Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы

Коллектив авторов

Участники подполья в «верхнем лагере», как и их товарищи в «нижнем», разбились на группы – по пять подпольщиков в каждой из рабочих бригад. Историк И. Арад полагал, что общее число заговорщиков среди членов «зондеркомманды» могло (как и в рабочей зоне) достигать нескольких десятков человек [114] . Предполагалось, что в момент восстания каждая пятерка нападет на ту группу эсэсовцев и охранников, которая ближе всего к ним (как правило, в рабочее время в этой части лагеря находилось 4–6 немцев и менее 10 вахманов). В качестве орудий подпольщики собирались использовать топоры, вилы, лопаты, а затем вооружиться огнестрельным оружием, отобранным у нацистов.

114

Arad Y. Op. cit. P. 279; ср., однако: «В нашем лагере была небольшая группа, не все оказались способны на борьбу» (Верник Я. Указ. соч. С. 192).

Но работы по извлечению и сожжению трупов подходили к концу, новые эшелоны приходили крайне редко, а сведений о дате восстания все не поступало.

В конце концов подпольная группа «зондеркомманды» передала Галевскому ультиматум: немедленно назначить восстание на первые числа августа. В противном случае подпольщики «верхнего лагеря» угрожали начать действовать самостоятельно. По мнению И. Арада, именно эта настойчивость «группы Блоха» сыграла решающую роль в том, что подпольщики решились, наконец, на восстание [115] . Они опасались, что в случае неудачного выступления «зондеркомманды» нацисты уничтожат всех узников Треблинки. Кроме того, Галевскому и его людям также было очевидно, что лагерь вскоре будет закрыт, а заключенные убиты.

115

Arad Y. Op. cit. P. 281–282.

Есть и другие версии того, что же послужило решающим толчком к назначению даты восстания. Так, Т. Гринберг упоминал, что нацисты стали привозить в Треблинку большие обтесанные камни – и узники решили, что там будут строить большой крематорий: «По лагерю распространились слухи, что эта печь будет предназначена для поляков, пришло их время, так как евреев в живых почти не осталось. ‹…› Все сошлись на одном: ни в коем случае мы не позволим соорудить эту печь» [116] .

116

Grinberg T. Op. cit. P. 219.

В самом конце июля оргкомитет собрался на свое последнее заседание и назначил восстание на понедельник, 2 августа. Понимая, что после побега нацисты организуют погоню и что уходить от преследования легче ночью, руководители подполья решили начать действовать ближе к концу рабочего дня. Относительно намеченного времени в показаниях выживших узников существуют некоторые расхождения: по словам Р. Глацара, восстание было назначено на 16 часов, Т. Гринберг, В. Шнайдман, С. Вилленберг говорят о 16:30, С. Кон – о 17 часах, Я. Верник – о 17:30 [117] .

117

Примерно на то же время – и по сходным резонам – два с половиной месяца спустя Александр Печерский и его товарищи назначат восстание в Собиборе. Впрочем, комендант Треблинки Ф. Штангль говорил, что услышал первые выстрелы в два часа, а диспетчер железнодорожной станции Треблинка Ф. Зомбецкий утверждал, что восстание началось около трех.

Согласно С. Кону: «План был убить главных палачей [118] , обезоружить охранников, перерезать телефонную линию, поджечь и разрушить все здания фабрики смерти. Мы также планировали освободить поляков из рабочего лагеря, расположенного в двух километрах от нашего, вместе с ними бежать в леса и создать сильный партизанский отряд» [119] . Несколько иные детали плана приводит Т. Гринберг. По его словам, планировалось уничтожить эсэсовцев, переодеться в униформу вахманов, уйти в беловежские леса и присоединиться к какому-то из партизанских отрядов; другая группа заключенных должна была загрузить грузовики едой и оружием и угнать их к партизанам [120] .

118

Это были Курт Франц, а также Август Мите и Вилли Ментц, отвечавшие за расстрелы в «лазарете» (Sereny G. Op. cit. P. 236).

119

Kohn S. Op. cit. P. 228.

120

Grinberg T. Op. cit. P. 219–220.

Однако восстание началось немного раньше запланированного времени. Почему? На этот вопрос разные мемуаристы также отвечают по-разному. По словам С. Кона, днем стало известно, что работа закончится на час раньше обычного, потому что эсэсовцы и вахманы собрались пойти купаться на Буг; из-за этого начало восстания перенесли на 16 часов. Эту версию отчасти подтверждает и Ф. Штангль, уточняющий, что речь идет о К. Франце, а также трех других эсэсовцах и 16 вахманах [121] .

121

Sereny G. Op. cit. P. 238. Курьезно, что Курт Франц, давая показания на процессе Штангля, утверждал, будто чувствовал, что узники что-то затевают, а потому, из симпатии к ним, специально ушел из лагеря сам и увел с собой других людей (Ibid. P. 241).

Согласно другим свидетельствам незадолго до намеченного времени начала восстания Ф. Кюттнер поймал двух узников с карманами, полными денег, и начал их избивать. Другие заключенные испугались, что те могут не выдержать избиения и выдать план восстания, поэтому один из подпольщиков подбежал к окну и выстрелил в Ф. Кюттнера из пистолета [122] . Этот выстрел и послужил сигналом к началу восстания [123] .

По-видимому, непосредственно перед началом восстания подпольщикам все же удалось вынести с оружейного склада несколько

винтовок и автомат (Т. Гринберг упоминал еще и два ящика гранат [124] ). Впрочем, оружия все равно было недостаточно: «Конечно, лишь немногим из нас повезло получить огнестрельное оружие. Все старшие групп и все капо получили по пистолету» [125] .

122

См. свидетельства Т. Гринберга (Grinberg T. Op. cit. P. 221), В. Шнайдмана (Webb C., Chocholaty M. Op. cit. P. 107), Р. Глацара (Глацар Р. Указ. соч. С. 146–147). Немного по-другому рассказывает ту же историю эсэсовец Ф. Сухомель (Sereny G. Op. cit. P. 240). Характерно, что и Т. Гринберг, и В. Шнайдман утверждали, что Ф. Кюттнер был убит. На самом деле он выжил и в конце 1943 г. был переведен в Италию. В самом конце войны или сразу после нее арестован советскими властями, 6 октября 1945 г. приговорен военным трибуналом 8-й гвардейской армии к смертной казни.

123

Вполне возможно, впрочем, что обе изложенные версии не противоречат друг другу. Восстание, первоначально намечавшееся на 16:30–17 часов, было перенесено на более ранний час из-за ухода эсэсовцев и вахманов на Буг, но на деле началось еще раньше из-за истории с Ф. Кюттнером.

124

Grinberg T. Op. cit. P. 220; ср.: Kohn S. Op. cit. P. 229.

125

Grinberg T. Op. cit. P. 220.

Реконструировать сам ход восстания – задача чрезвычайно трудная. Основной источник – воспоминания восставших, однако они полны противоречий. Кроме того, необходимо понимать, что свидетельства бывших узников лагерей уничтожения зачастую выполняли не только мемуарную, но и, так сказать, аутотерапевтическую функцию. Искренняя вера в то, что месть свершилась, в собственную причастность к этой мести, в значительность урона, понесенного палачами, была для многих из этих людей вопросом физического выживания. Отсюда встречающееся у ряда мемуаристов «укрупнение» своей роли в лагерном подполье, в подготовке восстания, а также очевидная гиперболизация при описании событий 2 августа.

Так, во многих источниках говорится, что восставшие перерезали телефонные линии, чтобы руководство лагеря не могло вызвать подмогу. Однако Ф. Штангль рассказывал, что при первых звуках выстрелов позвонил, как того требовала инструкция, начальнику полиции безопасности и сообщил о происходящем. Его версия подтверждается тем, что на помощь треблинскому гарнизону вскоре прибыло подкрепление [126] .

Сомнительны и некоторые частные эпизоды, в частности, тот, о котором рассказал Гитте Серени Берек Ройзман: дежурный вахман по имени Мира «сидел на вышке в одних шортах и загорал. Когда он услышал первые выстрелы из “нижнего лагеря” и осознал, что что-то происходит, он спрыгнул вниз в своих шортах. Я подбежал к нему и сказал: “Мира, беги, русские подходят”. Я забрал у него винтовку, и он не сделал ничего, чтобы помешать мне. “Убегай, – сказал я, – но мне нужна винтовка”. Он убежал» [127] .

126

Впрочем, Ф. Сухомель рассказывал, что в тот день к Ф. Штанглю приехал его старый друг лейтенант Грёйер из «власовской части», стоявшей в Косуве, в шести километрах от Треблинки, и к моменту восстания они оба так напились, что Ф. Штангль был не в силах командовать, а «просто стоял и смотрел на горящие здания» (Sereny G. Op. cit. P. 238).

127

Sereny G. Op. cit. P. 241–242.

Очевидно преувеличенную картину развернувшегося сражения создал С. Кон: «Немцы начали прибывать со всех сторон. Развернулась полномасштабная битва… [которая] продолжалась шесть часов»; восставшие якобы убили эсэсовца Зайделя [128] и «других нацистских собак», взяли штурмом арсенал и распределили между собой захваченное оружие [129] .

По-видимому, более реалистичное описание короткого боя и массового побега дал Р. Глацар [130] , признававшийся: «Первые минуты [восстания], конечно, были совершенным сумасшествием: взрывались гранаты и бутылки с бензином, повсюду огонь, стрельба. Все настолько сильно отличалось от нашего плана, что мы были в полном замешательстве» [131] .

128

На самом деле во время восстания не погиб никто из эсэсовцев. Достоверно неизвестно также о погибших вахманах. Ф. Сухомель упоминал, что восставшие убили двух узников, известных как доносчики (Sereny G. Op. cit. P. 247). Унтершарфюрер Курт Зайдель в конце 1943 г. был переведен в Триест, где пробыл до конца войны; точных сведений о его дальнейшей судьбе не имеется, возможно, он погиб в советском плену.

129

Kohn S. Op. cit. P. 229–230. Ср. описание восстания в «верхнем лагере» у Я. Верника (с. 201).

130

Глацар Р. Указ. соч. С. 147–149.

131

Sereny G. Op. cit. P. 240.