Трень - брень
Шрифт:
"Пассажиров, отлетающих рейсом триста вторым, Ленинград - Сочи, просят пройти на посадку, - объявила по радио девушка-диспетчер. И вдруг запела нежным домашним голосом: - "Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги..."
– Разиня, микрофон не выключила, - сказал Тимоша.
– Тайга под крылом ни о чем не поет. И не похожа тайга на море, сказала девчонка.
"Извините, Аркадий Степанович", - объявила по радио девушка-диспетчер, хихикнула и выключила микрофон.
Боба сделал вокруг девчонки несколько ленивых безразличных шагов,
– Скажите, пожалуйста, на что похожа тайга?
– Тайга на тайгу похожа. Море - на море. И тайга не зеленая, ответила ему девчонка.
– Отодвинься, чего ты мне в нос дышишь!
Боба отодвинулся. Лицо у него было постным и предупредительным, словно он находился в учительской.
– Я вас понял: тайга белая.
– Ты что, глупый?
– Ага, глупый - дурак.
Девчонка улыбнулась, словно попросила прощения.
– Дурак, а вежливый. Тайга даже зимой не бывает белая. Тайга везде разная. В Архангельской области тайга некрасивая. Вам такая не понравится. Она ржавая, в плешинах, в желтых пятнах. От болотного железа. Даже смотреть неприятно. За Уралом тайга бурая, в сиреневую переходит у горизонта. И везде тайга разноцветная. Зеленую тайгу, наверно, поэты придумали.
Тимоше очень понравилось это ее заявление.
– Крой их, - сказал он, - поэтов. Присаживай. Гармония линий, помноженная на скорость.
Девчонка вскинула брови. Глаза у нее большими стали и робкими.
– Это про что?
– Это, понимаешь, формула красоты. Боба вывел.
– Чего не понимаешь, тем не обладаешь, - сказал Боба.
– Нынче радость - утром рано повстречались два барана.
Тимоша улыбнулся ему задушевно.
– Боба, не возникай. Скорость есть скорость. Линии есть линии. Они друг на друга не умножаются. А насчет баранов - напоминаю.
– Тимоша показал Бобе кулак и уселся рядом с девчонкой на край тротуара.
– Это же не буквально, - сказал Боба.
Шофер такси, молодой человек расторопного вида, подошел к ребятишкам.
– Привет, кавалеры. До центра по рублику, дальше по счетчику. Спешите ехать?
– Нам на автобусе в самый раз, - ответил ему Тимоша.
– Пардон...
Когда шофер удалился, поигрывая ключиком от зажигания, Тимоша придвинулся поближе к девчонке.
– Мы за аэродромом червей копаем. Сейчас на червей спрос. Народ увлекается рыбной ловлей. Дороже всех репейник ценится, белый такой. Его, гада, найти трудно. Выползки хорошо идут. Мы выползков по ночам в парке ловим с фонариком. Светишь в траву...
Рыба в озерке.
Рыба в ведерке.
Глупая рыба,
холодная рыба,
бесстрастно прочитал Боба.
Но сердце поэта не рыба.
Песня эта
сердце поэта!
Девчонка быстро к нему повернулась:
– Вы поэт?
– Странный вопрос.
– Боба пожал плечами.
– У нас в классе один мальчик тоже сочинял стихи. Я их не могу прочитать. Он их одной девочке посвятил. Хорошие стихи, про северное сияние.
– Тебе, наверное, посвятил?
– спросил Тимоша.
Девчонка головой покачала.
– Мне еще никогда стихов не посвящали.
– Ну и чихать.
– Нет. Приятно все-таки.
Девчонка посмотрела на стеклянную банку с червями. Тимоша проследил ее взгляд, насупился.
– Ты не подумай чего. У нас цель. Нам мотор купить надо. Нам без мотора уже никак.
– А вы откуда такая?
– вежливо спросил Боба.
– Какая?
– В мехах.
Тимоша объяснил шире:
– Как иностранка. Иностранцы на себя хоть черта напялят, хоть голышмя по городу бегать станут или в шубах в жару. Им никто слова не скажет. Даже завидно, до чего иностранцам у нас почтение.
Девчонка посмотрела на свою шубу.
– На мне ничего не напялено. Шубу мне отец сшил. Нерпу я сама настреляла.
У Тимоши глаза расширились и погасли медленно.
– Ну, ты даешь! Ну, я пошел. Боба, пойдем, а то черви сдохнут.
– Постоим, врать поучимся, - сказал Боба.
– Это почему я вру? Я никогда не вру. Это зачем: вы человека не знаете, а уже не хотите ему верить? Я из винтовки гуся бью влет. И оленя...
Тимоша угрюмо потянул Бобу за рукав:
– Пойдем, а то черви сдохнут.
Девчонка быстро повернулась к нему:
– А ты молчи со своими червями.
– Она расстегнула рюкзак, вытащила из него тяжелый моржовый бивень. Протерла его рукавом, чтобы блестел.
– Я этого моржа сама завалила.
– Один на один, - вежливо улыбнулся Боба.
Девчонка кивнула.
– Ну, я его из винтовки.
– Моржа?..
– Унылый Тимоша поколебался немного. Поставил банку с червями на тротуар. Взял бивень. Пальцем поколупал. Понюхал даже. Годится...
– Это секач. Одинокий. Они очень злые, одинокие.
Боба улыбнулся еще вежливее. От него как бы медом пахнуло.
– Могу биться - не из винтовки. Вы его из левольверта, жеваным мякишем.
– Это зачем ты не веришь?
– раздельно, даже с испугом, сказала девчонка. Она отняла бивень, запихнула в рюкзак.
– Пожалуйста, не верьте. Как мне проехать к метро?
– На автобусе, - сказал Тимоша.
– На тридцать девятом.
– Если вы моржей бьете, на самолетах летаете, возьмите такси до самого дома, - сказал Боба.
– Ну и возьму!
– Девчонка ухватила рюкзак, поволокла его к стоянке такси, крича на ходу: - Такси, такси! Возьмите меня!
– Возьмите ее, - захохотал Боба.
– Рыжая. Могу биться: как рыжий, так врун обязательно. А ты развесил свои ослиные уши. Рыжая моржа убила удивись на всю жизнь.
Тимоша не спеша рукава засучил. Боба сошел с тротуара.
– Не возникай.
– Не надо, - попросил Боба.
– Из-за какой-то рыжей поссорились. Да она не стоит... Пойдем, а то черви уснут.
– Они уже уснули.
– Тимоша взял Бобу за воротник.
– Торчим здесь на солнце, - прохрипел Боба.
– Дохлых никто не купит.