Треба
Шрифт:
— Сколько, — не открывая глаз, прошептал Кай.
— Пока вижу около сотни, — почти равнодушно пробормотал Эша. — Луков нет, только топоры, дротики. Палхи не дружат с луками.
— Зато с топорами дружат, — заметил Тарп. — Особенно когда разделывают хиланского воина.
— Не самый лучший мираж, — заметил Шалигай. — Лучше бы эта самая Хисса показала речку, да чтоб берег был в зелени. Рощицу. А в речке чтоб девки купались.
— Разве миражи кто-то показывает? — задумалась Илалиджа, подтягивая к себе лук.
— А откуда же они тогда берутся? — удивился Шалигай.
— Оттуда же, куда потом деваются, — растянула в улыбке потрескавшиеся губы Илалиджа, натянула тетиву и выцедила одного из палхов.
— Когда исчезнут? — спросил Эша. — За пятьдесят шагов или за сто?
— За сто, — предположила Илалиджа.
— За пятьдесят, — покачал головой Эша. — Море за пятьдесят шагов начиналось.
— А лес за сто! — не согласилась Илалиджа.
— Топот, — пробормотала Арма.
— Топот, — согласился Кай, который так и не открыл глаз.
— Точно, — кивнула Илалиджа и отпустила тетиву.
До палхов оставалась сотня шагов. Здоровенный, с низким, от бровей лбом вожак поймал стрелу в грудь и еще пробежал пару шагов, но тут же уткнулся носом в глину, а в следующую секунду Кай заорал: «К оружию!» — и началась сеча.
Бой продолжался около получаса. Палхов было больше сотни. Наверное, навстречу отряду Кая вышли все оставшиеся в долине людоеды. Арма, которая удивлялась появившейся в измотанном теле бодрости, уклонялась от ударов, рубила врага мечом, который с Заячьего острова лишился ножен, следила за зеленоглазым, напоминающим вооруженный стальным мечом вихрь, ужасалась Теше, которая орудовала копьем Тиджи как секирой, рычала и, как показалось Арме, даже успевала прикладываться зубами к горлам поверженных ею палхов. А потом, когда ни одного людоеда не осталось, случилось то, что повергло Арму в оцепенение. Степь, которая сулила конец страданиям, растаяла как мираж. И трупы убитых палхов тоже растаяли как мираж вместе с брошенными ими топорами и отрубленными конечностями. Остались только пятна крови. Но и они мгновенно высыхали и обращались бурой пылью.
— Что это было, Пустота меня раздери? — заорал, срываясь на визг, все еще живой Эша с окровавленным кинжалом в руке.
— Хорошая драчка, — закатила глаза Теша, садясь в пыль. Лицо ее было вымазано в крови.
— Сиун Хиссы испытывает нас, — глухо сказал Кай над телом убитого Хаса.
— Хатуас тоже мертв, — отозвался Тарп, прижимая к земле скулящего Шалигая. — Кишт! Иди сюда! Помоги затянуть рану. Старшина тайной службы Хилана лишился предплечья. Жаль, не ту руку топором отсекли. А то бы распечатали бы послание. Ну, да не последняя схватка.
— Уходить надо было, — плакал Шалигай. — В деревню ту надо было уходить. Или в мираж этот. Который лес. Если они из миража вышли, то и уйти можно в мираж!
— Завтра, — сказал Кай. — Завтра должно все произойти.
Ночь была тяжелой. Кай велел остаться на месте. Шалигай стонал до утра. Вода почти кончилась, и Кай приказал оставить по глотку на утро. Тарп, Кишт и зеленоглазый заложили пластами глины тела Хаса и Хатуаса. Теша чуть слышно хихикала и шептала:
— Только черный остался. Выбора нет. Только черный.
— Молодец, — вдруг сказал ей Кай. — Твоих сегодня полтора десятка. Только зачем ты грызла им горла? У тебя же есть копье. Отличное копье, из Пустоты.
Илалиджа фыркнула в темноте.
— Хорошее копье, — согласилась Теша и добавила: — Я не грызла им глотки. Я пила их кровь. Они сотни лет пили кровь мугаев. Я могла вернуть несколько капель крови или нет?
— Ты их не вернула, — вздохнул Кай. — Ты их выпила.
— Радуйся, зеленоглазый, что ты не палх, — хмыкнула Теша. — Ведь я тут по твоей милости.
— Завтра порадуюсь, — пообещал Кай.
Утром Шалигай затих. Арма уж думала, что хиланец помер, но он уснул.
— Дал ему выпить воду Хаса и Хатуаса, — сказал Тарп. — Не знаю, каким человеком был Шалигай в Хилане, не сталкивался почти, но вчера он сражался хорошо. Настоящий воин. И посражается еще. Того же Арша потеря отрубленной тобой руки, Кай, словно сделала еще лучшим воином, чем он был. Я как-то видел, как он упражняется с мечом, смотреть было страшно. Мне даже показалось, что сама Пустота вселилась в него!
— Пустота не может вселиться, — усмехнулась Илалиджа. — Или ты, Эша, — она повернулась к старику, — можешь вселиться в кого-то? Разве только околдовать. Пустота может дать силы, принять!
— Так ты приняла Тешу? — спросил Эша.
— Она сама принялась, — ответила Илалиджа. — Я только сохранила ей жизнь.
С утра миражей не было. К полудню воды не осталось вовсе. В горле пересохло так, что Арма даже подумала, что она была бы и сама не прочь прикусить горло палху. Вот только разума хотелось бы перед этим лишиться. Впрочем, судя по плывущему в глазах миражу, до этого осталось недолго.
— Скоро, — прохрипел Кай.
В сотне шагов от жалкого укрытия отряда проявилась степь, и на ее краю стояли несколько всадников.
— Сарлата, — поднялся зеленоглазый и потянул меч из ножен.
— И Арш, — сказал Тарп. — Узнаешь?
Аршем оказался кряжистый человек в черном балахоне с диском смотрителя на груди и с обрубленной правой рукой. Он был выше всех прочих гостей на голову и держал меч в левой руке. К обрубку его правой руки был прикреплен небольшой щит. Кроме него, рядом сидели на лошадях более десятка крепких воинов и две женщины. Одна из них, что искрилась улыбкой за спиной Сарлаты, поразила Арму невозможной, убийственной красотой. Арма даже не смогла бы описать ее. Лицо незнакомки излучало мертвенное сияние совершенства, а улыбка на этом лице повергала в ужас. Вторая женщина была невыразительна, хотя и стройна. Лица ее Арма не могла рассмотреть, поскольку оно словно не существовало. Там, где должно было находиться лицо, мерцало нечто туманное.
— Вот и встретились, — процедил сквозь зубы Кай.
— Неужели я и теперь выживу? — пробормотал Эша, хватаясь за кинжал.
— Драчка, — радостно захихикала Теша.
Шалигай поднялся и, морщась от боли в культе, ухватил меч левой рукой.
— Эй! — заорал Арш, спрыгивая с коня. — Старый знакомый! Как насчет потанцевать один на один?
Бывший воевода Хилана отдал повод коня женщине с неясным лицом, которая тоже спешилась, сделал один шаг вперед, второй, третий. Остановился.