Третий фронт. Партизаны из будущего
Шрифт:
— Н-да, вы явно с уважением, если не симпатией, относитесь к этим русским унтерменшам, — вскользь обронил Вальтер Золле, скучающе рассматривая свой идеальный маникюр.
— Мой мальчик, вся эта риторика насчет неполноценности славян и трескучие фразы про высшую арийскую расу хороши на партийных съездах… и, пожалуй, при нашем гауляйтере, но мы — реалисты и прекрасно понимаем, что русские — это не французы, не поляки и тем более не англичане. Вспомните — тридцать девятый год, наши победоносные войска маршем прошли по всей Европе — она рухнула, как карточный домик. А что мы имеем сейчас? Наши солдаты топчутся у стен Смоленска, до сих пор
Толстяк шумно вздохнул, тщательно промокнул лоб и надолго приложился к минералке.
Наступившую паузу прервал Хельмут Лемке, начальник полевой жандармерии:
— Я целиком и полностью согласен с коллегой Талленбаумом и хотел бы продолжить его мысль по поводу вспомогательной полиции — если на своих жандармов я могу положиться без оглядки, то с этими уродами из аборигенов мы еще наплачемся.
— Ну зачем же так огульно охаивать преданных нам «помощников»?! Все они питают ненависть к Советам, храбро борются с противниками рейха, — заметил Рихард Ланге.
— «Борются» они, как же, — проворчал шеф жандармов, — с мирным населением они еще могут сладить, но воевать против вырывающихся из котлов русских или же с диверсантами — кишка тонка, сразу начинают «незаметно» разбегаться. У них это называется «тактический маневр», и остаются мои ребята против злых донельзя солдат в меньшинстве. Сколько драл я их начальника за это, драл — толку чуть. Несколько раз приходилось вызывать на подмогу егерей и мотострелков — если бы не они, давно бы моих перемололи. А насчет уродов — извольте, есть в третьей роте один литовец, как его, м-м-м-м… не вспомню, так вот, этот, с позволения сказать, «борец» начал с того, что убил всю свою семью — жену, тестя с тещей и двоих детей — и подался к нам. И подобных ему — целая свора. Но это не главное — у них нет никаких абсолютно убеждений и принципов, одни лишь инстинкты.
— Вот-вот, Хельмут, а у противника сплошь и рядом идейные, прекрасно понимающие, за что они сражаются и гибнут, люди, и поверьте мне — если мы не найдем способ привлечь подобных им на свою сторону, нам будет очень тяжело.
— Это понятно, Готлиб, но что вы предлагаете сделать? — спросил Золле.
— Да ничего особенного, мой мальчик, начнем с лагерей военнопленных, будем фильтровать местное население, узнаем, кто чем дышит, кто с кем дружит, и самое главное — не совершать излишне резких телодвижений..
— Вроде «умиротворений», как у Бреннеке, земля ему пухом, — буркнул Ланге.
— Неужели?.. — осторожно поинтересовался Лемке.
— Именно, и, говорят, не только он один, — нехотя ответил шеф ГФП, — насколько мне известно, фюрер и так был в гневе после гибели «быстроходного Гейнца» и взрыва «Карла», а уж после гибели Гейдриха вообще пришел в неистовство — и полетели головы, из армейских кто-то, из абвера и из СС…
— Бреннеке пострадал больше всего из-за взрыва станции Кобрин, — отозвался эсэсовец, понизив голос, — как под большим секретом поведал мне приятель отца из РСХА, планировался совместный визит гауляйтера и самого фюрера в Белоруссию, и с этой целью в Белосток и Кобрин прибыли лица из имперской канцелярии, управления охраны и строители Тодта. Как вы помните — от станции после взрыва практически ничего не осталось…
— Это было что-то, — нервно хихикнул толстяк, — особенно меня впечатлили
— Просто Кракатау, господа, — передернул плечами жандарм, — мало того, среди некоторых военных возникла паника — мол, русские применили «чудо-оружие», — пришлось даже обезоруживать и связывать особо нервных.
— Меня больше всего впечатлила процедура составления списков погибших и опознания тел, которые удалось найти, — хмуро произнес Рихард, — но последовавшие потом разбирательства превзошли все виденное.
— Но к делу…
— Итак, что мы имеем на сегодняшний день — группа или группы диверсантов неустановленной численности, базирующиеся предположительно в окрестностях Бреста, Кобрина, Пружан, Вельска, Янова и Белостока. Возможно, дислоцируются, по неподтвержденным данным, на каком-то армейском резервном объекте. В эту пользу говорит наличие у противника легкой бронетехники, автомашин и тяжелого стрелкового вооружения. Далее, несмотря на все усилия трофейных команд, до сих пор на дорогах Брест — Пинск, Брест — Барановичи и Варшава — Гродно остаются десятки единиц вражеской бронетехники, автомашин, тракторов и орудий. Вкупе с нехваткой личного состава для эффективной борьбы с вышеозначенными диверсантами все это создает предпосылки для полнейшей свободы их действий. Также вызывает сомнения применение вспомогательной полиции и добровольцев из хорватской дивизии. Резюмируя все сказанное, считаю нужным обратиться к армейцам для привлечения на постоянной основе мотопехоты и егерей совместно с жандармерией для оперативных действий. Задачей СД и КРИПО становится, прежде всего, создание сети агентуры из числа местных жителей, особенно тех, кто пострадал от Советов, перевербовка в идеале большевистских активистов и привлечение в ряды полиции бывших военнопленных…
Саня нашел площадку для самолетов. И случилось то, что мы должны были вообще-то предвидеть: когда новость расползлась по лагерю (настукать по шее особистам), обе «леснички» просто растворились в воздухе. Их нигде не было. Лагерь был поставлен на уши, однако поиски результата не дали.
…Шорох сбоку-сзади ничего хорошего предвещать не может, проверено. Резко оборачиваюсь, одновременно опуская руку на кобуру, и… И с трудом сдерживаюсь от матерной тирады. Длиннющей тирады. Но…
…На лице одни глазищи. Кроме них, нет ничего. А в глазищах…
— Кать, — делаю шаг навстречу, она пятится и шепчет:
— Не надо…
Тьфу ты, блин, вот…
— Кать, никто тебя никуда против воли не отправит, — нет, таки споткнулась, — вставай, неча на земле лежать.
— Правда?
— Правда-правда.
В руку вцепилась, как клещами. Поднялась и разревелась, плотно вцепившись уже во всего, так сказать, меня. Вот и ладушки. Говорят, если выплакаться — легче станет.
— Я, где Аська прячется, знаю, — ага вроде и правда, легче.
— Ну, пошли, покажешь.
Аську, впрочем, нашли уже без нас. Зато наш отрядный врач высказала все, что думает о тех, кто сбегает, не долечившись. Из госпиталя в итоге меня выгнали. Ну, ладно, раз выгнали, значит, пойдем, мы не гордые.
— Степ, привет, — тьфу ты, блин, Аська, нельзя же так.
— Привет-привет, — сплошная, блин, фамильярность. Нет, чтобы на «вы» да по фамилии.