Третье правило возврата
Шрифт:
Он ведет меня по лестнице куда-то на один из верхних этажей, восьмой или девятый, кажется. Я слишком поздно понимаю, что простому инквизитору тут даже по поручению Гарда особо делать нечего: все-таки эти люди - исполнители особой судебной воли. Они отыскивают беглых нестабильных магов, чтобы затем предоставить их пред светлые очи правосудия, имея полномочия гораздо более расширенные, нежели те, кто работает в стражах. Те, скорее, созданы для поддержания стабильной обстановки в городе. Инквизиторы круче. Фактически сейчас мы с Грионом по разные стороны баррикад, и он обязан вынести в отношении меня справедливое решение. То самое, о котором забыли год назад. Здесь же, когда выносили обвинительный приговор...
- Подождешь здесь?
– Грион останавливается у светлой металлической двери, от надписи на табличке которой меня бросает в дрожь. "Грион Траст, главный инквизитор" - гласит она, и я сглатываю нервный комок, подступивший к горлу. Ну, конечно, простого сюда бы не занесло даже попутным ветром. А главный подчиняется непосредственно Верховному Судье...хорошо же они с Гардом устроились! Наверное, и кабинеты находятся на одном этаже.
– Исповедник скоро прибудет.
- А что, у меня есть выбор?
– злость не получается скрыть за маской равнодушия, и Грион, сначала непонимающе, а потом, проследив направление моего взгляда, уже с неизменной озорной улыбкой, отвечает:
- Я потом все объясню...Ви, - ага, а это, кажется, кто-то снова замечает, что под курткой у меня достаточно обтягивающий черный комбинезон. Сколько ж у тебя не было женщины, что ты готов броситься на меня, даже зная, откуда совсем недавно забирал и что я об это месте рассказывала?
Грион толкает дверь, пропуская меня внутрь, но следом не заходит, однако и на ключ не закрывает, покидая меня. Не боится, что сбегу? Что ж, здесь охранок столько, что даже крыса незамеченной не останется. Так что со стороны Гриона это почти жест доброй воли. Уютный светлый и совсем небольшой кабинет, стол у окна, два посетительских стула, слева от двери - кожаный диван цвета слоновой кости, недостаточный для того, чтобы можно было на нем ночевать, но явно располагающий к приватной беседе. Любит разговаривать по душам? С уровнем силы главного инквизитора это не так важно...кстати! Это ведь не просто договорная должность, на которую можно устроиться по знакомству. Здесь должна быть соответствующая магическая составляющая. Но муж не дотягивал до Инквизитора, пусть и был достаточно сильным магом. Что же с тобой произошло?
Я огибаю стол с намерением рассмотреть город с большой высоты, когда замечаю небольшую деталь, отзывающуюся глухой болью в сердце: на столе, среди вороха разбросанных в творческом беспорядке бумаг, стоит наша фотография в металлической рамочке. Не свадебная. Та, где мы случайно попали в кадр на одной из новогодних вечеринок стражей, куда меня однажды затащил Грион. Никто из нас не смотрит в кадр. Я ласково целую мужа в щеку, раскрасневшаяся от обстановки, он, смущаясь, опускает глаза вниз и заразительно улыбается, обнимая меня одной рукой за плечи. Я помню, что произойдет дальше: сидя на мягком диване, Грион развернет меня лицом к себе и отчаянно поцелует. Так, что все заметившие это коллеги станут ему радостно улюлюкать, шутя, чтобы подождал хотя бы до конца вечера. А мы, словно застигнутые на горячем подростки, предпочтем отшутиться какой-то ерундой...Грион, прекрати! Прекрати наносить самые болезненные удары!
Я отворачиваюсь, понимая, что еще немного, и из глаз потекут слезы. Лучше панорама города, чем дурацкие воспоминания, не приносящие ничего, кроме боли. А вид и правда замечательный. Только вот, взглянув вниз, я тут же о нем забываю, потому что даже с такой высоты не могу не узнать неспешно приближающегося к зданию Суда Исповедника.
Нет, не знающий особенностей этой касты магов человек вполне может спутать его с подростком, принадлежащим к одному из видов субкультур: мальчик идет с накинутым на голову капюшоном, двигается достаточно забавно, но это все потому, что одет он в стандартную форму Исповедников. У них это длинный черный плащ, до пояса сшитый по фигуре, сопровождающийся застежкой на шесть пуговиц, а ниже расклешенный в достаточно просторную юбку. Таким образом, чем шире шаг Исповедника, тем больше развевается их "платье" и тем забавнее все это выглядит со стороны. А если учесть еще и традиционную постановку ладоней - они переплетают их в районе живота и в таком положении передвигаются - то и вовсе картина складывается такая, что поначалу не забудешь. То же ощущение остается после процедуры, за которую они отвечают - исповеди. Грион как-то рассказывал мне, в чем она заключается. На виски допрашиваемого просто кладутся подушечки указательного и среднего пальцев Исповедник, а этот удивительный человек уже знает и видит все происходящее твоими собственными глазами. Это не больно и не вызывает никаких неприятных ощущений, за исключением того, что нужное магу событие ты проживаешь заново от начала и до конца. И никуда не скрыться от его всезнающего ока: он неусыпно смотрит в твои глаза, получая нужную для дела информацию.
Еще у Исповедников есть одно необходимое условие работы: они не проводят своих процедур в том городе, где обитают. Взгляд на события нужен объективный. Живи мальчик вместе с нами, сейчас ненавидел бы меня так же, как и несколько тысяч остальных жителей, следивших за ходом процесса с несвойственной им внимательность. Меня здесь знают в лицо. Я покалечила сотню горожан...
Возраст Исповедника обычно не слишком велик: двадцать пять - максимум. Все дело в том, что детство и юность позволяют отразить максимально точно те эмоции, что маг способен почерпнуть из чужого сознания. И, конечно, передать их тому, кто призвал Исповедника. Мой должен будет сообщить обо всем Гриону. Или Аврелию, смотря кто являлся инициатором проверки.
За этими мыслями я не замечаю, что мальчик уже давно скрылся внутри здания Суда. В себя прихожу только тогда, когда дверь открывается с тихим скрипом. Грион привел его. Вот и пришел час моей расплаты за ложь...но не факт появления Исповедника приводит меня в странное состояние прострации, стоит Гриону закрыть дверь снова, предупреждая, что он будет ждать снаружи, а то, что происходит, когда мальчик скидывает свою капюшон небрежным действием, и на меня смотрят по-детски наивные глаза. Глаза абсолютно-серого цвета. Такие же, как и у меня. И волосы кудрявые, но оттенка локонов Гриона. И я чувствую себя так, словно стоящий напротив ребенок мог быть нашим общим. От этого к горлу подступает ком, а на глаза все-таки набегают слезы. Он так похож на маленькую Бо из моего видения...
- Мне кажется, для слез еще рановато, - ломающийся подростковый голос выводит из состояния оцепенения. Нет, конечно, это не Бо, просто очень похожий на нее типаж. Ну и бездна самоуверенности во взгляде, пусть и красивый серый цвет поначалу обманчиво к себе привлекает. Я успокаиваюсь, смотрю хмуро на мальчугана, думая, что ему с его нежной кожей и еще не прорезавшейся толком щетиной должно быть лет 13-14, не больше. Самый пик юношеского максимализма. Конечно...
- Позавидовала, что сама уже не буду такой молодой, - решила немного осадить парня я.
Дитя возмущенно надулось:
- Мне уже шестнадцать, между прочим!
- А по поведению больше десяти не дашь, малыш, - продолжаю подкалывать Исповедника я. Ну сущий младенец. Только вот наверняка талантливый, поскольку десять - это, скорее всего, как раз время пробуждения дара.
Он хмурится, но с трудом признает мою правоту:
- Это все из-за того, что я читаю других людей. Развитие собственного организма замедляется.
- Понимаю, - со вздохом киваю я. В какой-то степени я на него похожа. Я сама перестала развиваться год назад. Да и сейчас не знаю, как мне быть.
- Начнем?
– он впервые меняет позу с традиционно-исповедной: широким жестом указывает на кожаный диван, и у меня создается впечатление, что Грион приобрел мебель именно для встречи Исповедника со мной. Затем мальчик, не дожидаясь меня, присаживается первым, и я замечаю, что на ногах у него одеты тяжелые ботинки на широкой платформе. Точно какой-то неформал...но мне нужно сообщить ему нечто важное перед тем, как мы начнем.
- Как тебя зовут?
- Исповедник, - брови взлетают вверх.
– Ты же знаешь, у нас не бывает имен.