Требуется добрый человек
Шрифт:
Тут шеф растерялся и странно посмотрел на меня.
— Солнышко какое на улице, — говорю, — хорошо. Мороз и солнце— день чудесный. И зубы не болят — хорошо. Вы на лыжах не катаетесь, очень полезно, — говорю.
— Послушайте, Ванев, вы бросьте дурака валять.
— Постараюсь, — говорю, — а вы зря спортом не занимаетесь, от инфаркта помогает.
— Идите, Ванев, вы свободны.
Ну что ж, на то он и начальник, думаю, чтобы сердиться.
— Хорошо, что я не начальник. Отвечай за каждую ошибку. Требуй со всех, ругай. Свою нервную систему изнашивай, а в результате на тебя еще обижаются. А тут еще начальство
Попрощался я с шефом душевно и вышел. А в отделе жизнь кипит. Телефон нарасхват. Телеграфирует в разные концы комбинации дубленок, дач, диссертаций, подписок на академические издания.
— Ну как, были у шефа? — с выжидательной улыбкой спрашивает Лопухов.
— Очень интересный разговор состоялся, — говорю.
— Ругал? — нетерпеливо спрашивает он.
— Да нет, что вы, — говорю, — насчет лыжных прогулок разговаривали.
— То есть как? — занервничал Лопухов.
— Насчет вас спрашивал, — говорю. — Как Лопухов работает?
Тот аж дугой выгнулся. Глаза у него так и забегали, как квартирные электросчетчики, когда включены одновременно все лампы, телевизор, холодильник и стиральная машина.
— Ну, а я, — говорю, — премию нужно давать Лопухову. Заслуживает.
Лопухов захлопал белесыми ресницами, растерянный.
Сел я на свое место. Ну что, думаю, Лопухов. Натура у него такая от природы. Он, может быть, и думает что-то хорошее сделать, а у него гадости выходят. Любит премии получать, а их ему не дают. А у него семья большая, дочь все никак замуж не выйдет. Вот и пишет анонимки. Его тоже понять нужно. На улице повалил снежок. Хорошо. Зубы тоже не болели, а до конца рабочего дня четыре часа остается. Хорошо. Завтра уже вторник. А вечером по телевизору детектив обещали.
Вижу, меня секретарша-вечерница рассматривает. Чегой-то вдруг она мной залюбовалась. То не здоровалась, а теперь глаза наводит. С женихом, что ль, поссорилась?
— Вот смотрю я на вас, Ванев, — обиженно говорит она, — нет у вас никаких интересов, стремлений, даже каратэ не занимаетесь. Костюм уже третий год подряд носите, портфель с залатанной ручкой. Плащ и пальто носите из ширпотреба. Одним словом, живете как последний обыватель…
Пригляделся я к ней внимательней, а у нее прическа новая и джинсы другие. А никто этого не заметил. Все своими проблемами заняты. А она женщина молодая, нужно как-то к себе внимание обращать. А то так и состаришься незамеченной.
— Как прическа, — говорю, — вам идет, прямо как в журнале иностранных мод, да и джинсы гармонируют.
Она вспыхнула. На лице румянец выступил.
— Да что вы, — засуетилась она, — это так, знакомый парикмахер, он за такую прическу на конкурсе в Париже приз получил. А джинсы вообще пустяк, один дипломат знакомый из Штатов привез…
Она захихикала и затараторила о джинсах, сертификатах, сапогах и прочей дряни.
«Что ж, — думаю, — она женщина. Ее понимать нужно».
Потом в отдел нагрянул шеф и сказал:
— Наряд на овощную базу. Решайте: кому?
Все сразу заохали, закашляли.
— У меня печень больная! — кричит Петров.
— У меня завтра доклад, — оправдывается Кротов.
— У меня семья большая, — захныкал Лопухов.
— У меня сессия на носу, — возмущается Зося-вечерница.
Тогда все посмотрели на меня. У меня все было хорошо. Тепло, светло. На улице снежок шел. Да еще и зубы не болели.
— Хорошо, — говорю, — давайте я пойду.
Все облегченно вздохнули. Люди есть люди, их понимать нужно. Наконец прихожу домой.
— A-а, пришел, — говорит жена, уже чем-то недовольная. — Ты слышал новость? Нет, конечно. Авоськина, твоего бывшего однокурсника, за границу посылают. Мне его сегодня жена звонила. А? Каково? Вот где денег загребет, мерзавец.
— Ну что ты, — говорю, — радоваться нужно за нашего друга. Ему такое доверие оказали, человек он старательный, усидчивый, вот и добился.
— А тебя, — говорит, — хоть бы куда послали…
— И мне тоже коллектив доверие оказал. На овощную базу посылают капусту грузить.
Жена посмотрела на меня очень выразительно и тяжело вздохнула.
— Поужинаешь сам, — сухо сказала она и ушла в свою комнату.
«Ну что ж, — думаю, — жена, она и есть жена. Всегда чем-то недовольна. Пусть выскажется, выплачется, а то и забудешь, что жена есть…» Включил телевизор. Там бегемотов прямо из Африки показывают. Хорошо, думаю. Сидишь в квартире и бегемотов видишь. Не надо и ехать в Африку. На улице снег начал таять. Это к весне. Звезды блестят. Телевизор без помех работает. Да еще и зубы не болят. Хорошо! Что еще надо?
Через час жена пришла в комнату. Посмотрела на меня нежно и говорит:
— А все равно ты у меня самый лучший… Люблю я тебя. С тобой и жить спокойнее…
Ну, что ж, правильно говорит. Люди любят меня. Потому что их понимать нужно.
БЕДНЫЙ ПАПА
Недавно жена родила ребенка, без которого, как она утверждала, семья была неполной. Принесла она из роддома это счастье, завернутое в разноцветные тряпочки, и началась наша полная семейная жизнь. Смотрю я на кроху и думаю: «Вот так, наверное, на свет и я появился…» И носик, и ротик, и даже глазки — все при нем. Почти как человек. Он тоже смотрел на меня, как бы оценивая, затем поморщился и как заорет… Сам с локоток, а ревет, как турбореактивный самолет на взлете. Я смотрю и не понимаю: откуда что берется?
А жена мне строго говорит: «Ну, чего уставился? Не видишь, что ли, у него пеленки мокрые… Иди постирай, а я им займусь…»
Постирал. Погладил. Только разогнул спину, а он опять реактивным двигателем глушит.
— Давай чистые пеленки! — кричит жена. — Он опять мокрый!
«Ну, дети пошли, — думаю, — никакой сознательности, просто эксплуататоры».
Жена с него глаз не сводит и, такая счастливая, воркует:
— Мой лапочка, ненаглядничек мой, заинька.
Меня она так в жизни никогда не называла.