Треск штанов
Шрифт:
— Моголы? — пожала она плечами.
— А французское оружие они откуда получили? Как минимум несколько тысяч мушкетов. Все не так просто, — покачал головой Алексей. — Да, поставить его могли и через Великих моголов. Но там не очень удобно. Я могу о заклад биться, что его завозили через иранские порты. Ведь у твоего брата есть политические оппоненты. Да даже религиозные фанатики, которые посчитали наш с тобой брак позором. Думаешь, они не могли помочь Мир Вайс Хотаки получить то, что нужно? И сообщить важные сведения о делах твоего брата?
— Мог. Очень мог. Южные город.
— Вот-вот. — покивал Алексей. — Слишком это все похоже на ловушку.
— Я написать ему.
— Только не отговаривай его. Просто передай мои опасения и попроси быть осторожнее. Быть может я просто дую на воду.
— Понимать. После Шверин, — покачала головой Серафима.
Взрыв в Шверине потряс всю Европу и особенно Россию. Исключая, пожалуй, Францию, где обсуждали прожарку Кольбера.
Тем чудеснее оказалось, что на второй день после взрыва в ходе разбора завалов, сумели добраться до Меншикова. Он держался на последних крупицах силы. Ему раздробило упавшей балкой правую ногу. Но без открытой раны. И левую кисть. Из-за чего пришлось сразу после спасения сдавать его эскулапам. Под нож. Для ампутации. Прям на завале добротно перетянув жгутом поврежденные конечности[1]. А потом долго бороться за жизнь герцога.
Семья его погибла.
Вся.
Слуги, что находились недалеко от места взрыва — тоже.
Выжил только он.
Точнее дождался откапывания. Так то, разборы завалов показали — в течение суток после взрыва еще как минимум десять человек были живы. Среди которых и старшая дочь Александра Даниловича. Но они не дотянули.
А он выжил.
Оставшись одноногим и одноруким.
Нормальных протезов в эти годы еще делать не умели. Поэтому Алексей уже представлял его в облике матерого пирата, который ступая деревянной ногой поправляет парик остро наточенным крюком…
Но это если выживет. Что не так вероятно, как хотелось бы. Ибо его поразила тяжелейшая депрессия. Меншиков просто лежал и безвольно смотрел в потолок не желая ничего. Даже ел с великим трудом и особыми уговорами. С таким настроем обычно не живут…
Ситуация с гибелью Кольбера спровоцировала во Франции целую цепочку событий. Так, при Людовике XIV стремительно укрепился герцог Орлеанский — крайне честолюбивый Филипп, племянник короля. Который потащил за собой и своего воспитателя — Гийома Дюбуа, который сумел преуспеть в расследовании убийства Кольбера.
Конкретных исполнителей он, безусловно не нашел. Их уже вечером не было в Париже. А через трое суток — во Франции. Однако он смог положить на стол Людовику XIV подробный доклад о том, что было сделано и как. А также кошмарное резюме, дескать, те, кто это сделали с Кольбером, могут сие повторить с любым человеком во Франции. Даже с королем.
Это привело к сложному разговору Людовика с Гийомом. И назначение его по сути и.о. министра иностранных дел. С тем, чтобы урегулировать стремительно нарастающей конфликт с Россией. В покушении на Меншикова нашли французский след, что было совсем не нужно. Равно как и новые акции в Париже, в качестве ответных действий… Столь демонстративная прожарка «well done» целого министра выглядела чрезвычайно пугающей. Особенно после слов Дюбуа, который проанализировал методы, которыми действовали нападающими, и заявил, будто бы для них не составит проблем сжечь даже Версаль посреди ночи… вместе с королем…
Вообще правительство новой Западной Римской Империи менялось буквально на глазах. Испугавшись, король стал тащить на разные высокие посты людей амбициозных и талантливых. Насколько он мог до них, конечно, дотянуться. То есть, холодную войну, которая нарастала между Парижем-Веной с одной стороны и Москвой-Исфаханом с другой попытались разрядить. Спуская накал в гудок. А все потому, что люди, принимающие решения, «внезапно» и предельно отчетливо осознали свою смертность.
Понятно, многие дела, начатые ранее, не так-то и просто было остановить… Да и резко сдать свои позиции Париж с Веной не могли. Опасаясь уже внутренних последствий. Но лед тронулся. И ситуация начала меняться. Тем более, что Дюбуа был человеком герцога, который на дух не переносил испанского Бурбона и сам желал стать королем Франции. То есть, весь этот проект с Западной и Восточной Римской Империями желал похоронить…
Ситуация развивалась очень интересно.
И престарелый Людовик XIV на волне нарастающей паранойи стал стремительно терять контроль над страной. Сам же проводил все больше времени с духовником. Ему стало страшно.
Он видел своего министра.
В гробу.
И запомнил этот запах жаренного человека. Слишком хорошо запомнил. И как доносили злые языки, он ему теперь постоянно мерещился повсюду…
Проведя инспекцию океанариума и зоопарка, Алексей с супругой откушали здесь же. Она такую привычку мужа не разделяла. Но он продолжал таким образом проверять качество кормежки работников. И Серафиме приходилось уступать.
Через силу.
С трудом скрывая свои вспышки раздражения.
После чего они направились на крупный подмосковный завод. На открытие новой, круговой печи для обжига. Ее Ньютон разработал под заказ. К нему заводчик обратился с просьбой помочь в надежде как-то оптимизировать свои расходы на растущем производстве. Он и к Лейбницу и другим обращался, но они до таких низменных вещей не опускались. А Ньютону требовались деньги, так как жить он любит сытно и уютно. Вот и взялся. Тем более, что задача ему показалась простой…
Конструктивно у него получился аналог печи Гофмана. Здание представляло собой круглый в плане тоннель под общей крышей. В нем имелась дюжина чугунных — по количеству условных секций.
Как это работало?
Через дверь номер 1 подавали воздух, банально ее открыв. Огонь же горел в третьей секции. Из-за чего входящий воздух остужал уже обожженные кирпичи, заодно подогреваясь. Жар распространялся на новые кладки, подсушивая их. А продукты сгорания вытягивались через окно в центральную трубу.