Требуется Сын Человеческий
Шрифт:
– Ну так идите, – указал я Ловьяди на дверь.
– Куда? – спектакль продолжался.
– Заниматься своим делом, – вторично указал я последнему на выход. – А я с Вашего разрешения буду заниматься своим!
– Простите, господин Версо, но в данный момент у нас с Вами общее дело, – несмотря на все мои старания, директор не желал предоставлять никакой свободы: ни действия, ни мысли, ни совести, – фортепьянный концерт, а на концерт нельзя идти в сутане.
Он не постеснялся даже раздеть меня, вмиг избавив от иезуитской оболочки:
– А где наш отличный английский
Только ради любопытства я сунул ногу в ботинок.
– То же самое, что попал в капкан, – доложил я свои ощущения.
– Неслыханный моветон, – Ловьяди в негодовании всплеснул руками. – Сначала носки!
И тут же начал нянчиться со мной, как с маленьким ребёнком:
– Вот так, эту ножку сюда, завязываем на бантик, носовой платочек на всякий случай и не забудь сходить пописать перед концертом, я не хочу потом позориться, бегая с тобой через весь зрительный зал в тёмный уголок справлять нужду.
– Здравствуй, богомамочка, – с улыбкой ехидны обратился мой рот к директору.
Тот вздрогнул, и я даю руку на отсечение, что чуть не перекрестился. Нельзя было упускать такого шанса: я схватил Ловьяди за правое запястье и насильно начертил крест перед его физиономией. Свинья завизжала так, как будто её уже режут, и бросилась вон из моих апартаментов.
Я не без удовольствия от только что содеянного крутился перед зеркалом, привыкая к новому внешнему виду. Просто шик!
– Бритва в ванной комнате, безопасная, три лезвия, – голос Ловьяди поскрёб за дверью. – Туалетная вода на туалетном столике, шампунь от перхоти на полке, пилочка для ногтей там же, где такие маленькие щипчики, это чтобы удалять торчащие волоски из носа, сначала немного щекотно, но потом привыкаешь и без этого уже не представляешь своего существования. Брови тоже желательно слегка пощекотать, и поторопитесь, господин Версо, концерт в Вашу честь скоро начнётся. Некрасиво опаздывать.
* * *
– Вот мы и пришли, – радостно возвестил директор. – Прошу, господин Версо.
Ходьба в туфлях меня сильно измучила, так как, будь они на размер больше, ступни сейчас не кровоточили бы от мозолей. И это несмотря на то, что до концертного зала мы добрались очень быстро. Ловьяди не испытывал никаких проблем с лабиринтным ориентированием. Казалось, и за закрытыми глазами он ни разу бы не ошибся в выборе очередного поворота. А вот мне разгадать этот коридорный ребус никак не удавалось.
– Когда архитекторы планировали это здание, – стал объяснять директор, с плохо скрываемой улыбкой наблюдая за моими неуклюжими передвижениями, – они взяли за основу строение человеческого мозга. Вначале, когда школу только построили, все коридоры в ней были прямыми. Но с течением времени, по мере того как преподаватели привносили в этот дом свои идеи, коридоры стали постепенно скручиваться. Не хочу хвастаться, но здесь успели поработать такие гении, что коридоры порой превращались в непроходимые спирали. Чтобы как-то исправить положение, приходилось вызывать ремонтную бригаду, и они потом неделю шумели своими отбойными молотками, так что занятия мы вынуждены были переносить или вовсе отменять.
– Гении – это вечная проблема, – согласился я, пощипывая свой гладковыбритый подбородок. Жест, характерный для глубоких раздумий, вместе с цивилизацией приходит обычно на смену грубого почёсывания бороды…
– На сегодняшний день здание повзрослело, поэтому перестало расти в ширину и длину и продолжает расти только в глубину. И я считаю это главной своей заслугой: оно мыслит, а следовательно, существует.
Так мило и умно беседуя друг с другом, мы вошли в зрительный зал. Директор указал мне моё место.
– Вынужден Вас оставить, господин Версо, – вежливо извинился он, – но у меня ещё есть обязанности.
«Наконец-то отлепился этот приставучий репей, – выдохнул я, – и каким только ветром принесло его сюда из пустыни?».
Публика постепенно заполняла пустующие кресла, и сливающимися в монотонный гул тихими разговорами создавало знакомую каждому непризнанному гению атмосферу грядущего предвосхищения событий.
Когда все собрались, стало окончательно ясно, что благодаря стараниям Ловьяди я выглядел абсолютной белой вороной. Все остальные присутствующие были во фраках, и тем удивительнее, что не только представители сильнейшей половины человечества были одеты в эти чёрные перья.
– Господа и дамы, минутку внимания, – на сцене появился конферансье с огромной живой бабочкой вместо галстука, которая каждым взмахом крыльев остужала красное от волнения лицо директора Ловьяди. – Разрешите мне объявить долгожданный школьный концерт в честь нашего нового преподавателя Всемирной истории открытым, прошу любить и жаловать юное дарование педагогики – Эжен Версо!
Хищные взгляды мигом устремились в мою сторону, и гром аплодисментов потряс мои барабанные перепонки. Несколько раз мне пришлось вставать со своего кресла и смущённо раскланиваться, пока по мановению руки концертного распорядителя тишина наконец не была восстановлена.
– Все мы запомним безвременно ушедшую от нас мисс Соул, – продолжил свою вступительную речь директор, – как уважаемого, бесстрашного преподавателя, не пожалевшего собственной жизни во имя науки, во имя торжества истины. И я уверен, что приходящий ей на смену молодой учитель никогда не забудет той жертвы, которая однажды была принесена в искупление всех его будущих заблуждений.
И снова хищные взгляды и гром аплодисментов устремились в мою сторону бурлящим потоком горной реки, намереваясь всей своей силой, сбив с толку, сбить ещё и с ног, чтобы на бешеной скорости понести вдоль извилистого русла, обдирая моё тело об острые камни. В какой-то момент я даже потерял веру: мне представилось, что, после того как они затянут меня в бурлящий водоворот, бессильный, я уже не смогу выбраться на одинокий скалистый берег.