Третий должен уйти
Шрифт:
— Нет, что вы. Он мне ничего такого не рассказывал.
— Тогда кто вам об этом рассказал?
— Мама. Об этом мне рассказала моя мама, — вздохнула Серафима.
— А она откуда узнала?
— Я не знаю, она не говорила…
— Она могла и придумать.
— Нет, она точно знала… Ей сказали.
— Кто?
— Не знаю, — отвела взгляд в сторону Сима.
— Знаете, я сначала принял вас за блестящую актрису. А теперь точно знаю, что вы говорили мне правду, и только правду. И еще, Серафима Платоновна, я знаю, что
— Я не могу этого сказать. — Она опустила голову.
— Почему?
— Не могу, и все. Есть вещи, о которых невозможно говорить.
— Не забывайте, от этих вещей зависит, выйдет ваш муж на свободу или сгинет в тюрьме. За убийство много дают…
— Нет, эти вещи не касаются моего мужа, хотя… — Серафима осеклась и виновато посмотрела на меня.
— Что, хотя?
— Мама меня убьет, если узнает, что я выдала ее.
— Тут нужно выбирать, или мама, или муж. Да и не убьет вас мама. А Вадима могут убить. В тюрьме сидят уголовники, они злые, у них ножи…
— Да, я знаю, там страшно, Миша рассказывал… Он сидел.
— Когда? Где? За что? — оживился я.
— Заступился за девушку и остался крайним. Так же бывает?
— Ну, если он благородный рыцарь, то конечно… Только не рыцарь он… Может, у него на теле какие-то татуировки есть?
— Татуировки? Не знаю, не видела.
— Не разглядели?
— Он не раздевался… У нас не было ничего такого! — залилась краской Серафима.
— Как не было?
— Мы всего лишь целовались…
— И все?
— А этого мало?! Этого не мало! Это все равно измена! — совершенно серьезно сказала она.
Я кивнул. Одно уединение с чужим мужчиной можно было бы расценить как предательство, так что Серафима права.
— И что вы мне хотели сказать про свою маму? Что там касается вашего мужа?
— Хорошо, я скажу, — решилась она.
— Правильное решение, — поощрительно кивнул я.
— Скажу. Но только Вадиму.
— Мне вы не доверяете?
— Это касается только нашей семьи.
— Да? Ну, тогда извините… Поеду я, поздно уже… Больничный у меня, лягу на печь, ногу буду греть. Может, через неделю заживет…
— Ляжете на печь? — недоуменно взглянула на меня Серафима.
— Я же говорю, больничный у меня.
— А как же Вадим? Вы обещали ему помочь.
— Ну, через неделю и начну помогать. Как нога заживет, так и начну. Вы же не торопитесь ему помогать. Тянете кота за хвост, а время идет. Каждая секунда дорога!
— Я не думаю, что это имеет отношение к делу.
— Не думаете, но сомневаетесь…
— Ну, хорошо! Я скажу!.. — сдалась Нефедова. — Это все Олег. Он сказал моей маме, что у Вадима есть женщина…
— Олег Курдов? — заинтригованно спросил я.
— Да, Олег Курдов. Это целая история, она касается нашей семьи, я не должна ее рассказывать, но раз от этого зависит судьба моего мужа… Это было еще давно. Мы с Вадимом
— Это уже интересно.
— Сказал, что красивее девушки не видел, что хотел бы уехать со мной куда-нибудь далеко. И только когда я пригрозила, что пожалуюсь мужу, Олег отстал. Он потом еще подходил, но только для того, чтобы извиниться. Говорил, что бес попутал…
— А при чем здесь ваша мама?
— В том-то и дело, что при чем… Мама тогда еще молодая была. Красивая… В общем, он в ней меня увидел… — Серафима осеклась и замолчала.
Она хотела, чтобы я сам обо всем догадался.
— У них был роман?
— В том-то и дело, что был. Сначала он от мамы был без ума, а потом бросил ее. Она тогда очень злилась. И про Курдова со зла рассказала. А потом и про Лизу…
— Интересно сказка сказывается, — хмыкнул я.
— Это не сказка, это жизнь.
— И жизнь эта бьет со всего маху.
Серафима признательно посмотрела на меня. Она благодарила за то, что я выразил ее же мысль.
Глава 8
На безрыбье и рак рыба. А что, интересно, говорят рыбаки, когда в сети попадает человек? Как им такая рыба?
Нашелся Лукьянов. Рыбаки его сетями в реке выловили, вместе с двухпудовой гирей на ноге.
— Плотно его на якорь поставили, — сказал капитан Клюквин, опер из соседнего района. — Не должен был всплыть. А тут рыбаки глубоко сетью прошли…
Труп обнаружили еще позавчера. Вытащили из воды, сняли отпечатки, отправили в морг. А по пальчикам установили личность. Оказывается, во времена своей бурной молодости Коля Лукьянов привлекался к уголовной ответственности за разбой. Полгода под следствием провел, а суд его оправдал — за недостаточностью улик. Так как ориентировка на него уже имелась, дали нам знать о Коле.
Труп нас не интересовал, пусть с ним что хотят, то и делают. Мне нужно было знать обстоятельства гибели. Кто привез Колю на берег реки, кто его утопил. Но, увы, Клюквин ничем не мог мне помочь, хотя и хотел.
— Свежачок еще, всего три дня.
— Три дня в воде, два дня здесь… Шестнадцатого июня убили Чайкова, а восемнадцатого — Лукьянова. Он, видимо, слишком много знал.
Клюквин уже владел ситуацией, и ему не пришлось объяснять, кто такой Чайков.
— Видать, серьезно у вас там закрутилось.
— На крупную рыбу ставят серьезные сети. А тут не просто рыба, тут акула — большого бизнеса.
— Ну, может, и найдете, кто вашего Чайкова убил, расколете на признание.
— Может, и найдем, — кивнул я. — Может, и расколем. Только палку себе заберем. А Лукьяновым вы занимаетесь, несправедливо будет, если мы все себе заберем.