Третий долг
Шрифт:
Я придвинулась ближе, переплетая наши пальцы. Джетро не останавливался, как будто начав, ему нужно было как можно быстрее закончить.
— В больнице становилось все хуже. Затем я начал переживать о смерти. Я волновался о ребенке, который лежал на моем этаже и умирал от рака. Я плакал все гребаное время, пожираемый горем и испытывая острое отсутствие кого-то, кого любил — только смысл в том, что я не знал других пациентов.
— Медсестра застала меня однажды вечером, когда я пытался повеситься, посмотрев фильм о человеке, который больше не
Его губы растянулись в улыбке, которая демонстрировала и раздражение, и принятие.
— Если бы она не обнаружила меня, я бы освободился. Освободился от жизни, в которой меня никто не понимает. Но она спасла меня... она одновременно осудила и спасла меня.
— Как? — выдохнула я.
— Ее специальность была психология. Через пару дней после того, как я кричал и наносил себе увечья из-за того, что какие-то студенты умирали в палате рядом со мной, она получила разрешение на то, чтобы проверить меня и отвезти в психиатрическую лечебницу.
Он рассмеялся.
— Знаю, что моему делу не помогает, когда я говорю, что я не сумасшедший.
Я покачала головой, желая, чтобы он продолжил.
Джетро смотрел в никуда, думая о том, во что я не была посвящена.
— Только там мне стало хуже. У меня начались припадки и развилась сердечная аритмия. Я кричал без причины, говорил на языках, которые никто не понимал. Наносил себе увечья, делал что угодно, чтобы сбросить напряжение
С каждым проблеском его прошлого, в его настоящем для меня появлялось больше смысла.
— Они… они поставили тебе диагноз?
Джетро кивнул.
— Я целый год разрывался между домом и психиатрической лечебницей. Год работы с медсестрой, которая взяла на себя ответственность спасти меня от самого себя.
Я задержала дыхание, ожидая ответа.
Но Джетро сохранял молчание.
Я сжала его пальцы.
— Что с тобой не так?
Он фыркнул.
— Не так? — Он покачал головой, говоря снисходительно. — Все. Все не так.
Освободив пальцы из моих, Джетро проследил синие вены под моей загорелой кожей.
— Однажды мой отец нанял детского психолога. Тот заставил меня пройти множество тестов. После недельной работы оказалось, что он такой же невежественный, как и все остальные.
— Но в этом была одна спасительная благодать. Все время, что я провел с доктором, не контактируя с другими, запертый в прохладной белой комнате, где компанию мне составляли одни головоломки, мои мысли стали спокойными, сосредоточенными на фактах и датах. Я не был эмоциональным и не сходил с ума. Я снова нашел счастье и тишину. И вот что дало ответ.
— Какой ответ?
Джетро фыркнул.
— Тот, что поставил жирную точку в том, что Кат никогда не примет меня, потому что от этого недуга нет исцеления. Тогда казалось, что я изображаю. Что бунтую и устраиваю шоу. В наше время это первое, что проверяет врач.
Мне нужно было названия того, чем болен Джетро. Я придвинулась ближе и ждала.
— ВЧЛ, Нила.
Я моргнула. Он произнес это
Он слегка улыбнулся.
— Расшифровывается как высокочувствительные люди.
Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, слышала ли о таком.
— Что... что это?
Он усмехнулся.
— Именно. Никто не знает, хотя примерно у двадцати процентов населения земли есть это заболевание. Большинство людей не понимает, почему я говорю, что прикосновение — это удар, а шум — гребаная бомба. Несчастье людей — чертова трагедия для меня. Радость — экстаз. Любовь — что-то грандиозное. Неудача — разрушение. Несчастье — абсолютная смерть.
Я покачала головой.
— Я... все еще не понимаю.
Джетро грустно рассмеялся.
— Поймёшь. По сути, мои чувства обострены. Я чувствую то, что чувствуют другие. Прохожу через их боль. Схожу с ума, находясь слишком близко к людям, которые живут ненавистью или чувством мести. Это сжирает меня настолько, что я не могу вздохнуть без влияния препаратов.
— И это значит...
Наши взгляды встретились.
— Ты не слушала? Это значит, что я порченный. Значит, что я более восприимчив к индивидуальным особенностям и чувствам остальных, чем большинство. Настроения других людей накрывают моё. Их цели перекрывают мои. Их ненависть омрачает моё счастье. Их страх и ярость затмевают всё. Я не могу это контролировать. Кат пытался. Жасмин пыталась. Чёрт, я пытался. Но каждый раз, когда мы думали, что нашли что-то, что помогает... надежды не оправдывались. Я не только обречён всегда чувствовать то же, что и другие, но я чувствителен к запахам, звукам, прикосновениям. Мой мозг чертовски восприимчив, и я страдаю каждую грёбаную минуту каждого дня.
Мы сидели в тишине.
Я усваивала всё, что он сказал, медленно складывая вместе то, что знала о нём. Как он вёл себя в различных случаях. Как холоден был, когда пришёл за мной в тот первый раз. Он был идеальной копией Ката, когда забирал меня, потому что тогда, его отец был для него единственным авторитетом.
Затем появилась я и заставила его чувствовать. Заставила его жить моим страхом, моей похоть и нескончаемой борьбой.
Это правда. Я разрушила его.
Джетро пробормотал:
— Всякий раз, когда я говорил тебе быть тише. Всякий раз, когда не выдерживал и срывался, это не твой голос я пытался унять, а твои эмоции. С тобой тяжелее всего, Нила. Проецируешь всё, что чувствуешь. Ты как чёртов калейдоскоп из целого спектра эмоций, через которые проходишь. Влюбляться в тебя, спать с тобой... Твою мать, это всё, что я мог сделать, чтобы держаться и не покалечиться под тяжестью этого груза.
К глазам подступили слёзы. Мне было горько от того, что я сделала ему больно. Намеренно или нет. Как пропустила тревожные звоночки? Как не увидела перемены в нём: скрытую за злостью боль и крики о помощи, замаскированные под приказы?