Траурный эндшпиль

RedDetonator

— Не перенапрягись, — обеспокоился кузнец. — Ты нам всем очень нужен.

— Уж постараюсь.

Выхожу из мастерской, вижу во дворе ГАЗ-66, у которого курят морпехи, киваю им и иду к своей Пагани.

Уже за рулём вижу, что кто-то упорно звонит мне.

— Слушаю, — ответил я на вызов от Талалихина.

— Алло, — прозвучал из динамиков автомобиля голос старлея. — Можешь подъехать к Ушаковскому мосту?

— Скоро буду, — ответил я.

Завожу двигатель, прогреваю его, после чего пулей устремляюсь по адресу. Мимо

пролетают пустыри, оставшиеся от демонтированных зданий, а также пустые дома, в которых ещё нескоро кто-то будет жить, а может и не будет жить вообще никогда.

Пролетаю мимо небольших заросших парков, мимо памятников, которые больше не засирают птицы, свалившие из города по неизвестной причине, мимо мест, где я когда-то бывал и отдыхал…

Всё-таки, Питер очень хорош в это время года, даже несмотря на всё, что с ним произошло.

Через западный скоростной диаметр на Савушкина, оттуда на Приморский проспект, а через него на Елагин остров, с которого есть путь на Каменный остров.

На обоих островах густая растительность и редкие здания, поэтому возникает ощущение, что я ненадолго оказался в полноценном лесу.

Вообще, я с детства люблю лес. Но не по тем причинам, по которым его любят горожане, а по своим, самобытным и сельским. Горожане любят лес за некую создаваемую им связь людей с природой, за то, что воздух там другой, животные живут первозданной жизнью.

Я же люблю его за то, что там своя экосистема, в которой ты всегда будешь чужим, как ни старайся приспособиться, поэтому это будто бы другой мир, в котором ты всегда будешь гостем. И различные походы, затеваемые нашим недобитым сельским туристическим клубом, позволяли мне посещать этот чужой для меня мир.

Проезжаю острова, предаваясь ностальгии, а затем оказываюсь у Ушаковского моста, где собралось что-то около тридцати бойцов ополчения Коммуны.

Все бойцы в полной металлокерамической броне, вооружены единообразно — АК-74М, почти у всех на броне пулевые сколы, ведь у нас воюют практически все…

— Старший лейтенант, парень пожилой, — увидел я Талалихина.

— Ага-ага, — усмехнулся он. — Наверное, тебе интересно, чего мы тебя позвали?

— Интересно, — признался я. — Так что там?

— Ещё одна компашка пришла, — ответил старлей. — Один из них говорит, что знает тебя.

— Меня много кто знает, — усмехнулся я. — Но, ладно, посмотрим, что за субъекты.

— Идём.

Стальные мостовые врата со скрипом отворились и открыли мне вид на группу людей, стоящих прямо посередине моста.

Экипировка у них невоенная, вооружение разношёрстное, преимущественно времён Второй мировой войны — ППШ-41, МП-40, ППС-42 или ППС-43, винтовки Мосина и Кар98к, а также неизвестные мне образчики, выглядящие слишком несовременно. Видимо, собирали на полях скоротечных сражений или убивали «попаданцев».

— Наконец-то мы увиделись! — вышел из этой толпы крупный мужчина, лицо которого было

закрыто стальной маской, а голова длиннополой шляпой.

Голос его был искажён маской, но показался мне отдалённо знакомым.

— Неужели не узнал?! — удивился мужчина.

— Голос знаком, но не могу понять… — признался я.

— Владимир Пахомович! — ответил он.

— Да ну? — скептически нахмурился я. — Что-то не похож.

Владимир Пахомович Ильюшин — это мой вечный менеджер, который, фактически, и сделал меня знаменитым. Только вот его телефон уже давно пропал из сети.

— А вот так? — Илюшин снял стальную маску.

Под ней было уродливое нечто, возникающее в случаях, когда кого-то пихают лицом в костёр. Ожоги были страшными, но уже зажили, оставив вместо человеческого лица непоправимую карикатуру. Но глаза…

— Теперь узнаёшь? — спросил он.

— Ну, голос, как минимум, теперь узнаю, — ответил я. — Здравствуй, Владимир Пахомович.

— И ты здравствуй, Дима, — улыбнулся мой бывший менеджер. — Не ожидал увидеть, да?

— Да, не ожидал, — честно ответил я. — Думал, что ты уже помер давно.

— Но я не помер, — ещё шире заулыбался Владимир Пахомович. — Хотя был очень близко. Как поживаешь?

Судя по сильно увеличившемуся росту и внушительному объёму мышечной массы, он принял сверхспособность, крепко связанную с физическим усилением. Вижу, что он носит очень тяжёлую броню — нагрудник имеет, минимум, сантиметр толщиной, а стальная маска около семи-восьми миллиметров.

— Я-то нормально, — хмыкнул я. — А вот ты — с чем пожаловал?

— До меня дошли сведения, что мой птенчик добился выдающихся успехов, — ответил всё так же улыбающийся кузнец звёздных судеб. — Вот и решил проведать тебя и узнать, как у тебя дела.

— А если серьёзно? — усмехнулся я.

— А если серьёзно, то мы с моими новыми птенчиками заинтересованы в том, чтобы присоединиться к тебе, — ответил он.

— Что мешало прийти до этого? — поинтересовался я.

— Хотя бы то, что нам мешали демоны, которых вы, вот уж за что спасибо, окончательно нейтрализовали, — объяснился Владимир Пахомович. — Но это не основная причина. Основная причина в том, что я не был уверен в лояльности коммунистов к таким, как я. Ваши воевали против суперов, я — супер, поэтому…

— Надо было просто прийти, — вздохнул я. — Тогда бы ты понял, что твои опасения были беспочвенными.

— Надо было, наверное, — пожал плечами Ильюшин, после чего надел маску. — А что насчёт присоединения? Ещё есть места?

— Есть, — улыбнулся я. — Но я хочу знать, с кем имею дело.

— Василий, птенчик мой, будь добр… — дал Илюшин знак одному из своих бойцов.

На моём телефоне тренькнуло уведомление.

— Не посчитай за ущерб своему звёздному статусу, но это личное сообщение, — извинился Ильюшин. — Нам не хочется делиться сведениями о себе с остальными.