Травой ничто не скрыто...

Нюквист Герд

— Люси? Она была всегда на редкость жалкой.

— Жалкой? Люси? Все мальчишки были по уши в нее влюблены!

— Она всегда была белой вороной, Мартин. Вы, мальчишки, не могли этого понять, вы были слишком молоды. Другие девочки были самыми обыкновенными — хорошо воспитанные, такие, как принято. Они делали книксен, они носили скромные платьица, а на шее нитку жемчуга. И всегда передавали привет от мамы и папы. А Люси…

— Люси?..

— Ей не от кого было передать привет. Я даже не знаю, откуда она родом. Но она всегда

привлекала всеобщее внимание. Расфуфыренная, вся так и переливается драгоценностями — фальшивыми, конечно. Вот это и делало ее такой жалкой. И еще ее взгляд. Ищущий взгляд.

— Это я тоже заметил. Правда, когда стал взрослым.

— Я могу только догадываться, чего она искала. Хотя, в общем, все это довольно просто. Она искала опоры. А потом она вышла за Виктора Лунде…

— Я должен вернуться в город, мама. Я должен попытаться ей помочь.

Интересно, с какого часа Карл-Юрген на службе?! С девяти? С половины девятого? А может, еще раньше? У меня не было терпения ждать.

В семь утра я выехал из Бакке. Я не чувствовал прелести мартовского утра — я просто отметил про себя, что сейчас март. Отметил, что после ночного морозца на дорогах гололед, что на открытых местах солнце растопило снег и только в лесу он еще лежит плотным покровом.

Я поехал через Грини и испытал привычное изумление при виде строений Pea — уж очень неожиданно появляется этот квартал за гребнем холма. И в тот же миг я увидел трамплин на Холменколлене.

Кристиан. Маленькая фрёкен Лунде. А теперь Люси.

Я машинально сбавил скорость и через Pea и по всей Серкедалевай плелся с законной скоростью 50 километров в час. Проезжая мимо кладбища Вэстре, я старался не смотреть направо. Но я думал. Думал о фру Виктории Лунде.

Но тут передо мной возникло здание Филиппса на Майорстюэн, сверкающее, словно гигантский зеленый смарагд. И рядом с ним купол кинотеатра «Коллоссеум», похожий на белую матовую шляпку гигантского гриба.

Меня вдруг осенило.

Я вспомнил о своем приятеле каменотесе.

Он сидел на том же самом месте, что и в прошлый раз, когда я приходил к нему, только теперь в мастерской было светло. В одно из окон пробивались косые солнечные лучи.

Он близоруко глядел на меня сквозь толстые стекла очков. Потом, узнав меня, улыбнулся.

— Здравствуйте, доцент Бакке.

— Здравствуйте, — ответил я и, как в прошлый раз, сел на ближайший надгробный камень. — Я зашел к вам просто так, напомнить о себе.

Он отложил в сторону резец.

— Я никогда не забуду вас, доцент Бакке. Тем более… тем более теперь. Я даже думал… я хотел… я надеялся, что вы придете.

Я предложил ему сигарету и поднес зажженную спичку. Вот как — он надеялся, что я приду.

— Значит, вы слышали о розыске? — спросил я.

— Да.

И снова он стал вертеть резец в длинных тонких пальцах. А я снова сидел и смотрел, как он его вертит.

— В прошлый раз я забыл вас кое о чем спросить, — сказал я. — Знакомы ли вы с фру Люси Лунде?

Он отвел глаза на какую-то долю секунды.

— Не могу сказать, что я с ней знаком. Но однажды меня ей представили. Мне довелось петь в хоре Норвежской оперы, а у нее была маленькая сольная партия.

— Маленькая партия?

— Да. Маленькая партия. На большее она не тянула.

Только тут я сообразил, что передо мной специалист, который профессионально судит о вокальных данных Люси. Мы посидели, покурили. Мой взгляд упал на надпись, которую он только что высек на плоском камне; «Покойся с миром».

— А теперь она исчезла, — сказал я.

Он опустил глаза. Потом снял очки и протер стекла. При этом он взглянул на меня, и я впервые отчетливо увидел его глаза. Ясные, серые, а взгляд странный, завораживающий, какой бывает у близоруких, когда они снимают очки и смотрят на кого-нибудь, не отдавая себе в этом отчета. Особенно притягателен этот взгляд у женщин.

Он надел очки — очарование исчезло.

— А после этого, после того как вы встречались с ней в Опере, вы ее не видели? — спросил я.

— Видел.

— Когда?

Он снова взялся за резец. Это был его якорь спасения, подсознательный предлог для немотивированной паузы.

— Позавчера вечером, — сказал он.

Невозможно! Совпадение настолько неправдоподобное, что поверить в него просто невозможно.

Он угадал мои мысли.

— Странное совпадение, — сказал он. — Я запер мастерскую и пошел домой. Пересек Майорстюэн — мне надо было попасть на Киркевай. А фру Люси шла прямо мне навстречу…

— Она вас увидела? Узнала?

— По-моему, нет. Она смотрела куда-то вдаль.

— Как она выглядела?

— Так, как ее описывают в сообщении полиции.

— Но ее лицо… выражение лица?..

— Не знаю. Встреча была так мимолетна. А я очень близорук.

— Но вы сообщили в полицию?

— Конечно Вчера же, как только услышал сообщение по радио, я позвонил в городскую уголовную полицию. У меня нет телефона. Мне пришлось позвонить из автомата.

Он сделал все, что полагается. Повел себя как образцовый, благонамеренный гражданин. Впрочем, ничего другого я от него и не ждал.

— Мне надо ехать дальше, — сказал я. — Но на прощанье хочу вам напомнить наш уговор. Помните, вы мне обещали, что, если я вдруг услышу «голос», вы явитесь по моему зову?

— Помню.

Я тогда еще не знал, что такая необходимость возникнет в самом скором времени и что именно он, этот худощавый каменотес с сильными изящными руками, каменотес, который откладывал деньги, чтобы брать уроки пения, сыграет важнейшую роль в разрешении загадки.

Карл-Юрген сидел за столом и диктовал.