Третий долг

Винтерс Пэппер

Джетро напрягся.

— Долг по наследству — это мой крест, не твой. Он не о том, что твоя семья сделала моей, а том, достоин ли я! Разве ты не понимаешь? Главная роль не у тебя! Она у меня, а я все порчу! Я убиваю себя!

Полусмешок-полувсхлип вырвался из моего рта.

— В тот момент, как ты взял меня за руку в Милане, главная роль перестала быть только твоей. Дело не в Хоук или Уивер или любой другой ерунде, которую ты можешь назвать. — Снова отпихнув его, я закричала: — дело в нас! В том, что мы нашли.

Вместе!

— Между нами нет ничего, кроме долгов!

Я покачала головой, в то время как ладонь чесалась снова его ударить.

— Тогда как ты объяснишь то, что случается, когда мы занимаемся сексом? Как объяснишь возникающую связь между нами, когда мы честны друг с другом?

— Случившееся весной было ошибкой. Просто гребаной...

Я ткнула его в грудь, отчего он пошатнулся.

— Лжец! Какой же ужасный лжец! Ты любишь меня, просто не можешь признаться в этом. Ты бы предпочел меня взамен всему богатству, наследству и семье, но просто очень напуган, чтобы быть мужчиной и признать правду!

Я напирала на него. Все, что я могла сказать, превратилось в поток обвинений.

— Я вижу, как ты на меня смотришь. Чувствую то, как ты ко мне прикасаешься. Слышу спрятанный смысл в твоих словах. В отличие от тебя я благословлена теплом, которое приходит с любовью. Тем, как глаза человека сияют, а тело смягчается. Ты любишь меня! И если ты можешь продолжать отрицать, когда это так очевидно, но для нас и правда нет надежды. С таким же успехом ты можешь вывести меня на улицу и завершить последний долг, потому что лучше убить меня быстро, чем жить в бесконечных муках!

Я втянула резкий вдох, казалось, что мои легкие горели без притока кислорода с того момента, как я оказалась в «Хоуксбридже».

Глядя на ковер, я потерла грудь, ощущая ноющую боль.

— Я закончила, — прошептала я. — Если ты не можешь ничего сказать после всего, что я раскрыла тебе, значит надежды нет, и я отказываюсь тратить...

Дыхание Джетро участилось. Он попятился, пока не ударился спиной о стену.

Наши взгляды пересеклись.

Ужасный шторм накрыл его, связывая в узлы. Джетро обхватил руками голову, в то время как его грудь поднималась и опадала в мучительной агонии.

— Что ты хочешь услышать от меня, Нила? Ты хочешь знать, что я, бл*дь, люблю тебя больше, чем могу вынести? Что я разрушен, потому что знаю, что недостаточно хорош для тебя? Что?

Жизнь вокруг меня остановилась.

...Я, бл*дь, люблю тебя...

Джетро признал это.

Мучительный стон разнесся по комнате, когда он зажмурился.

Борясь с тем, чтобы взять себя в руки, он сделал большой вдох.

Он боролся с правдой.

Боролся со слезами.

Боролся с самим собой.

Но...

Медленно...

Постепенно...

Он.

Проигрывал.

Свою.

Битву.

Он сломался.

Барьер,

который всегда стоял перед ним, рушился, как бумажное здание.

Мое сердце пропустило удар, пока он разваливался на части.

— Боже, — выдохнул он почти не слышно. — Кем я стал?

Он упал.

Колени подогнулись.

Он скользил по стене как тающий ледник.

В момент, когда он достиг пола, прижал колени к груди, заслонив себя от боли, которую не мог вынести, Джетро обнял себя руками, сворачиваясь в клубок и прижимаясь лбом к коленям. Прячась.

Я стояла на месте, не в состоянии сдвинуться.

...Я, бл*дь, люблю тебя....

Затем мой мир перевернулся вверх дном, когда Джетро Хоук — самый сложный, запутанный и непонятный мужчина из всех, кого я встречала, — начал плакать.

Его плечи затряслись.

Грудь тяжело опадала и поднималась.

Он отказался от битвы.

Мужчина, которого я боялась, обожала и хотела вырвать из жизни полной лжи.

Его мучительный стон заставил мою душу истекать кровью.

Джетро повыше подтянул ноги, сильнее обхватил себя руками, но я ничего не могла исправить.

Яростная агония захватила меня, пока я наблюдала, как он разваливался на части. Казалось, будто все, что держало его вместе, разошлось, открывая его задыхающегося и умирающего.

Я хотела быть ниточкой, которая сошьет его воедино.

Но не могла.

Еще нет.

Ему нужно было сделать это.

Ему нужно было выпустить это из себя.

Выбраться из этого лабиринта.

Стать кем-то большим, чем просто Хоук.

— Все в порядке, — прошептала я.

Я опустилась на пол в ночнушке, которую он надел на меня, и обняла дрожащее тело Джетро.

— Все хорошо. — Я уткнулась лбом в его предплечье, водя руками по его волосам.

Он пытался отстраниться, пытался перестать плакать, но ничего не вышло.

Он был полностью сломлен.

Мой желудок сжался от вида того, как страдал мужчина, которого я любила.

Я не позволила ему горевать в одиночку. Я хотела, чтобы он почувствовал, как мне было не все равно, как сильно я хотела быть его опорой, неважно, насколько он был сломлен.

Он перестал бороться с моей хваткой и выпустил все.

Он плакал.

Пока лились его слезы, мои высыхали. Мы поменялись ролями. Его ледяная оболочка наконец-то дала трещину — глыбы льда превратились в осколки, метели в снежинки. Внутри него больше не было места для льда.

Он исчезал из глаз Джетро, его души и сердца.

Я обнимала мужчину, который совершил множество ошибок и позволяла ему очищаться, пока его тело тряслось.

Он не издал ни звука. Ни единого стона или вздоха.

Абсолютная тишина.

— Что они с тобой сделали, — прошептала я. — Ты должен мне рассказать. Должен отпустить это.