Трень - брень
Шрифт:
– И ширина, - пискнула Ольга.
– И ширина, - согласился мужчина.
– И длина, - рискнула Ольга.
– И длина, - спокойно и терпеливо согласился мужчина.
– А между прочим, вы ведь прохожих ногами мараете. Вы уже не дети, чтобы сидеть верхом на парапете.
– А где нужно сидеть? На тротуаре?
– спросила Ольга.
Гражданин улыбнулся ей:
– Я терпелив. Дома сидеть нужно. Изучать классику высочайших умов.
На реке печально прокричал буксир, и, словно эхо, откликнулся
– Сынки-и, где вы-ы? Уплыли!
– На набережную вылез подвыпивший старикан с продуктовой сумкой.
– Сынки-и, я вас простил. Мне с вами поговорить желательно. Я без разговора болею...
– Старикан увидел Ольгу обрадовался. Сделал из пальцев козу.
– Рыженькая. Забодаю, забодаю. Рыжичек, я их простил, а они уплыли. Я им в папаши годен, в деды. А может быть, наголо?
– Старик махнул рукой, словно у него в руке была сабля. Всех - наголо!
– А вы не кричите, - сказал ему гражданин в макинтоше.
– Люди любуются красотой нашего прекрасного города, а вы кричите.
Старикан приподнял свою сумку.
– Наклонись, милый. У меня в этой сумке два утюга лежат. Я тебе дам по кумполу, ты и расколешься, как арбуз.
– Что?!
– Гражданин в макинтоше голос повысил: - Вы, простите, ихтиозавр.
– А ты-то? Верблюд нестриженый. Павлин!
– Старое чудовище!
– Чертополох мокрый. Горшок с букетом.
– Ха-ха-ха, - сказала Ольга.
– Я прысну.
Шут (дядя Шура) вытащил милиционерский свисток. Свистнул, призывая к порядку. Гражданин в макинтоше и старикан разом повернулись.
– Мы ничего, - сказал старикан.
– Мы вот встретились.
– Старикан обнял макинтоша.
– Здравствуй, друг Петя!
– То есть как это - ничего? Сначала обзывает, а потом ничего? Я вам не Петя!
Старикан посмотрел на него с презрением. Обнял шута (дядю Шуру).
– Действий не было. Нецензурщины - не дай бог. Сынок, закон не нарушен!.. Георгинчик!
– сказал он гражданину и пошел, потряхивая сумкой.
– Сонюшка, я иду-у!..
Гражданин в макинтоше приподнял свою модную шляпу.
– Извините, закон действительно не нарушен. Не смею мешать. Я все понимаю. Вы на посту.
– И он удалился на цыпочках, чтобы ни звука, ни шороха.
– Смейся, ты хотела смеяться, - сказал Ольге шут.
– Сейчас.
– Ольга прокашлялась.
Прибежал Тимоша с бутылкой.
– На, попей лимонаду.
Ольга взяла у него лимонад, отпила глоток. Вдохнула свежего воздуха, который, как и подобает, немножко припахивал нефтью.
– У тебя что, никакого самолюбия нет? И ты не обиделся? Серый ты, как туман.
Тимоша крепился, хотя видно было по всему, что это дело дается ему с трудом.
– Что ж на тебя обижаться? Смешно на тебя обижаться. Мне тебя очень жаль.
– Это почему тебе меня жаль?
– воскликнула Ольга.
– Это зачем?
– Что я, не человек? Что, у меня сердца нет? Ты не волнуйся, тебе вредно волноваться. Хочешь, я тебе мороженое принесу?
Ольга повернулась к шуту (дяде Шуре).
– Чего он ко мне лезет с нежностями? Он что, с ума сошел?
– Ты не волнуйся, ты не волнуйся, - сказал Тимоша.
Ольга уставилась перед собой, окончательно сбитая с толку.
– Дядя Шура, что происходит? Может, он принимает меня за сумасшедшую? Асфальтовая голова. Зоопарк в одном лице.
– Смейся, - сказал ей шут.
Тимоша тронул его за локоть.
– Вы "скорую помощь" вызвали?
– Он спросил это шепотом, но Ольга услышала.
– С чего это ты придумал? Зачем "скорую помощь"? Я не больная.
– А чего ты кричишь как сумасшедшая?
– озлился Тимоша.
– Чего ты говорила, что у меня уши глаза закрывают?
Ольга сложила руки на коленях, сгорбилась.
– Так, значит, над тобой смеяться нельзя?
– А чего надо мной смеяться? Уши у меня как уши, как у всех людей. Нос как нос. Голова как голова, как у всех головы.
– И у меня волосы как волосы! Как у всех волосы. Видели, дядя Шура, лучше быть сумасшедшей, чем рыжей. Сумасшедшей почтение, и ласковое обхождение, и лимонад.
– Она бросила бутылку в реку и захохотала. Смеялась она сухим неестественным смехом, похожим на плач. Что-то ломалось в этом смехе, стонало и вот-вот должно было рухнуть.
– Юрик, я сумасшедшая! Живо за лимонадом! Ха-ха-ха...
В шорохе, в треске нейлона возникла возле них сиреневая женщина с заграничным портфельчиком в клетку.
– Прелесть! Находка! Ты думаешь, это легко? Напрасно ты так думаешь, - сказала она полным восхищения и усталости голосом.
– А глаза! Какие глаза. Крупным планом. Все будут в восторге.
Ольга отодвинулась от нее.
– Что с вами?
– Вы, наверно, побывали на юге и перегрелись, - сказал Тимоша.
Женщина не обратила внимания на эти слова. Она смотрела на Ольгу, как смотрят художники на еще не законченное полотно.
– Ты нам подходишь. Роль прямо для тебя написана.
– Женщина спохватилась, объяснила: - Я с киностудии. Мы тебя будем пробовать. Ты рада?
– Ужасно рада, - сказала Ольга.
– Я вся в восторге. Я умею петь басом.
– Ольга запела: - Ля-лям-ля-лям, ля-ли-ля-лям...
Женщина остановила ее:
– Это детали...
– И заговорила так, словно перед ней был еще некто и к этому некто она обращала свои слова: - Представьте себе: умная девочка, одаренная, смелая. В силу этих перечисленных качеств она всех презирает, даже мальчика, в которого влюблена. Трагично. Как ты находишь?
– спросила она у Тимоши.