Треск штанов
Шрифт:
— Что?! — ахнул французский советник.
Но маньчжурские солдаты не переспрашивали приказа. И действовали быстро. Несколько минут и икебана из этого советника и бочонка с порохом была готова.
Генерал отдал приказ об отступлении.
Советник продолжал сидеть на своем насесте.
Орал что-то.
Обещал.
Умолял.
Угрожал.
Его никто не слушал.
Когда же армия Цин совершенно пришла в движение, уходя маршем к Удинску, к советнику подлетел всадник с факелом. Подпалил фитиль и «дал хода».
Француз
Он даже пытался дуть на этот неумолимо приближающийся огонек и плевать. Но тщетно. Пеньковый шнурок, добротно пропитанный селитрой, горел хорошо… хоть и медленно.
Минут десять длилось это шоу.
Потом округ потряс взрыв.
И наступила тишина…
* * *
Армия мамлюков построилась своим обычным порядком. А перед ней встало войско Тевофлоса — негуса Абиссинии. Последнее. Все силы, которые у него оставались.
Серия полевых поражений и внутренние конфликты со знатью и племенами сделали свое дело. Негус остался один. Ну… почти, лазутчики доносили мамлюкам о горстке русских, которые его не покинули. И вот — враг уже у ворот столицы — города Гондэр, что стоял недалеко от озера Тана. А все происходящее выглядело агонией… просто агонией… во всяком случае в глазах мамлюков.
Тевофлос вступил на престол в 1708 года в очень непростое время. Абиссиния переживала тяжелейшие внутренние социальные потрясения. Ее сотрясала, по сути, тягучая гражданская война под соусом религиозных лозунгов. Этакая большая феодальная фронда, в которой регионы и племена боролись за свои интересы и стремились как можно сильнее ограничить власть негуса, превратив его в, по сути, свадебного генерала. А тут еще и война с мамлюками из-за контроля над портом Массауа. В сущности — единственным портом Абиссинии, через который она получала помощь от России…
От пехотного полка, прибывшего сюда в 1709 году, осталось едва половина личного состава. Он сильно пострадал в пограничных стычках начала войны. Все-таки линейная пехота мало годилась для малой войны. Поэтому полк расформировали, а людей задействовали в качестве офицеров, старших унтеров и инструкторов для развертывания четырех местных полков, которые набрали из крестьян народности амхара. Другие то племена отвернулись от негуса еще в 1709 году. Равно как и почти вся региональная знать.
Формально — главенство признавали. Но войск и налогов не присылали. Ждали…
Немногочисленные, но лично преданные негусу войска вели долгие и изнурительные арьергардные бои. Стараясь максимально замедлить продвижение мамлюков и выиграть время для подготовки полков.
Но время вышло.
Все.
И четыре полка наспех подготовленной пехоты оказались вынуждены держать суровый экзамен, выстроившись недалеко от столицы. Отходить в неукрепленный город они не могли, так как это было равнозначно его утрате. А маленькие укрепления в его центре имели ценность исключительно как защищенная резиденция правителя, не более. По сути — дворец повышенной защищенности.
Отходить было больше нельзя.
Некуда.
Просто некуда.
Так что эти шесть тысяч мушкетеров встали здесь умирать.
Перед ними располагалось почти двадцатитысячное войско мамлюков. Плохо вооруженное, но конное. Один вид которого вгонял в тоску.
И негус, глядя на него, молился.
Не о победе. Нет.
В нее он не верил и на нее не надеялся.
Он молился о доброй смерти в бою. Чтобы не посрамить честь…
Никто даже не заметил, как мамлюки начали движение вперед.
Словно внезапная лавина.
Раз.
И они, всколыхнувшись, будто волна, медленно пошли, потихоньку разгоняясь.
Пехотные полки стояли, построенные в каре на некотором удалении друг от друга. Плотные каре. В четыре линии глубиной. Люди очень сильно волновались, но держались.
Штыки примкнули загодя. И они, ежели посмотреть сбоку, волновались. Словно колосья на ветру.
Страх не тетка.
А тут столько конницы…
Так бы вчерашние солдаты и побежали. Постарались укрыться в городской застройке. Но русские унтера и офицеры держались спокойно и уверенно. Каждый из них прошел не одну кампанию. И имел боевой опыт. Да и ситуация не выглядела критической. Для конницы мамлюков такие каре являлись непробиваемы.
Вообще.
Совсем.
В представлении всех этих офицеров и унтеров их полки находились в выигрышном положении. Более того, они даже перешучивались. Явно демонстрируя уверенность в победе. И этот настрой давал о себе знать, невольно перекидываясь и на остальных. И вчерашние крестьяне держались. С трудом. И откровенно трясясь.
Сто шагов.
Залп.
За ним следом еще. И еще. И еще.
Все четыре линии отстрелялись. И принялись спешно перезаряжаться.
Эффект от такого огня должен быть небольшой. Тем более, что метить толком эти бойцы еще не умели. Но уж больно грандиозной была цель. Куда не ткни — всюду силуэты всадников. Так что ударило больно. Многих повыбивало из седел.
Кое-где и лошади полетели кубарем. Из-за чего натиск немного сбился.
Двадцать шагов.
Новый залп.
Считай — в упор. Такой же беглый из всех четырех рядов. Но куда как более продуктивный. Вон сколько неприятелей полетели на землю! Загляденье просто.
Впрочем, остановить конницу он не смог.
Лошади мамлюков летели вперед.
Неумолимо.
Однако же на плотную гребенку штыков и в толпу людей не пошли. Чай не кирасиры, не жандармы и даже не уланы российской выучки. Отвернули они и стали обтекать каре. Закручиваться вокруг них, а солдаты — принялись стрелять.
Стрелять.
Стрелять.
Стрелять.
Из третьего и четвертой шеренги. Потому как первые две не рисковали опускать свои мушкеты для перезарядки. Как взяли на изготовку для приема всадников штыками, так и держали…