Травница
Шрифт:
И как ни старалась Ижея отмахнуться от этого голоса, а горло сжималось.
Чего она ждала? На что надеялась? Зачем поверила?
Но едва вошла в дом, как следом в дверь поскреблись. Кот?
– Кто? – всё же спросила Ижея прежде, чем открыть.
– Я это! – отозвался глухо и тихо Яррей. – Брось мне рубашку какую!
Ижка улыбнулась, на душе легко стало. Вернулся. Пришёл. Не сбежал! Ижея быстро нашла приготовленные с вечера вещи. Сунула в щель приоткрытой двери и замерла. Неужто и правда Яррею она так важна, что не ушёл? Неужто не бросит?
Едва
Яррей посмотрел ей в глаза, внимательно, чуть прищурившись. Заглядывал ей в душу, нежностью разгоняя самые чёрные сомнения.
А после резко сократил расстояние, разделявшее их. Крепко обнял и впился в губы поцелуем.
Ижке в этот миг показалось, что мир перевернулся, распался и растворился. Она чувствовала на Яррее запах леса, тумана и хвои. Чувствовала сквозь тонкую рубашку жар его тела. И сердце у самой стучало бешено до головокружения, до безумия.
Чувствовала, как быстрым резким движением он распустил поясок. Чуть запаниковала, когда, подхватив на руки, уложил на кровать, а после и сам навис.
Ижка знала, что должно произойти – когда-то просто обязано было случиться. И что не отдана она близкой родственницей. И что не ночь Купальская, что всё спрячет, а что не спрячет – то благословит. Но что ей, Ижке? Ведьма она, а ведьме и не такое можно!
Вот только если… то колдовать она не сможет. Время нужно, чтобы сила колдовская вернулась. А если нужна она ей будет?
Яррей смотрел ей в глаза, видел и сомнения, и решимость. Чуть улыбнулся, легонько коснувшись губ.
– Если не хочешь… - начал он хрипло, словно не он говорил сейчас, а тот серый огромный волк.
Ижка замерла, а после чуть мотнула головой, сама потянулась за поцелуем. Но после всё же сказала:
– Я обычной стану, если… - лицо девушки обдало жаром, и она быстро добавила. – Бесполезной и беззащитной буду! Только в тягость…
Ярр заглушил её слова поцелуем.
– Я стану твоей силой и защитой, – пообещал оборотень.
– И никогда больше не сомневайся во мне, Ижка. Я тебя любить буду – пока сердце бьётся в груди.
И Ижка поверила.
Впиваясь в плечи ногтями, срывая голос, выкрикивая его имя, сгорая от горячего шёпота, касающегося слишком нежной кожи.
Растворялась в нём, забыв обо всём.
Ижка любила и была любима. И за это можно расплатиться временной беспомощностью.
Знала бы Ижка, что случится с рассветом…
ГЛАВА 20
ГЛАВА 20
– Ижка! Иж!
– громкий стук в тонкое окно заставил Ижею подскочить на кровати.
Девушка всё ещё витала между сном и явью, сонно хлопая глазами, и не могла в толк взять, кому она с самого утра опять нужна.
За окном едва начинало сереть. Малёк встревоженно мерил дом, рыская из одного угла в другой, и ворчал, словно заговор начитывал. Так же тревожно шуршало под печкой.
– Что там? – хрипло от сна спросил Яррей, поднявшись на локтях.
Ижка передёрнула
Но сразу же вскочила с кровати. За ночь выстывший, не протопленный дом тут же недовольно дохнул на неё сыростью и холодом. Ижка сжалась, быстро натянула на себя одежду.
– Ижка! А чтоб тебя… - только теперь Ижейка и узнала голос соседки – тётки Валены.
– Иду! – хрипло отозвалась ведьма, выскользнув в сени.
Ну вот что ей ни свет ни заря от неё могло понадобиться? Что такого могло случиться? Заболел кто? Или снова на козу жаловаться прибежала. Точно в этом году Ижка своей капусты не попробует – всю придётся тётке отдать. Так нет же! Вроде и Белёна в сарае. Или, может, снова Адрушка балует. Вот точно в этот раз нужно его проучить.
Ижка выбежала на крыльцо и замерла. Это точно к козе дела не имело. За козу тётка Валена разве что для порядка ворчала и ругалась. А тут…
Такой Ижея её никогда не видела. Бледная, растрёпанная, сразу понятно: случилась совсем беда.
– Я только сумку возьму, - обронила Ижея, толкнув дверь, чтобы вернуться в дом и надеть что-то потеплее, но даже толком и развернуться не успела.
Валена вцепилась в её рубашку, едва не стащив Ижку с крыльца, и горячо зачастила:
– Нет времени. Собирайся, Ижейка. Беги куда глаза глядят. Потому как на рассвете по твою душу деревенские придут.
У ведьмы разом весь дух из груди вылетел.
– С чего вы взяли?
– Цветанка прибегала. Рассказывала.
Как так? Как придут? За что?
Видимо все эти вопросы у неё отразились на лице. Потому как тётка Валена, толкнув её в сторону двери и влетев следом, принялась пояснять:
– Видели тебя, Ижеюшка. Вся деревня ночь гудела, - зачастила соседка, прикрывая за собой дверь. – Адрушка подглядел, как ты с перевёртышем якшалась на перекрёсте трёх дорог у кромки леса. Вот теперь и идут, чтобы избавить деревню от нечисти… - Валена тяжело вздохнула.
– Нечистые и двуликие – все дивный народ, но ты-то не такая. Ты же хорошая. Вот и пожалела я… пересидишь в охотничьих землянках в лесу. Они одумаются, как время пройдёт. Поостынут – вернёшься. Они поймут, что ты не такая, как дивный народ…
– Такая же я, - глухо перебила Ижка тётку Валену, подперев спиной вмиг закачавшуюся стену. Голова кругом пошла, ноги словно в болоте застревали, а голос – будто и не её голос, звучал глухо, словно лесное эхо. – Ведьма тоже дитя дивного мира. Все мы, знающие, ведающие и имеющие силу, связаны с миром духов и богов, – после взглянула на тётку. Наверное, в рассветном неверном свете, заглядывающем в открывшуюся снова деверь, страшным и странным показалось её лицо, потому как Валена вздрогнула, едва сдержалась, чтобы защитным знаком себя не осенить.
– И что такого? Что плохого, тёть Валена? Если человек, который хорошим себя считает, едва не растоптал меня, едва всю жизнь не искалечил. А тот, что двуликий – он человечней любого, кого я знала раньше. Разве это правильно – дерево по корню судить, а не по плодам?