Требуется добрый человек

Тресков Василий

— Все равно, — обреченно сказал Ерохин.

А трубка продолжала:

— Как дела? Как, Николай, здоровье?

«Так. Здоровье, — привычно проанализировал фразу Ерохин. — Сейчас последует просьба насчет лекарств».

— С медициной последнее время не сталкиваюсь, — сказал Николай Семенович.

— Это хорошо, — услышал он в трубке. — Здоровье — самое главное, гласит народная мудрость.

«Ага. Народная мудрость. Намекает, чтобы я достал «Мифы народов мира». А вслух сказал:

— С народной мудростью трудно.

— Ну, а дети как? Небось, как мои, школу кончают?

«Вот оно что!

Тут дело о поступлении в институт».

— Я холостяк, — отрезал Ерохин.

— Ой, Николай! Как же так? Ты же был такой парень!.. Мы все думали, такого только в кино снимать.

«Как я сразу не догадался! Неделя французского фильма на носу».

— С кино ничего не получится.

— Ладно, не прибедняйся! Я помню, как ты городничего в «Ревизоре» играл.

«Ого, куда гнет! Думает, у меня есть знакомые в прокуратуре».

— Ты же знаешь, чем кончается гоголевская пьеса, — мрачно изрек он.

— Я-то помню. А вот ты?.. Кто играл в том спектакле твою жену — Марию Антоновну?

Николай Семенович задумался.

— Да, там такая… с косичками…

— С косичками! — захохотала трубка. — Нинка Павлова — вот кто!

— Кажется, ее звали Люся…

— Люся? Ха! Ты мне будешь говорить, как меня зовут! Нина я! Нина Павлова.

— Нина? Ты!

И Николай Семенович вспомнил тот далекий школьный спектакль, как засовывал себе под ремень подушку для солидности, а Нина взяла у своей мамы туфли на шпильках, чтобы быть повыше.

— Теперь ты, наверное, и без подушки солидный, — сказала Нина.

— Да… толстею… Нина, может, тебе что-нибудь нужно? Я для тебя все сделаю.

— Нет, Коля, ничего. Я просто позвонила узнать, жив ли ты.

— Жив… — ответил Николай Семенович и задумался.

ПРОТИВОЯДИЕ

Нервные все стали. Прямо на улице дергаются. Особенно молодежь. Стою я как-то на остановке, а впереди меня высокий молодой человек с дипломаткой. Замечаю, что время от времени ногой дергает и по асфальту бьет, как застоявшийся жеребец, которого мухи кусают. «Нервные тики, наверное, одолевают, — думаю, — переучился, небось. Сейчас от науки вся молодежь страдает. Тяжелое на их долю детство выпало — с фигурным катанием, иностранными языками и бинарными уравнениями. Это тебе не наше детство с игрой в салочки-выручалочки и в казаки-разбойники…»

Пошел домой через наш районный сквер, а там сплошной кордебалет. Возле каждого дерева здоровенные мужики в трико стоят и ноги в разные стороны задирают. Женщин с детьми пугают. Кряхтят, сопят, лица красные от натуги. Стараются ноги повыше задрать. Может, это танцевальный ансамбль районного Дома культуры балет «Лебединое озеро» репетирует? Но на лебедей мужики не очень похожи, выражение у всех серьезное, как в бане на верхней полке парилки.

А один из них, лысый, совсем босиком, в майке, на ней нарисован оскаленный череп и написано «каратэ», и все ногой дергает, на лице у него такая досада, что жалко его стало. Подошел и спросил, как дела.

— Да вот пятка не подгибается при «наваши гири», — пожаловался он и с досадой ударил по дереву так, что где-то хрустнуло. Лысый обрадовался: — Во! Наконец-то получилось! Как подвернешь пятку, так кость хрустнет, каратэ — это дело серьезное, — сказал он и с гордостью показал ободранную пятку.

— Вы ее йодом бы прижгли, — посоветовал я.

Лысый недоброжелательно посмотрел на меня и задрал ногу выше головы.

— Такие шутки не по мне, — говорит, — каратэ шуток не любит…

Мне стало не по себе. На майке свирепо скалился череп. Я поспешно покинул сквер.

Во дворе нашего дома первоклассники Жорка и Мишка сосредоточенно лягали стенку подъезда.

— Каратэ занимаетесь, — сказал я, — молодцы ребята! Только пятку подгибайте!

— Мы только начинаем, — небрежно буркнул Жорка, — вот мой папа ходит в платную секцию «конфу», его там за 200 рублей в месяц учат грудные клетки пальцами пробивать, он дома уже все двери переломал…

— Что-то, мальчики, у вас реверс не идет, — прошепелявила проходящая мимо старушка. Бабушка сделала что-то наподобие реверанса и затрусила в молочный магазин. Выяснилось, что она посещает секцию каратэ для пенсионеров при жэке.

Дома по квартире под ритмы «диско» ползал на руках мой 15-летний недоросль и локтями стучал по полу. Теперь-то я знал, чем занимается мой сын, а еще неделю назад серьезно волновался за его психику.

На кухне жена Марица в розовом балахоне с черным поясом делала шпагат. Раньше она по системе йогов целыми днями стояла вниз головой, теперь по системе каратэ перешла на растяжки. Ужином, конечно, на кухне не пахло.

Она встала на «мост» и, выгнувшись, сказала:

— Ты знаешь, в таком положении я совсем не ощущаю атмосферного давления. Врачи рекомендуют так стоять по часу натощак…

В гостиной ухали увесистые тома медицинской энциклопедии. Это теща отрабатывала удары и с лета била книги пяткой. «Такими приемами против танков бороться, — подумал я, — а не против хрупкого человека, страдающего от склероза и ревматизма. Надо спасать цивилизацию, пока ей хребет выпрямленной пяткой не переломили».

Мне вспомнилось заковыристое словечко, когда-то встретившееся в энциклопедии малых искусств.

— Каратэ уже не модно, — сказал я сыну, который со зверским выражением лица пытался вытянутой пяткой сбить абажур с висящей люстры. — Пора приниматься за катарсис…

Парень насторожился.

— А что это? Разновидность «конфу»? — спросил он.

— Это учение способно перевернуть душу, — таинственно прошептал я.

— Ух ты! — Мальчишьи глаза загорелись. — Вот бы научиться!

Я вытащил из стеллажа запыленный томик Шекспира.

— Прочитай внимательно от корки до корки, там все зашифровано, все болевые точки указаны…

Сын недоверчиво взял в руки книгу и медленно, вчитываясь в каждую строку, начал листать страницы.

На лице его медленно стало проявляться человеческое выражение.