Третий дубль (из сборника "Белая дурь")
Шрифт:
— Ольховский,— ответил «пупсик» на рукопожатие и склонил голову набок. Не хватало только еще услышать: «Чем обязан?» Панин вспомнил, что видел такой жест в каком-то фильме.
— Ребята, нужна ваша помощь,— Панин окинул взглядом комнату. Кроме тахты, сидеть было негде.— Сядем рядком…— Он вынул из кармана удостоверение, протянул Геннадию. Тот осторожно взял его и с нескрываемым интересом прочел. Капитан понял, что милицейское удостоверение парень держит в руках впервые.
— А-а что мы сделали? — спросил
— Пока еще ничего, но сейчас сделаете.— Он опустился на край тахты.— Садитесь, садитесь.— Он посадил их так, чтобы видеть сразу обоих.
— Как вы относитесь к Орешникову?
— К певцу? — спросил «пупсик».
— А к кому же еще! — сердито сказала его подруга.
— Может быть, к нашему начальнику смены?
— Гена, не устраивай цирк,— одернула Зина.
— Вы знаете, что Орешников пропал?
— Да. Чего только не рассказывают! — Зина взяла инициативу в свои руки, но, похоже, ее приятеля это вполне устраивало.
— Вы последние, кто видел певца.
— Мы?! — хором воскликнули молодые люди.
Капитан коротко рассказал им о том, как исчез Леонид Орешников.
— А теперь задачка на внимание: с кем разговаривал певец, пока вы находились на съемочной площадке? Перед тем как он сел на велосипед?
— Ой! Мне показалось, что все там плохо к нему относятся. Оператор заявил, что у Орешникова свидание. Еще один противный мужик, похожий на козла, сказал, что он раздает за углом автографы.
— Точно! — подтвердил «пупсик».— Мне этот Ленчик до лампочки! Не люблю кривляк, но киношники ему все косточки перемыли. И главное — за его спиной!
— Ребята, а что было до его отъезда? — нетерпеливо сказал Панин.— Кто с ним разговаривал?
Зина и «пупсик» посмотрели друг на друга.
— Высокий седой мужик. Похоже, самый главный,— сказал парень.
— Режиссер,— уточнила Зина.— Говорил что-то о кинопленке, но тоже раздраженно. Потом «козел» подходил. Передал Орешникову какую-то штуковину. Я не разглядела. А Леня сказал: «Мерси боку!» — и поднял ладонь.
— Большую, маленькую штуковину передал? — напрягся капитан.— Может быть, записку?
— Что-то небольшое. Во всяком случае, не конверт. Леня свой плащ отогнул и положил штуковину в карман «варенок».
— А что сказал «козел»?
— Не расслышала.
— Подходила одна симпатичная девушка,— добавил Геннадий.— Вот она передала Ленчику записку.
— Ты хорошо видел записку?
— Конечно.
— Он хорошо видел эту симпатяшку,— с вызовом сказала Зина.
— Что
— Прочитал. А потом скомкал и бросил.
— Молодцы, ребята! — порадовался капитан.— Кто еще разговаривал с певцом?
— Пестро-клетчатый! — сказал Геннадий.
— Оператор,— опять уточнила Зина.— Наверное, анекдот рассказал. Очень они смеялись. Особенно сам оператор. И еще один подходил. Совсем мальчишка. Он, по-моему, что-то с великом делал. Вот разговаривал с Орешниковым или нет — не заметила. Велосипед отдал и ушел.
— Этот пацан потом в кабину автомобиля залез,— вспомнил «пупсик».— Я еще подумал: хорошо бы и мне туда — покемарить. Мы с Зинаидой Илларионовной всю ночь глаз не сомкнули.
— И ты об этом очень жалеешь? — с укором посмотрела на Геннадия Зина.
— Вы могли бы парнишку узнать?
— Конечно,— кивнул Геннадий.— Пацан клевый, весь в фирме.— Жаргонные слова прозвучали у него фальшиво, и Панин улыбнулся. Спросил:
— Ты где, товарищ Ольховский, учишься?
— Работаю, товарищ следователь. Работаю в поте лица на фабрике Урицкого.
«И как это ему удается на табачной фабрике сохранять такой цвет лица?» — подумал Панин. И еще подумал о том, что, хоть и рассматривал «пупсик» его служебное удостоверение долго, ни имени, ни фамилии не запомнил. Наверное, от волнения.
Когда он ехал в управление, у него было сильное желание завернуть на Дворцовую площадь. Поискать у подножия Александровской колонны записку, выброшенную Орешниковым. Но прошло уже столько дней, а Дворцовую площадь, не в пример другим площадям и улицам, все еще хорошо убирали. Да и балтийский ветер задувал последние дни довольно резко. И еще ему вспомнилась старинная песенка, которую иногда напевает отец: «Меня еще с пеленок все пупсиком зовут, когда я был ребенок, я был ужасный плут». Мать не раз, смеясь, рассказывала Александру, что в детстве, укачивая его по ночам, отец напевал эту песенку вместо колыбельной.
20
Едва Панин вошел в кабинет, раздался телефонный звонок. Приятный женский голос осведомился:
— Это товарищ Панин?
Получив подтверждение, женщина сказала:
— Вас беспокоят из Ленконцерта. Алла Борисовна Рыжова. Товарищ Семеновский адресовал меня к вам по поводу Леонида Орешникова.
— Вы не могли бы дать свой телефон? — попросил капитан.— Я вам перезвоню, а то что-то плохо слышно.— Он всегда прибегал к таким, как говорил Семеновский, «деревенским хитростям», если хотел проверить звонившего.