Третий - не лишний! Книга 2

Люблю любить, любимой быть, любовью укрываться.

Проблема в том, что на двоих мне трудно разорваться.

Стою на своей кухне. Босая, глубоко беременная и с годовалым ребенком на руках.

За окном глубокая осень, все скрыла пелена дождя. На плите в высокой пятилитровой кастрюле бухтит суп, в толстостенном казане томится овощное рагу и жарится вонючая мойва на огромной

сковородке. На столе, прикрытое махровым полотенцем, в миске подходит тесто на пироги с капустой.

Я бегаю туда-сюда и пытаюсь приготовить семье ужин.

Поодаль маячат Филлипэ и Эмилио с детьми чуть постарше у себя на шеях, и оба активно делают вид, что они не при делах, стирая с маек красочное детское питание. Под ногами у меня крутится толпа мальчишек с разноцветными глазами, сиреневыми и темно-кобальтовыми. Сыновья в возрасте от четырех до восьми цепляются за подол юбки и канючат:

– Ма-ам, а ма-ам! Хотим есть!

Ощущение постоянного, непроходящего дурдома, из которого вытягивает внезапный телефонный звонок.

– Алё, - подняла я трубку, мгновенно измазавшись в манной каше.

– Климова?
– раздался на том конце строгий женский голос.

– Да, - коротко ответила я. вытирая руку вафельным кухонным полотенцем и поудобнее перехватывая играющегося моим рукавом ребенка.

– Хочу вам сообщить, - фальшиво вздыхает женщина. Что в детском саду вашего района свободные места появятся только в две тысяча тридцать втором году.
– Издевательски: - Хотите записаться?

Я обвела безумным взглядом кухню, отдельно задержавшись на мужчинах с кровожадным намерением показать, что хорошим ножом можно не только шинковать капусту. Рявкнула:

– ХОЧУ!!! ХОЧУ!!!

– Дорогая, - сильные руки ласково сжали грудь.
– Если хочешь, зачем кричишь? Достаточно просто попросить...

– Прошу, - завертелась я на тесном ложе.
– Отвали!

Чтобы отогнать шокирующие воспоминания о сновидении, я потрясла головой. Не помогло. Орущие и галдящие мальчуганы так и стояли перед глазами.

– Тебе что-то приснилось?
– догадался Эмилио, удерживая меня от падения.

– Да, - не стала отпираться я.
– Семеро детей!

– Чьих?
– опешил Филлипэ, потирая свой аристократический, пострадавший от лунатичного феминизма нос.

– Моих, - рявкнула я.
– То есть ваших! То есть наших! Но семеро!

– Так это же хорошо, - обрадовался оптимистичный Эмо. И тут же обеспокоенно переспросил: - А почему так мало?

– Кому мало?
– нахмурилась я, начиная медленно звереть.

– Нам, - посмотрел он на меня как на умалишенную.
– Дети - это хорошо.

– Так их семеро, - подозрительно сощурилась я, пытаясь понять - он шутит или издевается?

– Так это ж на двоих, - наивно попытался утешить меня Филлипэ.

– Это, - вперила я в него злобный взгляд.
– На меня одну! Поскольку для вас дурное дело - нехитрое!

– Почему 'нехитрое'?
– возмутился Эмилио.
– Ребенка же нужно зачать...

– Выносить, родить и вырастить, - закончила я за него, пылая праведным гневом.
– И все, кроме первого пункта, падает на хрупкие плечи женщины!

– Мы можем помочь, - проникся моментом синеглазый.

– В каком из пунктов?
– деловито осведомилась я, успокаиваясь и переставая отбиваться. Поскольку мужчины так явно озаботились проблемой деторождения, что забыли с чего этот процесс начинается. Собственно, мне это было на руку, или, вернее, на другую часть тела.
– В смысле - родить или выносить?

– В смысле - вырастить, - поправил меня Эмилио.
– Ну, еще можем носить тебя на руках всю беременность.

– Вместе с токсикозом?
– фыркнула я.
– Не надорветесь?

– А что это такое?
– наивно поинтересовался Филлипэ.

Я изобразила в лицах. Мужчины замерли, переглянулись и быстро сказали:

– Ну ты тут отдохни, - одновременно соскакивая с кровати.
– А мы пока пойдем свои дела сделаем...

– Да?
– широко открыла я глаза.
– И без секса?

– Все потом, - пообещали мне эти два гаврика и умелись на палубу. Наверное, на звезды решили полюбоваться.

Меня это полностью устраивало. Я блаженно вытянулась на узкой корабельной койке и закрыла глаза. Кайф!

Проснулась от ощущения, что токсикоз начался гораздо раньше, чем планировался. К тому же, как только я открыла глаза, чтобы выяснить, каким образом небеременная женщина может испытывать подобные ощущения, как меня немедленно уронило с койки и начало швырять по кубрику от стенки до стенки.

– Да что же это такое!
– возмущалась я, пытаясь хоть каким-то образом обрести покой и цепляясь за все, что попадалось под руки. Но когда на меня едва чудом не наехал громадный обшарпанный сундук, исполняющий роль шкафа, поняла, что покой может быть и вечным.

– Маруся!
– ворвались в помещение мужчины и устремились к постели. Конечно, ведь я могу быть только там. Голая, глупая и готовая!
– Ты где?!!

– Здесь, - простонала я, удерживая сундук, мечтающий слиться со мной, от слишком тесного знакомства.

Меня нашли и мгновенно освободили от мебели и от остатков совести, уверенно заявив:

– Стоит тебя только оставить одну, как ты тут же находишь приключения!

– Планида у меня такая, - повинилась я, судорожно уцепившись за крепкую шею Филлипэ и бдительно следя за прыгающим сзади Эмилио. Причем, прыгал он вместе с оголодавшим по обществу сундуком.
– Но была бы у меня другая судьба - фиг бы вы меня здесь видели!

– Так говорить нельзя!
– нахмурился ничего не подозревающий Эмо, к которому сзади подкрадывалась коварная мебель.

– Так даже думать нельзя!
– поправил друга синеглазый, прижимая меня к себе.

– Это недопустимо!
– продолжал возмущаться Эмилио.
– Нужно поставить...
– сундук нанес решающий удар под его коленями. Мужчина потерял равновесие, покачнулся и свалился в него, получив по голове захлопнувшейся крышкой.

– Наверное, чтобы что-то поставить, - хмыкнула я, наблюдая за терзаниями Филлипэ. Он все пытался решить: пристроить меня куда-то и помочь другу, или пусть сам выживает.
– Нужно для начала что-то или кого-то положить!