Трехглавый орел
Шрифт:
Приблизительно через час все участники высокого ритуала сдачи были уже в штабе. Генерал Уильям Горацио Гейтс, человек лет сорока пяти, с лицом гордым и резким, хотя и несколько мрачноватым, стоял посреди штаба, держась подчеркнуто прямо, отчего казался выше на пару дюймов, чем был на самом деле. Несколько его ближайших офицеров вытянулись в струнку за спиной своего генерала, всем видом демонстрируя готовность повиноваться любому слову военачальника.
Пугачев, только-только вернувшийся с позиций, облаченный в казачий мундир, сейчас более походил на простого хорунжего, чем на «государя». Но, невзирая на слой пыли, на усталость после которой уже бессонной ночи, было в нем
– Ваше величество, – негромко начал Гейтс, и я стал переводить его речь, стараясь не упустить ни единого слова, – я уже без малого тридцать лет на военной службе. За это время мне довелось познать и радость побед, и горесть поражений. Я знаю, что военная Фортуна переменчива, и научился стойко принимать удары судьбы. – Голос генерала прерывался так, будто каждое слово давалось ему с трудом. – К таким ударам я отношу и злосчастное золото, найденное моими солдатами в Потомаке. И хотя дезертирство армии покрыло меня несмываемым позором, я бы стойко выдержал этот удар и продолжил сражаться за независимость своей страны, пусть даже простым солдатом. Но после этого... – Гейтс извлек из-под мундира и протянул императору знакомую мне уже табличку, одну из установленных на берегу «золотоносной» реки по приказу Григория Орлова. – Ваше благородство сродни тому, что демонстрировали в древности славные рыцари Круглого стола.
– Вальдар, – прошептал мне одними губами Пугачев, – потом мне поведаешь, кто такие.
– Я не могу больше сражаться против вас, ваше величество, – завершил свою речь генерал Гейтс. – Это будет против моей чести. – Он вытащил шпагу из ножен и протянул ее Пугачеву. Офицеры его штаба поспешили последовать примеру своего начальника и передали оружие генералам армии Руси Заморской. – Располагайте нами, – с гордым видом произнес Гейтс. – Лишь об одном прошу: я готов сражаться под вашими знаменами против кого угодно, только не против своего Конгресса. – Он щелкнул каблуками и склонил голову, как бы выражая тем самым полную покорность дальнейшим распоряжениям победоносного императора.
– Справная шпага, Вальдар. Глянь-ка, и вправду справная. – Пугачев склонился ко мне, демонстрируя клинок, переданный ему американским генералом. – К такой доброй шпаге и хозяин нужен толковый. Как считаешь, братец?
– Все верно, ваше величество.
– А коли верно, так и давай вернем ее господину генералу. Чего ради, спрошу я вас, ножны пустыми-то таскать? – Он протянул оружие Гейтсу эфесом вперед. – Переведи-ка, друг мой любезный, что я говорить буду, – обратился он ко мне. – Мы в эти края чужедальние не за тем пришли, чтобы реки здешние кровью потекли. Всяка живая тварь бога хвалит, а потому губить ее без нужды – великий грех. Так меня волхвы учили, а они пустого не скажут. Мы за тридевять земель шли волю искать, чтоб своим разумением жизнь по-новому строить. О вас же я слыхал, что тоже воли и правды ищете, так что тут нам и делить-то нечего. Сесть бы рядком да поговорить ладком, авось верное слово и для нас, и для вас сыщется. Чего кровь-то попусту лить? Поди, не водица. Так что пущай генерал и офицеры будут нам гостями да пусть не думают, я, поди, не ирод какой, чтобы заставлять их на своих-то лезть. А вот покумекать бы им, как войну эту закончить, вот тут бы была им слава великая.
Я слушал Пугачева и поражался перемене, произошедшей с ним. за этот год. Каким образом этот человек из дикого разбойного атамана, едва не повесивший меня при первой встрече за отказ дать присягу, превратился в мудрого государя, буквально одной фразой обращающего
– Да вот еще что генералу скажи, – словно что-то вспоминая, обернулся ко мне «император». – Слыхал я, что Иуда на осине удавился оттого, что сребреники, которые ему дали, фальшивыми оказались. Так вот, чем бы ни платили за измену, все фальшивым будет. А золота в Потомаке отродясь не было. Так что изменщики долгу своему удавку для себя, почитай, в кармане таскают. И дрыгать им еще в воздухе ногами, это как пить дать.
Приезд генерала Гейтса единодушно было решено почтить торжественным обедом, благо караван, приведенный миссис Эвандерс, позволял пока еще устраивать праздничные застолья. Но, как гласит старая пословица, хороший гость всегда приходит к обеду, и едва-едва мы расселись за столом, едва прозвучал первый тост за единение, дежурный адъютант «государя» доложил, что группа местных выборных людей просит разрешения – встретиться с его величеством.
– Ну что ж, – погладил бороду Пугачев, – коли пришли к еде, пущай садятся за стол. Мамай! – крикнул он своему ординарцу. – Позаботься о гостях.
Стоит ли говорить, что самые республиканские настроения торгового люда с великим трудом выдерживают прямое столкновение с каким-либо мало-мальским титулом, с приставками «де», «фон» и тому подобное. Гордые своим положением независимые фермеры, допущенные к столу государя-императора всея Великая, Малая и Заморская Руси, всю трапезу, кажется, не сомкнули челюстей, несказанно польщенные оказанной им царской милостью.
– Нуте-с, гости торговые, – обратился к делегации Пугачев между двумя переменами блюд. – С чем пожаловали? Какое у вас до нас дело?
– О, бизнес, бизнес, – оживились ведущие представители местной мелкой буржуазии, приведенные в себя ключевым еловом «дело».
– Ваше императорское величество, – начал один из них, – мы представляем окрестных фермеров, которые до недавних времен ежедневно поставляли в город свежие продукты. Насколько нам понятно, впредь вы не намерены пропускать продовольствие в осажденный Питтсбург. Однако армии, которую вы привели, тоже необходим провиант. Мы были бы рады продавать его вам, ваше величество, по самым льготным ценам из уважения к столь мудрому и благородному государю, как вы.
Пугачев внимательно посмотрел на торговцев и заговорил, коверкая английские слова.
– Постой-ка, почтеннейший купец. – Емельян Иванович поднялся из-за стола и, обойдя его, подошел к обомлевшему фермеру. – Коли правильно я тебя уразумел, в город ты боле ездить не собираешься?
– Прошу прощения, ваше величество, может быть, я не совсем хорошо понимаю ваш язык.
– И то верно. Не силен я пока в вашей речи. Понимать-то уже понимаю, да сказать не могу. Эй, Вальдар, растолкуй господам купцам, что к чему.
Я поспешил перевести вопрос Пугачева на английский.
– Но, ваше величество, – не преминул удивиться торговец, – ведь Питтсбург в осаде. Вы же сами осаждаете его.
– Осаждаю, – кивнул «государь». – И что с того? У людей, что ли, с голодухи пузо не подводит оттого, что я город осаждаю? Коли торговать хотите, торговать будете и здесь, и в Питтсбурге. Пополам.
– Но, ваше величество, – начал купец, все еще не понимая, о чем толкует государь. – Наших запасов не хватит, чтобы прокормить и Питтсбург, и вашу армию.