Трещина
Шрифт:
Анджелика прошлась по самому краю площадки, потом походила по её середине, сделала сальто, потом ещё и ещё. Подошвы её ног вовсе не загрубели, как не загрубели и руки, но острые камни совершенно не ранили кожу, ей даже не больно было ходить по этим камням босиком, а как-то ради эксперимента она улеглась на них и опять не почувствовала никакого дискомфорта. Ответ напрашивался сам собой — её способность парить в воздухе потихонечку превращалась в особый образ жизни, и когда телу грозила опасность, пусть даже маленькая и пустячная, вроде царапины, некая сила приподнимала её над этой опасностью, как бы лишая веса! Правда полёты требовали усилий, от которых она всё же уставала. Но сейчас этой обычной усталости не было, энергия требовала выхода и Анджелика ещё раз заставила себя проделать замысловатое сальто, которому позавидовал бы любой профессиональный акробат.
Ещё не встав на ноги,
— Браво! Браво! Кто же это у нас здесь такой ловкий?
От этих слов, а точнее от их совершенной невозможности, Анджелика и впрямь, чуть не свалилась в пропасть. Когда она резко и неожиданно больно приземлилась на ноги, а мир в её глазах принял свой нормальный вид — небо сверху, земля снизу, её взору предстала картина от которой рот у девушки открылся сам собой! В двух шагах от неё стояла обнажённая полногрудая красавица, лет тридцати, с иссиня-чёрными волосами, зелёными распутными глазами, смуглой кожей и белозубой улыбкой, в которой правда было больше злой насмешки, чем приветливости. Анджелика онемела от неожиданности, но это совершенно не смутило непрошенную гостью.
— Итак, что же это за чудо такое? — Продолжала незнакомка глубоким и каким-то змеиным контральто. — Умеет летать, но без метлы! Водит дружбу с драконом, но мяса не ест и крови не пьёт! Красивая, как принцесса и пахнет как принцесса, вкусненькая, как спелое яблочко, но к тому же ещё девственница! Вот это да! Такого я ещё не видела! Будет о чём порассказать сёстрам!
Говоря это, странная женщина принялась описывать круги вокруг онемевшей Анджелики. При этом она, как-то совершенно бесстыдно покачивала бёдрами и крупными горошинами коричневых сосков, что девушка, вспомнившая о своей собственной наготе, вдруг вспыхнула от смущения. Мало того, в её душе шевельнулся страх перед этой незнакомой зловещей тёткой, которая, несмотря на свою красоту, излучала, какую-то грозную жестокую силу и явно была опасна. Анджелика сделала шаг в направлении грота, где стояло прислонённое к стенке серебряное копьё, но незнакомка тут же загородила ей дорогу.
— А вот этого нельзя! Это я не разрешаю! И вообще, зачем такому беленькому кролику осиное жало? — Слова незнакомки были сказаны приветливым тоном, и она продолжала улыбаться, но в распутных зелёных глазах промелькнули недобрые искры, а оскал белоснежных зубов вдруг стал неприкрыто хищным. Анджелику это, однако, только разозлило. Что значит «не разрешаю»? С чего это вдруг, какая-то незнакомая… («ведьма» — подсказала интуиция), строит здесь из себя хозяйку! И девушка снова решительно шагнула к своим вещам мимо ведьмы, с лица которой немедленно слетела улыбка.
— Стой! — Закричала ведьма и тут Анджелика увидела, что она сжимает в руках метлу, но метлу необычную. На одном конце этой чёрной от времени полированной метлы был привязан, как это и полагается, пучок прутьев какого-то растения, а вот на другом внезапно засветился ярким синим светом огненный шар, и этот конец ведьма направила в грудь Анджелике.
Девушка почувствовала, что все волосы её тела становятся дыбом, но не от страха, а от воздействия этого шара. Это напоминало соприкосновение со статическим электричеством, но эффект был намного сильнее всего того, что приходилось до этого видеть и чувствовать.
И всё же она сделала ещё одно движение, и это движение было последним! Из шара вдруг ударила короткая молния подбросившая тело девушки в воздух. Она тяжело рухнула у самого обрыва, не почувствовав боли от удара о землю. Анджелика понимала, что это конец, но сил не хватило даже, чтобы пошевелиться. Сквозь заволакивающую сознание багрово-серую пелену она услышала дикий зловещий хохот, раскатившийся по горам гулким эхом. После этого свет погас в глазах Анджелики, и сознание покинуло её.
Глава 6
Раздвоение
Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип! Пип!
От этого звука её мозг превратился в сломанную игрушку, машинку, которая продолжает и продолжает совершать одно и то же бессмысленное движение пока у неё не села батарейка.
Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап! Кап!
А этот звук, кроме того, отдавался несильной, но изводящей пульсирующей болью в сгибе локтя, там, где вена. Анджелика хотела дотянуться свободной рукой до этого места, но не смогла даже приподнять руку. Почему? Потому что она привязана. Лежит на чём-то узком длинном привязанная широкими эластичными лентами. А ещё, у неё, что-то торчит из носа, а по всему телу наплетено и напутано, наклеено и пристёгнуто множество самых разных штуковин, проводов и трубок, как на новогодней ёлке. Ну, так, что же всё это значит? Глаза закрыты. Значит надо их открыть. Но сделать это крайне трудно, веки тяжелы, как две свинцовые гири. Глаза открывать больно. Кажется, вот сдвинутся веки и нестерпимая режущая боль полоснёт раскалённой бритвой по глазным яблокам! Но открыть их всё-таки придётся, ведь надо же выяснить, где она сейчас и что с ней. Голоса? Или это только послышалось? Нет, не послышалось. Точно, рядом два приглушённых голоса. О чём-то разговаривают. Только слов разобрать невозможно. Анджелика делает неимоверное усилие и её веки приподнимаются. Так и есть! Яркий режущий свет врывается в её мозг, как разъярённая бензопила! Голоса при этом становятся громче и возбуждённее. Кажется, они кричат ей что-то в самые уши, но она не может понять, что именно. Зачем она только открыла глаза?! Со стоном Анджелика опускает веки и ей сразу становится легче. Странно, но голоса вдруг делаются понятнее, один из них отчётливо и с заметным страхом произносит:
— Смотрите! Смотрите, она снова исчезает!
В ответ ему раздаётся жалобное поскуливание, но этот звук идёт сверху, как будто над ней стоит и плачет огромная собака. Что-то холодное ложится на грудь. Руки больше не связаны, но они не слушаются. Кто-то другой приподнимает их и перемещает так, чтобы пальцы коснулись длинного узкого предмета лежащего на ней сверху вдоль всего тела. Этот кто-то слегка влажный, шершавый и горячий. Он прикасается к ней в разных местах, что-то поправляет, приглаживает волосы и всё время поскуливает, но ничего не говорит. Анджелика смыкает пальцы на уже давно знакомом и привычном древке и тут же сквозь веки ей ударяет в глаза странный серебристо-голубой свет. Но этот свет не бьёт и не режет, он целебный и веки девушки легко поднимаются, чтобы увидеть прямо перед собой перепуганное и заплаканное лицо друга.