Требуется невеста, или охота на светлую
Шрифт:
— Надеюсь, мой брат хорошо себя вёл?
— Вам не о чем волноваться.
— Эления, это не ответ, — не то шепчет, не то рычит этот зверь.
По-другому и не назовёшь. Я себя с ним, что в клетке с саблезубым ирсом чувствую.
Короткий вдох, за ним тихий выдох, и я отвечаю:
— Сонор Хорос, я чётко следую условиям нашего договора, если вас это беспокоит. За минувшую неделю не нарушила ни одного пункта. Наоборот, старалась соблюдать каждый и подходить к выполнению своих обязанностей со всей ответственностью и энтузиазмом.
Я
— Милый, попробуй вот этот. С ягодным суфле. Безумно вкусно! — Слова Фелисии немного разряжают обстановку (ключевое слово — немного). Она протягивает жениху тарелку с тортом, и ему приходится переключить своё внимание с меня и допроса на сладкое, которое он терпеть не может.
Значит, по идее, и ко мне должен испытывать нечто похожее. Нетерпение. Я ведь сладко пахну, а его величество, как известно, сладкое не переваривает.
Тогда что это такое? Какая-то форма мазохизма?
— Разумеется, я могу создать какое угодно оформление, — тем временем говорит сонора Бланка, и Фелисия с удовольствием подхватывает:
— Знаете, я бы хотела…
И они принимаются обсуждать оформление.
У меня же сердце едва не останавливается от вопроса, который Тёмный произносит так, будто крошит зубами каждое слово:
— Что между вам было? — его пальцы, словно наручники, смыкаются на моём запястье.
Секунду или две я размышляю над ответом, который от меня ждут. Потом тянусь свободной от захвата рукой к тарелке и бесхитростно признаюсь:
— Всё.
Хочется вскрикнуть — пальцы Хороса ещё сильнее сдавливают мне запястье, но в следующее мгновение всё прекращается. Поймав брошенный на нас быстрый взгляд соноры Бланки, этот тиран и деспот наконец меня отпускает. Коротко вздохнув, я поднимаюсь, негромко прошу меня извинить и спешу в туалет, чтобы плеснуть себе в лицо холодной водой. Щёки горят, и сердце в груди подскакивает, стучит как ненормальное. Точно такой же, ненормальной, я себя сейчас и ощущаю.
Да что со мной вообще такое? А с ним что происходит?!
Почему мне хочется сделать ему больно, задеть за живое, и почему он ведёт себя так, будто меня ревнует?
Сумасшествие.
Умопомрачение какое-то.
Вода не помогает — щёки продолжают пылать, хоть бери и что-нибудь на них жарь. Может, я заболела, и у меня жар? Я ведь вчера немного замёрзла, когда мы гуляли по лесу, и…
И я понимаю, что всё это ерунда. Я не заболела, не простыла, просто умом повредилась. Это какая-то душевная болезнь или, может, сердечная, но, скорее всего, проблема у меня в голове.
Видимо, с мозгами что-то…
Мне всё-таки удаётся заставить себя успокоиться, хотя бы немного. Когда возвращаюсь в зал, застаю милейшую картину: Тёмный уже успел пересесть обратно на диван, и теперь вместе с Фелисией обсуждает, из скольких ярусов будет состоять свадебный торт, стоит ли украшать его верхушку марципановыми фигурками и всё в том же духе.
Забросать бы его пирожными…
— Всё хорошо? — Фелисия одаривает меня короткой улыбкой.
— Да, всё отлично, — отвечаю быстро, а затем ещё и зачем-то вру: — Звонила няня Литы, просила кое-что купить на обратной дороге.
Сонорина Сольт кивает и снова погружается в дегустацию и обсуждения. А сонор Хорос тем временем успешно делает вид, что я уже не предмет интерьера, а просто пустое место. Нет, он поддерживает разговор, когда Фелисия интересуется моим мнением, и даже сам задаёт мне вопросы — Эления, что вы думаете об этом торте под названием «Райское удовольствие»? А как вам «Ягодная фантазия»? Нет, не подходит для нашего мероприятия? — но делает это с таким видом, будто общается с воздухом.
Убила бы…
Увы, убить самого могущественного Тёмного Грассоры не в моих силах. Как и уволиться. По-хорошему, после того, что произошло между нами в тот вечер, я вообще не должна на них работать, не должна заниматься этой свадьбой. Но мне нужны деньги. И операция. Ради благополучия Литы можно и потерпеть. К тому же никто не обещал, что в случае моего «не хочу» он просто возьмёт меня и отпустит.
И я терплю, вплоть до момента, когда Хорос покидает кондитерскую, сославшись на то, что его драгоценное свободное время закончилось, а я после его ухода чувствую себя совершенно опустошённой, какой-то разбитой, как будто из меня выжали все силы.
Следующим вечером мы с Ксанором отправляемся на фотовыставку его приятеля. Не знаю, наверное, мне чуждо современное искусство, но я не понимаю работы Медины: слишком мрачные, слишком агрессивные, а некоторые ещё и способны вогнать в тоску, если долго на них смотреть.
Но приглашённым, собравшимся в самой известной галерее Кадриса, вроде бы нравится. По крайней мере, фотографа они встречают бурными овациями и, не скупясь, забрасывают комплиментами. Одна я держусь в стороне, потому что не хочу фальшиво улыбаться и льстить этому типу в светлом пиджаке и ярко-жёлтом, повязанном вокруг шеи шарфе.
Лучше вообще держаться от него подальше. Вот только Медина так не считает.
— Моё предложение всё ещё в силе, — бесшумно подходит он ко мне. Я вздрагиваю от неожиданности и с раздражением поворачиваю голову к этому любителю провокационных фотографий. — Я всё ещё хочу тебя сфотографировать, Эления.
— А я всё ещё не хочу, чтобы ты меня фотографировал, — отвечаю резко.
— Фея с коготками? М-мм, как интересно. — Медина коротко и очень неприятно смеётся, как будто каркает, после чего салютует мне бокалом. — Пей шнайс, детка. Возможно, тогда станешь хоть немного добрее.