Травяное гнездо
Шрифт:
Иван не просил меня помогать Нюре, а сама я помощь предлагать не собиралась. Было приятно сидеть на лавочке, оставлять заметки в блокноте, наблюдать, как выверены движения этих загорелых, поджарых людей.
Когда мы снова выдвинулись в лес, вечерело, Нюра дала нам в дорогу вареных яиц. Я проголодалась и тут же съела свое. Иван осуждающе глянул, но ничего не сказал.
Всю дорогу со мной молчал, но бубнил что-то под нос, будто с лесом беседовал. В детстве я тоже так делала, когда с дедом за грибами ходила. Сколько мне тогда было, лет шесть? Плохо помню, только этот запах. Мокрый.
– Анна, тебе не страшно в нашей деревни? – обратился он ко мне.
– Чего мне бояться? Я же из города! У нас там на каждом шагу психи и маньяки, – паутина неприятно прилипла к лицу, я попыталась убрать ее, но она не поддавалась, щекотала нос.
– Только у нас здесь умерших больше, чем живых. Ты вон до кладбища ради интереса как-нибудь прогуляйся, увидишь, сколько могил.
– Чего это ты меня в лес позвал и про мертвых тут же заговорил? – занервничала я.
– Я тебя не звал, – откликнулся Иван, о чем-то задумавшись. – А людей не всегда здесь в могилы закапывали. Реже закапывали, чем нет. Через деревню основная дорога до тюрьмы проходит. Поэтому здесь раньше частенько заключенных гнали.
– И тебя тоже? – спросила я в шутку и только потом поняла, насколько она неуместна. К счастью, он мои слова то ли не услышал, то ли пропустил мимо ушей.
– И руки, и ноги у них в кандалы закованы были. Это уже после придумали, что деревня Кандалкой называется, потому как здесь заключенным с ног кандалы снимали, с тем чтобы идти легче. Но это неправда. Не снимали. Сама тюрьма в десяти километрах отсюда.
Раздался стук, словно протяжно заскрипело дерево. Я замерла, огляделась по сторонам.
– Что это? – засуетилась я.
Иван даже не заметил, что я отстала, уверенно переступал через бревна, не смотря под ноги.
– Души мертвых еще здесь.
– Боже мой! – размахивая руками, поспешила за спутником. – Может, сменим тему?!
– Местный батюшка, которого уже нет в живых, однажды сказал мне, что на деревне проклятье. Ты же видела сгоревшую церковь? – оглянулся на меня. – Все из-за нее!
– Что из-за нее? Духи? – зашептала я.
Он скривился.
– Ты как слушаешь? Церковь старая всех привечала, оттого и сожгли. Лишь по правилам человеку жить полагается.
Я не стала больше ничего уточнять, но поразилась тому, что Иван верит в такие небылицы, наверное, здесь совсем нечем заняться, потому каждый развлекается как может, а верить в мистику – занятие захватывающее, с этим не поспоришь.
Шли по тропинке, пока не оказались в центре поляны. От закатного солнца золотом блестела трава и наша кожа. Иван обернулся, я невольно улыбнулась ему. Опустились на землю. Он развернул сверток, там оказалось немного хлеба и парочка малосольных огурцов, достал Нюрины гостиница, из-за пазухи вынул маленькую фляжку. Открутил крышку, налил в нее напиток, протянул мне, я не отказалась.
Снова раздался стук, Иван посмотрел по сторонам.
– Вон он, – показал на дерево. Там сидел дятел. – Ты знала, что дятлы не вьют гнезда, а выдалбливают дупло, и над созданием жилища трудятся и самец, и самка. Они даже яйца по очереди высиживают. Такие разумные создания!
Стало так тепло и уютно, что пока на поляне играли солнечные зайчики, мы даже не думали подниматься, мы отпивали самогон из фляжки и поочередно протяжно вздыхали.
Возможно, это все Ванькин самогон, а может, новые впечатления, но я казалась себе неуязвимой. Я перебирала пальцами солнечные лучи, предчувствуя, что, наконец-то, могу быть полезной. Не только пропавшему Новикову, но и другим жителям этой деревни.
Здесь стоит отдельно написать о таком качестве, как полезность. Как бы я ни противилась, но все равно все мои устремления идут от нее. Конечно, я понимаю, что желание быть полезным больше от гордыни, мол, помогу несчастным людям, а они меня потом героем считать будут, на руках носить станут.
Быть героем… да, я бы этого хотела.
Понимаю, но поделать с этим ничего не могу.
Наверное, если я отыщу Новикова, меня начнут почитать. Может быть, я его не то чтобы разыщу, а спасу. Вырву из лап непредвиденной напасти.
Только есть ли у меня средства и силы для спасения? Вот если разобрать все мои попытки быть героем, они заканчивались весьма жалко: несчастного щенка, с которым я обнималась в подвале, пришлось в итоге выставить на улицу; голодная девочка из неблагополучной семьи, которую я привела в дом, обворовала нас; а мужчина, которого я хотела сделать счастливым, оказался человеком нездоровым и еще больше разрушился, и разрушил меня.
И не получится ли в этот раз так же, что, встретив даже незначительное препятствие, я почувствую себя неспособной с ним справиться и снова впаду в нескончаемые поиски нового места, ситуации, где я смогу проявить себя как настоящий герой.
Боже, дай мне силы! Сделай меня самой бесстрашной на Земле!
*
Давно следовало затронуть эту тему, точнее, я много раз на эту тему рассуждала в дневниках, но не так прямолинейно, как хочу это сделать сегодня. Я хочу поговорить о мужской красоте.
Почему-то считается, что красивыми может быть природа, предметы, все что угодно из материального мира, и, конечно же, женщины – из нематериального. Последние из века в век слывут не только образцом красоты, они и музы, и жены, и объекты.
И никогда, совершенно никогда и никто не посвящал мужчине песен (шоу-биз с его: «ты меня бросил, а я любила» не будем считать, конечно), стихотворений, не разоблачал их, делая предметом восхищения (но были же скульпторы… ладно, не совсем обделены вниманием).
В этом послании я скорее обращаюсь к женщинам, безусловно, мужчины нас обижают и т.д. и т.п., но, даже учитывая это, кажется несправедливым то, что как только появилось чуть больше свободы, мы сразу же бросаемся на танки за свои права. И права нужно отстаивать, и я рада, что это делается. Однако же не всегда заниматься только этим!