Третий - не лишний! Книга 2
Шрифт:
– Вы мне уже тридцать три раза предложили покушать, - с непередаваемым вздохом сообщила ему я.
– Двадцать один раз попить. Четырнадцать раз отдохнуть и одиннадцать поспать!
– Высокие лорды, - звонко крикнул один из гребцов.
– А ваше предложение только на ледю распространяется или все могут поучаствовать?
– Кхе-кхе-кхе!
– Эмо от возмущения поперхнулся и подавил рвущуюся наружу матерную тираду. Но я же видела - видела!
– как сильно ему хотелось на этот счет высказаться. Аж побурел от натуги!
Филлипэ поступил проще: выудил из практически
Второй гребец, его напарник, в это время тоже опустил свое весло и приложился к фляжке, которую достал из нагрудного кармана. Баклага была явно не с апельсиновым соком: у хозяина посуды на глазах появились слезы, в нос шибануло ядреным душком самогона. Передние гребцы завистливо скривились, жадно провожая глазами каждый глоток.
Услыхав про награду, народ сказочно оживился, и четыре грабителя, воодушевленные бонусом, стали грести с такой скоростью и силой, что скалистый берег проносился мимо, будто мы сейчас плыли на моторном катере.
Примерно через час, руководимые ценными указаниями Эмилио, мы попали в систему извилистых каналов, на берегах которых высились очаровательные аристократические виллы и стоящие впритык разноцветные двух-трех-этажные дома. А неплохо тут живут средневековые семарцы! Небедно.
На водных артериях-улицах морского града бурлила жизнь. Мы плыли в такой толчее, словно в московских пробках.
Где-то нас материли, где-то матерились наши извозчики, но ни шатко ни валко все же, хоть и с потерей скорости, мы уверенно продвигались к цели.
Я успела насмотреться на крикливых прачек, которые прямо на берегу канала стирали белье, на рыбацких жен и дочерей, которые помогали свои мужьям, сыновьям и отцам сгружать еще живой улов. Все это сопровождалось веселыми насмешками, беззлобной перебранкой и тягучим южным наречием, в котором я почти не узнавала усвоенный ранее язык.
Женщины были в черных или темно-синих юбках, в белых или кремовых блузках, с непременной огромной цветастой шалью с длинными кистями, повязанной на голове, груди или на пояснице. Жгуче-черные, каштановолосые или рыжие молодки и старухи, уродины и красавицы делали свои обыденные дела, перешучиваясь друг с другом или с соседями. Честно говоря, горластые барышни, ну просто на редкость!
Проплывая под полукруглыми каменными и деревянными арками-мостами, крутясь узкими улочками, где море было зажато в каменные тиски, обплывая многочисленные лодочные пристани прямо у входа в дом, я весьма заинтересовалась непривычным бытом.
Похоже, наши проводники выбрали для проезда не самые аристократические районы, но и места проживания бедняков тоже были безумно интересны.
По пути я вволю попялилась на передвижные лавки - лодки с товарами. Нам встретилась лавка с милыми женскому сердцу вещичками - шелковыми лентами, булавками, пряжками, заколками и прочей ювелиркой и бижутерией. Все равно не в моих силах отличить тут первую и вторую.
Видела вдали еще одну плавучую лавку с домашней утварью. Но более всего повеселила лодка не то портного, не то старьевщика с кружевными воротничками, шалями, шляпами, готовыми юбками и блузами. Этот товар пользовался наибольшим спросом!
Несколько раз мимо на роскошных гондолах проезжали надменные дворяне в масках. Их ало-черные золоченые лодки безжалостно расталкивали рыбачьи утлые суденышки прочие плавучие средства, а гребцы с гортанными криками вовсю орудовали баграми и шестами. Горожане огрызались, но все же пропускали их вперед. Делалось это без паники или священного пиетета, но все особо же не нарываясь.
Один раз даже попытались отпихнуть нашу неказистую посудину, но рык Эмилио и вынутый казгази Филлипэ сделали свое дело, и нас больше не задирали. По-моему, гораздо сильнее казгази драчунов и горлопанов испугали глаза нашей троицы, когда задиры всмотрелись попристальней.Завидев непонятную компанию, местные жители на берегу частенько замолкали, удивленно сопровождая взглядами наше судно. Где-то вдалеке виднелись высокие шпили белоснежных храмов, красно-белые башни с острыми шпилями заставляли гадать об их возможном назначении.
Поперек каналов в некоторых местах поставлены решетчатые ворота. Открытые днем, ночью, по всей видимости, они преграждали сомнительным гостям путь к своему дому и в центр Семары.
Из окон и балкончиков с видом на канал виднелись многочисленные горшки, кашпо и ящики с зеленью и всевозможными яркими гирляндами цветов. Кое-где даже виноград вырос, по-моему.
Особенно удивительными показались места, где дома приступили настолько близко, что возле них не осталось даже узеньких проходов. Люди из лодки заходили прямо в дверь, передавали покупки в окна, а из окна одного дома можно было вполне перебросить что-то в соседнее на противоположной стороне улицы. Чудно!
И весь - весь город!
– состоял из каналов-проспектов, каналов-улиц и переулков, словно сеть сосудов и капилляров, пронизывающих местами разноцветный, местами белокаменный город насквозь. У меня осталось впечатление каменного кружева, волшебной иллюзии. Этот теплый город казался яркой фантазией, обманкой, воплощенной мечтой. Теперь я понимаю тех, кто мечтает жениться в Венеции! Теперь понимаю...
Крутились мы по приморскому городу, вотчине Эмилио, довольно долго: минут сорок. Хорошо, что не дольше. Оглушенная обилием впечатлений я уже перестала слишком остро реагировать на дивный город на воде. Пока, наконец, наша лодка с глухим стуком не пристала к личному причалу виллы семейства Семаро да Орена Сольгри, как гласила помпезная надпись на арке над лестницей.
Мужчины мне любезно разъяснили, дескать, название произошло от города Семара, который отцы-основатели видели исключительно ареной Сольгри - светлого бога.
– Это кто тут такой наглый?
– по дощатому настилу прогрохотали подкованные сапоги стражи. Впереди с шашкой, но без лихого коня гарцевал здоровенный, абсолютно лысый мужик с шикарным шрамом через все лицо. Громила пренебрежительно рявкнул: - А-ну брысь отсюда!
– Сейчас нас научат родину любить!
– обрадовалась я. приготовившись к очередному шоу способному отвлечь мой сопротивляющийся знакомству с родными Эмо организм от мелкой противной дрожи.