь в документах такого рода, чтобы сказать, фальшивые они или нет. Скорее всего, фальшивые. Минуточку… Только не волнуйтесь. Каждый из документов как будто настоящий, и все же все вместе они не внушают доверия. Я пока не могу вам точно сказать, почему мне так кажется. Для этого мне надо было был изучить их получше. А мне сейчас неохота этим заниматься. Но на один вопрос вы все же должны мне ответить. Вы ведь требуете от меня, чтобы я ради вас рисковала. За это я могу потребовать от вас некоторой откровенности. Рискните честно ответить на один вопрос, который интересует меня лично. За что вас преследуют немцы?

Я был поражен ее вопросом. Никто за последние годы не проявлял ни малейшего интереса к моей старой, давно пережитой истории. Только эта девушка, которой в префектуре ежедневно рассказывают сотни подобных историй, продолжала их выслушивать с вниманием и со своего рода глубоким уважением.

– Я бежал из концентрационного лагеря, – сказал я, – и переплыл Рейн.

Она взглянула на меня, и мне показалось, что я увидел ее истинное, строгое лицо.

– Я сделаю все, что смогу.