Трепет. Его девочка
Шрифт:
Но я ведь взяла его за руку. Сама. Он ведь понял, что это было не просто так? Что это было важно?
– Спасибо, - я встаю за его спиной, жду, когда он повернется.
– За Нимб. И вообще за то, что приехал. И что не осуждаешь меня. За это тоже спасибо.
Рустам наконец поворачивается. Я смотрю на него снизу вверх, с наслаждением вдыхаю его запах, который помог мне сегодня ощутить себя в безопасности, когда было очень страшно. Может я в себе что-то и сломала, но иначе с ним не получается. Видимо у нас только такой путь есть.
– Ты будешь рядом сегодня? Как обещал?
– спрашиваю, когда молчание между нами затягивается.
– А ты хочешь?
Я киваю,
– Мне нужно. Очень.
– Испачкаться не боишься?
Что ж. Заслужила. Странно, но мне не обидно даже.
– Уже по уши ведь... Просто не готова была к встрече с маминой подругой.
– Это все равно должно было случиться, малыш, - он зарывается пальцами мне в волосы и приближает губы к моим губам. В животе разливается тепло, в груди начинает болезненно тянуть и гулко стучать.
– Потому что я не собираюсь прятаться.
17 глава
– Так значит, это твой дом?
– следующим утром мы с Нимб завтракаем на кухне. Точнее завтракаю я, а Нимб с серо-зеленым лицом пьет чай с лимоном и пытается прийти в себя после вчерашней пьянки в одиночестве. Я не задаю вопросов о Кариме, писал ли он ей или звонил, или звонил ли кто-то из ее семьи - не хочу начинать утро с болезненных для девушки тем. Она лишь спрашивает "как мы здесь оказались?", потому что половину о предыдущем вечере не помнит. Я ей объясняю, что Рустам нас привез, аккуратно при этом обхожу тот момент, когда он говорил с Каримом по телефону и объяснял, что Нимб останется у нас. Я не знаю, рассказал ли он другу, что девушка была сильно пьяна - они ведь могли уже сегодня увидеться. Рустам уехал рано утром, и мы еще не созванивались, но я надеюсь, что он не стал сыпать подробностями о состоянии Нимб в разговоре с Ахметовым.
Ночью Рустам был рядом. Я впервые спала с ним в его спальне, в его постели. Это было странно, потому что... когда-то в этой постели спала с ним мама. Он не трогал меня, словно чувствовал - это не то место, где я могу позволить себе и ему подобное. Рустам просто обнимал, прижимал к себе и дарил то необходимое мне чувство безопасности, которое только он способен подарить. Он уже заснул, а я все лежала, пальцами водила по его предплечьям, по вздувшимся тугим венам, и думала о том, что трепет, который сначала я ощущала лишь иногда рядом с ним, с каждым днем становится сильнее и болезненнее, он меня полностью заполняет, и мне уже с трудом представляется день, когда между нами ничего не будет. Я представляла, что он скажет мне "иди, ты свободна", а мне не надо. Я представляла, что снова сделаю ему больно, назвав наши отношения грязью или посчитав чужое мнение о нас более важным, и он больше не захочет этого терпеть и прощать. Смогу ли я так просто смотреть, как он уходит? Смогу ли смириться с тем, что он где-то счастлив, но без меня?
– В этом доме мы жили с мамой, - отвечаю тихо и все же ставлю перед подругой тарелку с панкейками, посыпанными кленовым сиропом и орехами. Не хочется, чтобы она уезжала совсем голодная.
– С мамой?
– немного растерянно спрашивает Нимб, вилкой скидывая с блинчиков орехи.
– Да. С мамой.
Не знаю, почему решаюсь начать этот разговор. Может, потому что Нимб мне уже призналась в чувствах к сводному брату, и я ее не осудила, а мне в свою очередь хочется тоже с кем-то поделиться. По-настоящему. Просто поговорить и прекратить делать из этого болезненную тайну между мной и Рустамом. Ситуация с Ренатой стала своеобразным триггером, толчком к тому, чтобы перестать скрываться. Только сейчас
Еще маленькая часть меня с треском отламывается, когда я произношу:
– Рустам был моим отчимом.
Вилка с насаженным кусочком панкейка замирает у рта Нимб. Она переводит на меня взгляд и некоторое время молчит, тупо хлопая пушистыми ресницами.
– Мне было десять, когда они с мамой поженились. Чуть больше полугода назад она умерла. Чуть меньше месяца мы с Рустамом...
– голос срывается на этом моменте и мне приходится приложить усилия, чтобы выровнять его и договорить, - ... мы вроде как вместе. У нас... отношения. У меня связь с моим отчимом. Это не просто какой-то мужчина. Это бывший муж моей мамы.
Выдыхаю и опускаю глаза. Вот. Сказала. Не так уж и страшно. Страшнее услышать, что на это скажет Нимб. Но девушка пока ничего не говорит. Я слышу звяканье вилки об тарелку и тяжелый выдох.
– Осуждаешь?
– задаю тот же самый вопрос, что она задала мне в кафе, когда призналась в чувствах к сводному брату.
– Вовсе нет. Не осуждаю. Хотя это странно, - протягивает она, затем поспешно добавляет, - ну, не потому, что я считаю это ужасным, просто у меня ведь тоже есть отчимом, поэтому с трудом представляю, чтобы я к нему страстью воспылала. Но он, конечно, выглядит не так, как твой Рустам. Карим, наверное, лишь на пару лет младше Рустама. Моему-то отчиму уже около шестидесяти.
– Спасибо, - нахожу в себе силы улыбнуться и посмотреть на Нимб. Она разглядывает меня с любопытством.
– Спасибо, что не судишь. Мне об этом вообще поговорить не с кем. И да, наверное я б тоже не смогла воспылать страстью к Рустаму, если бы на данный момент ему было около шестидесяти.
– Знаешь, я даже рада, что ты сказала, и что у тебя все так в жизни - только не ори на меня, - хихикает девушка и заправляет кудрявый локон за ухо, - просто... не так страшно и одиноко, когда ты не одна ненормальная в мире, понимаешь, да?
Моя улыбка становится шире.
– Да. Понимаю. Еще как понимаю.
Действительно не так страшно и одиноко.
– Ладно. Давай доедать и собираться. Мне сегодня на работу, а потом еще в клинику ехать.
Нимб морщится и все же проталкивает кусочек блинчика в рот.
– Придется ехать домой. Совсем не хочется.
– Лучше на учебу.
– Да уж. Вид для учебы у меня какой-то не очень...
Мы встречаемся взглядами и смеемся. У Нимб залегли мешки под глазами, волосы потрепаны, а одежда сильно измялась после ночи. Она хоть и улыбается, я вижу по ее лицу, что ей очень больно и тяжело. Жаль, что разговорами подобную боль унять невозможно.
– Знаешь, если вы с Рустамом смолги преодолеть такой барьер, как отчим-падчерица, думаю, у нас с Каримом получилось бы преодолеть и наш барьер тоже. Если бы... он любил меня.
– Не делай глупостей, - я перегибаюсь через стол и накрываю ее руку своей.
– Только больнее себе сделаешь. У него невеста, которая скоро станет женой.
Она лишь качает головой и грустно усмехается.
– Я слишком люблю его, чтобы не попробовать.
Слова Нимб звучат как эхо слов Рустама, что он сказал мне однажды. И глядя на нее я вдруг понимаю, что сейчас, в этот самый миг, стала чуть больше понимать его чувства ко мне и их силу.